Трудовая миграция в России

[*]

В 2003 году Международная организация труда (МОТ) в рамках Специальной программы действий по борьбе с принудительным трудом провела исследование, целью которого был сбор данных о формах трудовой эксплуатации в России. Для нашей страны такое исследование чрезвычайно актуально, поскольку она переживает стремительный рост иммиграции (особенно из стран СНГ), а отсутствие адекватного регулирования миграционных процессов приводит к распространению различных практик эксплуатации, включая и такие как рабство и торговля людьми.

Настоящая статья частично отражает результаты исследования, проведенного МОТ[1]. Материал, лежащий в ее основе, собран в трех регионах России: Омской, Ставропольской и Московской областях. Общий объем выборки: 442 мигранта из стран СНГ.

Россия и глобальный миграционный режим

В докладе «Положить конец принудительному труду» (2001) МОТ отмечает, что во все времена отношения зависимости и принуждения были основаны на неравенстве. Но вряд ли когда-либо это неравенство осознавалось в глобальном масштабе так отчетливо, как это происходит сегодня. Западная либерально-демократическая система, предложенная сегодня миру в качестве универсальной модели развития, как бы определила некий общий стандарт, помогающий измерить и осознать степень неравенства государств и их граждан. Доходы богатейших пяти процентов мирового населения в 114 раз превышают доходы беднейших пяти процентов[2]. В середине 1990-х средняя оплата труда в промышленности развитых стран была в 130 раз выше, чем в развивающихся (и в 30–50 раз выше, чем в России)[3]. Велика дифференциация и на пространстве бывшего СССР: в России средняя месячная заработная плата составляет 147 долларов США, в Украине — 61, в Киргизии — 31 и в Таджикистане — 13.

Интернационализация экономики, развитие транспортных и коммуникационных технологий способствовали повышению мобильности капитала, товаров, технологий, информации и людей. В то же время развиваются и приемы манипулирования людьми, которое превратилось в прибыльный бизнес. Симптоматично, что последним крупным документом, принятым на рубеже веков (в 2000 году) ООН, была Конвенция против транснациональной организованной преступности, причем два из трех дополняющих ее протоколов непосредственно относятся к проблемам миграции: «Протокол о предупреждении и пресечении торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и наказании за нее» и «Протокол против незаконного ввоза мигрантов по суше, морю и воздуху». Россия ратифицировала Конвенцию и оба протокола в 2004 году.

Устойчивая трудовая миграция за несколько последних десятилетий вызвала заметные структурные сдвиги в экономике индустриально развитых стран, существенно изменив сегментирование рынков труда. Обозначившееся разделение труда, в котором мигрантам, как правило, отводятся определенные виды работ, постепенно стало неотъемлемой частью мирового экономического порядка. В большинстве принимающих стран доля иностранных работников с начала 1980-х годов постоянно возрастала и к 1999 году составила в Германии девять процентов общей численности занятых, в Австрии — 10 процентов, в Швейцарии — 18 процентов, в Люксембурге — 57 процентов[4]. В России этот показатель еще очень низок: менее 0,5 процента. Впрочем, это данные официальной статистики. На самом деле мигранты играют в экономике многих регионов страны гораздо бoльшую роль. Согласно неофициальным оценкам, их доля составляет пять-семь процентов занятых, т. е. достигает примерно такого же уровня, как в Бельгии, Франции, Швеции.

Постоянный спрос на неквалифицированный и низкооплачиваемый труд мигрантов, существующий в развитых странах, рождает соответствующее предложение в бедных странах, раскручивая тем самым маховик миграции[5]. Так формируется и воспроизводится миграционный режим, который является одним из элементов современного экономического порядка, поддерживает и обслуживает его.

Миграционное пространство СНГ является относительно либеральным (благодаря безвизовому режиму), но не составляет исключения: оно подчиняется тому же миграционному режиму, что и остальной мир. Россия как основная принимающая страна в регионе строит свою иммиграционную политику по примерно таким же схемам, как и другие принимающие страны (квотирование, обеспечение преимущественного права местных работников на занятие данного рабочего места, принцип «инициативы работодателя» и т. п.). Миграция сегодня развивается крайне противоречиво и иррационально. Глобализация приводит к кризису национального государства как полновластного управляющего субъекта, способного, в частности, контролировать перемещения людей. Огромный размах приобрела нелегальная миграция, ставшая характерной чертой современного миграционного режима. Согласно официальным оценкам, нелегальных мигрантов в России пять миллионов. В основном это приезжие из стран СНГ и Юго-Восточной Азии.

Неэффективность управления миграцией выражается также в неспособности государств скоординировать миграционную политику и экономическую потреб ность в мигрантах. Большие группы мигрантов оказываются в положении нелегалов из-за того, что не могут законным путем занять рабочие места, существующие в принимающей стране.

Мигранты в России заняты главным образом в теневых секторах экономики и подвергаются жестокой эксплуатации. В России масштабы теневой экономики оцениваются в 22,4 процента ВВП; по оценкам Госкомстата, в 2001 году в неформальном секторе было занято не менее 10 миллионов человек (15 процентов занятых в экономике)[6]. Как минимум три четверти мигрантской занятости находится в «серой» зоне. Нелегальность идет рука об руку с криминалом. Сети полуофициальных, теневых и открыто криминальных организаций предоставляют мигрантам широкий спектр услуг. Криминальные дельцы получают громадные прибыли от переправки нелегальных мигрантов и посредничества при их трудоустройстве.

В общественно-политических дискуссиях миграция все чаще обсуждается с точки зрения прав человека. Однако неспособность (или неготовность) большинства принимающих государств принять на себя ответственность за соблюдение на своей территории прав мигрантов очевидна. Показательно, что Конвенция ООН 1990 года «О защите прав всех трудящихся-мигрантов и членов их семей» за 12 лет с трудом набрала необходимые 20 ратификаций и вступила в силу только 1 июля 2003 года[7]. Большинство развитых стран так и не ратифицировало эту Конвенцию, что говорит об их неготовности к расширению легитимного пространства трудовой миграции.

Таким образом, существующий миграционный режим содержит в себе механизмы, которые порождают и постоянно воспроизводят отношения эксплуатации.

Трудовые мигранты или экономические беженцы?

Сочетание притягивающих и выталкивающих факторов, из-за которых мигранты устремляются в Россию, может быть весьма сложным и разнообразным, однако в большинстве случаев основными являются экономические факторы: низкие заработки и отсутствие хорошей работы на родине. Важна также неудовлетворенность бытовыми и жилищными условиями на родине, характерная для 28 процентов опрошенных мигрантов. Велика и роль так называемых интегральных факторов, т. е. общей оценки ситуации на родине и на новом месте («отсутствие перспектив на родине», «хочу жить в России, так как здесь лучше» и т. п.).

Большинство опрошенных мигрантов отмечают очень плохое или плохое материальное положение, которое было у них на родине до миграции: средний месячный доход работающих (!) составлял 54 доллара США. Субъективные оценки мигрантами своего материального положения до и после миграции показывают, что для абсолютного большинства миграция как стратегия выхода из трудного экономического положения оправдывает себя (см. табл. 1). Несмотря на все трудности, они считают миграцию выгодной и намерены приезжать в Россию работать и в дальнейшем. Практически все отметили, что посоветовали бы сделать то же своим друзьям.

Около половины опрошенных (от 53 процентов в Москве до 42 процентов в Ставрополье) посылают часть заработанных денег на родину, как правило в твердой валюте (главным образом в долларах США). Большая часть опрошенных посылают домой менее 100 долларов в месяц. Более 100 долларов посылают только 12 процентов мигрантов. Как видно из табл. 2, эти деньги являются значительнойпомощью семьям мигрантов, оставшимся на родине.

Большинство опрошенных посылают деньги родным и близким с оказией, через родственников и друзей; лишь немногие пользуются услугами банков.

Во многих странах «миградоллары» — денежные переводы мигрантов — составляют значительную часть валового национального продукта. Как показал наш опрос, в месяц гражданин Азербайджана посылает домой в среднем 133 доллара США, Украины и Армении — 130, Молдавии — 110, Грузии — 86, Узбекистана — 52, Таджикистана — 51 доллар США.

А за весь истекший период (только последнего) пребывания в России средний гражданин Азербайджана послал домой всего 5 852 доллара, Армении — 4 810, Грузии — 4 042, Молдавии — 2 750, Украины — 2210, Белоруссии — 2 140, Казахстана — 1 121, Таджикистана — 765, Киргизии — 711, Узбекистана — 676 долларов США.

Средняя продолжительность пребывания в России мигрантов, попавших в выборку, составила (в данный приезд) почти 25 месяцев, т. е. чуть более двух лет, причем около 20 процентов мигрантов живут здесь уже почти пять лет. Прожили в России все 12 месяцев в 2000 году 18 процентов мигрантов, 25 процентов — в 2001 году, 35 процентов — в 2002 году и почти 70 процентов — все шесть месяцев до момента опроса в 2003 году. Более 40 процентов опрошенных хотели бы получить российское гражданство и остаться в стране навсегда. Многие уже длительное время живут в стране, перевезли сюда свои семьи, в большинстве своем имеют регистрацию по месту жительства и фактически рассматривают Россию как страну постоянного проживания. По существу они уже не являются трудовыми мигрантами, поскольку их цель — стать гражданами страны приема. Еще 20 процентов мигрантов настроены на длительное проживание в стране с последующим возвратом. И только около 30 процентов мигрантов предпочитают быстрый заработок и возврат домой.

Строго говоря, люди, приезжающие в страну с намерением остаться на постоянное жительство, должны рассматриваться не как трудовые мигранты, а как «экономические беженцы». Жизнь вносит коррективы в классические представления, согласно которым существует четкое разделение между временной и постоянной, а также вынужденной и экономической миграцией. Миграционное поведение людей становится все более гибким, а критерий разделения потоков по целям перемещений — менее четким. Подобные цели фиксируются при въезде в страну пограничной статистикой, но в дальнейшем они могут меняться. Эти изменения можно зафиксировать только с помощью текущей статистики пребывания мигрантов (регистрации), которая в России пока работает крайне неэффективно.

Между тем данные о намерениях мигрантов и продолжительности их пребывания в стране важны для разработки миграционной политики. Несомненно, мигранты, долгое время живущие в России, образуют значительный демографический, трудовой и даже интеллектуальный потенциал. Очень важно также, что благодаря культурной близости или совместному историческому прошлому они готовы интегрироваться в российское общество и, как показывает исследование, уже в значительной мере в него интегрированы. Политика интеграции таких мигрантов должна быть оформлена институционально. Хотя Россия в ряде программных документов декларирует свою заинтересованность в приеме мигрантов, существующие сегодня правила предоставления гражданства и статуса постоянного жителя свидетельствуют скорее об обратном. В последнее время среди экспертов широко обсуждается идея проведения миграционной «амнистии» для части трудовых мигрантов. Эта мера представляется вполне целесообразной, поскольку существующий сегодня «перекос» в сторону силовых методов регулирования миграции нельзя считать разумным и эффективным.

Каналы информации и трудоустройства: господство неофициальных структур

Как получение информации о возможностях миграции и работы в России, так и трудоустройство мигрантов почти полностью обеспечиваются неофициальным, теневым или чисто криминальным путем. Лишь три-пять процентов опрошенных получали такую информацию официальным порядком. Это объясняется слабостью официальных структур, регулирующих трудовую миграцию, — отсутствием надежных государственных или легальных частных информационных служб, осуществляющих подбор работы, юридическое сопровождение и т. д.

Лишь около 20 процентов опрошенных еще до выезда знали, где и кем будут работать в России. При этом более половины мигрантов не получили в России той работы, на которую рассчитывали; даже если вид работы и совпадал с предварительно оговоренным, условия труда в двух третях случаев оказывались не такими, как было обещано.

Инфраструктура миграции в России развита слабо, но уже начинает развиваться, прежде всего в столице. Необходимо целенаправленное формирование такой инфраструктуры, которая пользовалась бы к тому же доверием граждан и мигрантов. Пока же теневые и неформальные отношения зачастую работают эффективнее, чем официальные институты трудовой миграции.

Из-за отсутствия официальных миграционных служб значительное число мигрантов (около 15 процентов в Москве и Ставрополе, где теневая инфраструктура миграции наиболее развита) обращаются за помощью в трудоустройстве к частным посредникам. Так называемое «черное посредничество» превратилось в организованный институт теневой экономики, активно использующий отработанные схемы, — объявления в газетах и других СМИ, личную вербовку работника (например, на вокзалах) и т. п. N — из Таджикистана. Ему 37 лет. Строитель (кровельщик по профессии). Он увидел человека с табличкой «Требуются рабочие на стройку», когда сошел с поезда. Этот подрядчик собрал человек 10 разных национальностей и развез по разным стройкам. В первую же зарплату он опять приехал и собрал со всех по 20 долларов в качестве платы за свои услуги (из интервью).

Вербовка может осуществляться прямо на рабочем месте, и тогда работник передается «с рук на руки» от одного работодателя к другому, как правило, за определенную плату.

Иногда объекты расположены через дорогу, и хозяева договариваются и передают рабочих из рук в руки, причем «старый» работодатель иногда не расплачивается с работниками, а обещает, что это сделает новый. Иногда рабочие сами сколачивают бригады и ищут лучшее место; чтобы избежать этого, работодатели отбирают документы (из интервью).

Вербовка может происходить и на так называемых «невольничьих рынках», где собираются мигранты, ищущие работу. В Москве такой рынок расположен под открытым небом на Ярославском шоссе: это огромная толпа людей, состоящая из мигрантов и представителей работодателей, ищущих дешевых работников.

Нередко посредники становятся частью механизма торговли людьми. Так, специальные агенты вербуют девушек в деревнях Средней Азии для работы в частных хозяйствах и для секс-услуг в России. Респектабельного вида человек при езжает в деревню и находит нам наиболее незащищенную семью (бедную, многодетную, с родителями-алкоголиками, больными, стариками и т. п.); с помощью опробованных методов психологического воздействия убеждает родителей «отдать» ему свою дочь, которую обязуется «устроить» в городе (например, в России), помочь с работой или учебой, жильем и т. п. Родителям, как правило, платится небольшая сумма (порядка 100–200 долларов) и обещаются регулярные денежные переводы от дочери в будущем. То есть человек попросту покупается. Улаживаются формальности переезда через границу (если девушка несовершеннолетняя — с помощью доверенности от отца). Девушка перевозится и передается «хозяину». Подобные же схемы используются для вербовки строительных рабочих, персонала в подпольные цеха и т. п.

Поневоле прибегая к услугам теневых посредников, мигранты изначально вынуждены идти на риск. Сами же частные «предприниматели» действуют практически открыто: во-первых, из-за пробелов в законодательстве, позволяющих им уходить от ответственности (их можно преследовать разве что за неуплату налогов и подобные «смежные» правонарушения); во-вторых, благодаря коррупции, которой пропитаны все отношения трудовой миграции.

Приведем отрывок интервью с так называемым «черным посредником», осуществляющим поставку мигрантов из Узбекистана в российское Ставрополье. Из слов этого человека хорошо видно, что организация трудовой миграции превращается в выгодный бизнес, услуги которого пользуются устойчивым спросом.

Организация миграции включает целый комплекс услуг: переправку мигрантов, устройство их на работу, обеспечение жильем, иногда временную регистрацию. Путь из Узбекистана в Ставрополь длится примерно неделю. Переправляются на автобусах (частных или рейсовых). Основная проблема состоит в том, что сотрудники милиции на дорогах собирают «дань». На месте, если есть крупное строительство (это, как правило, частные стройки — например, развлекательного комплекса и т. п.), то мигранты поселяются «на объекте». Но так бывает не всегда. На собственном дачном участке переправщик поставил три строительных вагончика, куда он поселяет мигрантов. Мигранты отдают ему от четверти до трети заработка, и еще он вычитает за те траты, которые делает для них — выкуп из отделения милиции, плата за рабочее место, оплата временной регистрации, питание, проживание и т. д. Паспорта и документы у мигрантов отбирает.

Лишь четыре процента опрошенных пользовались при трудоустройстве услугами профессиональных юристов. Но все же «ростки» цивилизованных отношений в сфере трудовой миграции начинают пробиваться: в обществе формируется спрос на качественные информационные и правовые услуги по организации миграции. Хотя в настоящее время доминируют теневые услуги, более надежный «миграционный продукт», дающий мигрантам необходимые правовые гарантии, будет востребован рынком. Возможно, именно спрос «снизу» заставит предпринимателей, занимающихся предоставлением миграционных услуг, оказывать более активное давление на государство, которое должно создать соответствующие правовые условия. Этот процесс уже начался. Так, в 2003 году была создана Ассоциация организаций — экспортеров рабочей силы, целью которой является противодействие нелегальным агентам на рынке трудовой миграции, сотрудничество с государством в расширении правового поля миграции, содействие фирмам, предоставляющим услуги по выезду российских граждан на работу за рубеж. Что же касается приема трудовых мигрантов в России, то он до сих пор практически не организован.

Сферы занятости мигрантов и реструктуризация российского рынка труда

Анализ основных сфер занятости мигрантов в России (см. табл. 3) свидетельствует о том, что российский рынок мигрантского труда структурируется так же, как рынки других принимающих стран. В России идет процесс формирования характерного для таких стран разделения труда между местными и приезжими работниками. Основой такого разделения труда является процесс национальной сегрегации работников. Довольно четко выражена и гендерная специфика, т. е. «мужские» и «женские» сферы занятости. К первым относятся в первую очередь строительство, тяжелый труд в промышленности, на транспорте, в коммунальном и сельском хозяйстве. Ко вторым — торговля, сфера общественных и домашних услуг, индустрия досуга и развлечений, секс-занятость.

Если на западных рынках труда мигрантские сегменты сформировались несколько десятилетий назад, то в России такое разделение труда только формируется. Это происходит буквально на глазах, причем по-разному в разных регионах — в зависимости от структуры местной экономики или социальных особенностей региона. Так, в Москве и других крупных городах складывается новый сектор рынка труда — сектор домашних услуг, ориентированный на спрос богатых людей, включая верхушку нарождающегося среднего класса. Новые модели ведения домашнего хозяйства, воспитания детей, ухода за стариками, характерные для этого слоя населения, предполагают услуги домработниц, нянь, сиделок и т. п. В регионах с более низким уровнем жизни такие модели рыночного поведения пока не сформировались. Если относить к среднему классу население со среднедушевым доходом от 300 до 1 000 долларов США, то в Москве он составляет более трети населения, в то время как в большинстве других городов России не превышает 10 процентов (например, в Омске — восемь процентов), поэтому там этот сектор пока находится в зачаточном состоянии. На домашнем труде изза его «приватности», непрестижности, незащищенности, низкой оплаты традиционно лежит печать второсортности — именно поэтому соответствующий сектор быстро превращается в нишу мигрантской занятости, привлекая большое число женщин-мигрантов из Украины, Белоруссии, Молдавии.

Вопрос, отнимают ли мигранты рабочие места у местного населения или же занимают места, на которые оно не претендует, широко обсуждается во всех странах, принимающих мигрантов. В России, как и в большинстве стран, разрешение работодателю на найм иностранных работников дается только с санкции службы занятости, которая и должна подтвердить, что данные рабочие места свободны от притязаний со стороны местных работников. Поэтому предполагается, что легально нанятые иностранные работники не конкурируют с местным населением. Что же касается неформального рынка труда, где и занята бoльшая часть мигрантов в России, то опрос показал, что от 30 до 50 процентов мигрантов не чувствуют конкуренции с местными работниками за свое рабочее место, заявляя, что они делают работу, на которую местные не претендуют. В Москве таких мигрантов более 50 процентов. Это, очевидно, объясняется как более высоким уровнем жизни столичного населения, так и сложившимся в результате интенсивной иммиграции на протяжении последних 15 лет разделением труда между местными и мигрантами. Очевидно, московский рынок труда повторяет западный путь, а региональные рынки следуют за ним с некоторым временным лагом.

Таким образом, более или менее значительная часть рабочих мест, занятых сегодня мигрантами (от 50 процентов в Москве до 30 процентов в регионах), уже стали чисто мигрантскими, т. е. «зарезервированы» за ними на долгие годы. Остальная часть рабочих мест «отвоевывается» мигрантами в конкурентной борьбе с местным населением. Козырями мигрантов при найме на работу являются демпинговые цены на труд; согласие работать дольше и с большей интенсивностью, чем местные работники; отсутствие притязаний на социальные выплаты и льготы. Работодатели часто предпочитают нанимать мигрантов и за то, что они не пьют, не отвлекаются на семейные проблемы и т. п.

Среди факторов, дающих преимущество мигрантам в глазах работодателей, немаловажную, а часто ключевую роль играет их согласие на неформальную занятость. Легальная миграция и неформальная (или нелегальная) занятость — звенья одной цепи. И та и другая существуют благодаря теневым отношениям, пронизавшим все сферы жизни — как в экономике, так и в обществе. Российской власти надо одновременно корректировать экономическую политику, добиваясь выхода из тени огромных сегментов экономики, и миграционную политику, добиваясь эффективного для государства и для человека участия мигрантов в национальной экономике. Превалирующее в настоящее время использование нелегального труда мигрантов выбивает местных работников из борьбы за эти рабочие места. Если же их будут занимать легальные мигранты, то не будет такой разницы в оплате, и местные работники смогут тоже включиться в конкурентную борьбу за эти места. К тому же в тех секторах, где заняты преимущественно нелегальные мигранты, консервируется низкий уровень модернизации производства и плохие условия труда. Переход на легальный найм мог бы хоть до некоторой степени поправить положение.

Хотя в России оформление мигрантских или этнических ниш занятости только начинается, во многих регионах труд мигрантов уже стал существенным фактором структурирования местных рынков труда и всей экономики. Использование мигрантов постепенно превращается в систему, т. е. имеет место не просто случайный найм случайного работника, а воспроизводится определенный режим, «резервирующий» определенные рабочие места именно за мигрантами, а не за коренными жителями. Сегодня в Москве за мигрантами «зарезервированы» строительные работы, торговля на уличных и крытых вещевых и продуктовых рынках, работы по ремонту офисов и квартир, уборка дворов, домов, офисов, мойка стекол, дорожные работы, мойка автомобилей, автосервис, придорожный сервис на пригородных шоссе, услуги в сфере развлечений, включая секс-услуги. К работам, где часто можно встретить мигрантов, относятся также курьерские, рекламные, маркетинговые и т. п. услуги, оплачиваемые, как правило, сдельно и требующие от работника большого напряжения сил. В некоторых из этих сфер мигранты уже составляют абсолютное большинство работников, в других их доля постоянно растет и будет расти. Исследование показало, что в Москве примерно 50 процентов рабочих мест, на которых сегодня работают мигранты, уже вряд ли могут быть заняты местными работниками и, вероятно, останутся мигрантскими.

Систематическое использование труда мигрантов вызывает серьезные трансформации не только экономических, но и социальных отношений. И работодатели и общество «привыкают» к дешевому труду мигрантов, постоянно воспроизводя потребность в нем. Это дает возможность локальному социуму и его представителям более эффективно использовать собственные ресурсы. Так, в развитых странах благодаря использованию труда женщин-мигрантов по уходу за детьми, пожилыми и больными женщины среднего класса освобождаются от подобной работы, повышается их активность в публичной сфере и спрос на общественно престижные рабочие места, а это прямо влияет на гендерную «расстановку сил» в сфере занятости[8]. Труд мигрантов дает принимающей стране возможность развивать образовательную систему, увеличивая сроки образования для своих граждан и тем самым укрепляя национальный человеческий потенциал. Можно привести и другие аналогичные примеры. Россия пока не умеет с толком распоряжаться экономическими и социальными возможностями, которые дает миграция, между тем как негативные социальные эффекты миграции проявились в нашей стране со всей очевидностью (двойные стандарты, равнодушие общества к эксплуатации «чужих», разыгрывание миграционной карты в политической борьбе и т. д.).

Совершенно ясно, что «мигрантский модуль» в экономике России будет приобретать все более отчетливые очертания, встраиваясь в действующие экономические структуры и институты. В ближайшем будущем российская экономика станет зависеть от притока труда мигрантов точно так же, как сегодня от него зависят экономики развитых стран.

Эксплуатация труда нелегальных мигрантов и теневая экономика

Наличие тесной связи между теневой экономикой и нелегальной трудовой миграцией бесспорно. Однако механизмы их взаимовлияния сложнее, чем может показаться на первый взгляд. С одной стороны, теневая экономика провоцирует нелегальную миграцию, предъявляя спрос именно на неформальный, дешевый и незащищенный труд мигрантов, поощряя их отказ от легализации своего статуса. С другой стороны, наличие большого числа нелегальных мигрантов в стране, для которых недоступна официальная занятость, стимулирует развитие и процветание теневого сектора, предоставляя работодателям постоянно пополняемый резервуар дешевого труда[9].

В России масштабы неформальной и теневой экономики огромны. Согласно наиболее консервативным оценкам, ее объем составляет около четверти ВВП. Особенно выделяются в этом отношении торговля и сектор услуг, где скрыто 60–70 процентов добавленной стоимости, а также сельскохозяйственное производство и строительство. В середине 2001 года в неформальном секторе были заняты 10 миллионов человек, из которых 6,5 миллиона имели здесь основную и единственную работу; 3,3 миллиона были заняты в торговле и общественном питании, 2,7 миллиона — в сельском хозяйстве, около миллиона — в промышленности и более полумиллиона — в строительстве[10].

Как минимум три четверти мигрантской занятости находится в тени, а то и просто вне закона. Менее 20 процентов опрошенных трудовых мигрантов (26 процентов в Омске, 22 процента в Москве и только 11 процентов в Ставрополье) имеют письменный контракт с работодателем; остальные указали, что все детали соглашения оговаривались устно и, естественно, не имеют никакой юридической силы. В среднем 74 процента (от 70 процентов в Омске до 80 процентов в Ставрополе) указали, что получают зарплату так называемым «черным налом», т. е. без официальной ведомости, не платят никаких налогов и отчислений.

Только в 13 процентах случаев работодатель является соотечественником работника-мигранта. Большинство работодателей в Москве — русские, армяне и азербайджанцы; в Ставрополье — русские и грузины; в Омске национальный состав работодателей более разнообразен — узбеки, киргизы, армяне.

Иногда этническая солидарность и привычная вера в неформальные отношения, характерная для постсоветской ментальности, используются как защитный механизм в условиях «дикого рынка». Примером могут служить армянские сообщества, традиционно имеющие сильную диаспору: армяне реже попадают в трудные ситуации, чем, например, таджики, этнический ресурс которых намного слабее. С другой стороны, известны случаи (например, среди молдаван), когда этнический ресурс играет негативную роль, ограничивая возможности мигрантов и не давая им вырваться из круга эксплуатации.

Современные мигранты все больше используют помощь не диаспоры, т. е. части этноса, относительно давно и стабильно проживающей вне метрополии, а более «гибких» мигрантских сетей, сложившихся в основном в последние годы. При всей своей социальной неоднородности диаспора, как правило, стремится встроиться в принимающее общество, учитывать существующие в нем стандарты: она институционализуется, дистанцируется от криминала и т. п. Мигрантские сети представляют собой гораздо более подвижное, неформальное и безличное образование. К тому же иногда сети срастаются с этнической преступностью, и обращение к ним может не помочь, а навредить мигранту, приведя его прямо в руки преступников и торговцев людьми.

Говоря о традиционных диаспорах, мы вспоминаем в первую очередь выходцев из Армении, Азербайджана и некоторых других стран; что же касается наиболее разветвленных и сильных сетей, то в России, вероятно, следует признать такими украинскую и молдавскую. Начинают складываться и узбекская и таджикская сети. Достоверно оценить степень криминализации этих сетей пока трудно, однако известно, что молдавские, узбекские и таджикские рабочие относятся в России к наиболее жестоко эксплуатируемым трудовым мигрантам.

Недобросовестные предприниматели, действующие в «мутной воде» российской экономики, имеют практически неограниченные возможности манипулирования как самими нелегальными работниками, так и полученными незаконными сверхприбылями. Используя на протяжении долгого времени столь безотказный механизм максимизации прибыли, работодатель уже вряд ли от него откажется. В определенных экономических нишах дешевый труд мигрантов превратился в своего рода «наркотик», без которого слабый бизнес может просто умереть.

Нарушения трудовых прав и сверхэксплуатация мигрантов распространены столь широко, что практически не воспринимаются как нечто незаконное.

Как видно из табл. 4, ни один опрошенный в Москве и Ставрополе не указал на отсутствие хотя бы некоторых форм эксплуатации и насилия. «Классические» нарушения трудовых прав отметили 40–60 процентов опрошенных, а особо тяжелые формы криминальной эксплуатации — 10–20 процентов. Причем в столичном регионе значительно шире распространены некоторые тяжелые виды эксплуатации: ограничение свободы, т. е. контроль над перемещениями, содержание взаперти и т. п. (31 процент), и физическое насилие (13 процентов). Сексуальная эксплуатация женщин встречается в Москве в два раза чаще, чем в Ставрополе, и почти в три раза чаще, чем в Омске: о ней заявили 30 процентов опрошенных женщин, занятых во всех сферах включая рынок, строительство и т. п., а в сфере развлечений заявили о принуждении к секс-услугам практически 100 процентов опрошенных женщин.

Жесткий контроль работодателя над работником может осуществляться различными способами. Самыми распространенными из них является изъятие документов и так называемая долговая кабала. По данным нашего опроса, в среднем в 20 процентах случаев (23 процента в Москве и Ставрополье, 17 процентов в Омске) паспорт мигранта хранится у работодателя; 18 процентов опрошенных в Москве и 15 процентов в Ставрополье заявили о наличии долга, который надо отработать, т. е. практически признали состояние долговой кабалы. При этом долг, как правило, значительно превышает месячный заработок. Сформировался целый набор криминальных практик, приводящих к возникновению такого долга: это может быть сфабрикованная недостача у продавца, перерасход материалов на строительстве, отработка платы, которую работодатель заплатил посреднику за работника, и т. п. Только 37 процентов опрошенных отметили, что могут свободно уйти от работодателя. Остальные по тем или иным причинам (см. табл. 5) не могут этого сделать.

Наиболее тяжелые формы эксплуатации мигрантов получили достаточно широкое распространение (на уровне 10–20 процентов). Элементы рабства, насилия и принуждения встраиваются в трудовые отношения и часто воспринимаются как норма, а не как нарушения прав человека. Таким образом, трудовая эксплуатация превращается из маргинального в некий квазинормальный феномен, что неприемлемо с точки зрения демократических стандартов. Этому способствуют несколько факторов: 1) готовность самого работника под влиянием тех или иных обстоятельств мириться с рабскими условиями труда; 2) попустительское отношение общества и властей к трудовой эксплуатации; 3) низкое правосознание граждан и недоверие к власти, характерное для всех стран бывшего СССР; 4) недоверие власти и общества к мигрантам, ксенофобия, антимигрантские настроения; 5) коррупция.

Как противодействовать эксплуатации? Превалирующий в настоящее время подход, якобы исходящий из примата национальной безопасности, а по сути сводящийся к борьбе с нелегальной миграцией силовыми методами, должен уступить место более взвешенному и экономически обоснованному подходу, базирующемуся на точных оценках экономической потребности в мигрантах и создании адекватных каналов для легализации как временных, так и постоянных мигрантов. Защита человеческих прав мигрантов также должна найти адекватные институциональные формы, реально обеспечивающие для них правовое пространство, ограничивающие коррупцию и произвол властей и работодателей.

1. Формирование ззаконодательных механизмов противодействия эксплуатации мигрантов
Расширение легитимного поля трудовой миграции путем введения поправок в закон «О правовом положении иностранных граждан в РФ» и введения специальной главы о работниках-мигрантах в ХII раздел ТК РФ.
Разработка программы поэтапной легализации незаконных мигрантов, присутствующих на территории России.
Введение специальных норм уголовного и административного права против организаторов нелегальной миграции и их пособников.
Разработка и внедрение методик по применению новых статей УК о торговле людьми и использовании рабского труда, принятых в декабре 2003 года.
Подготовка к ратификации Конвенции ООН 1990 года о правах всех трудящихся-мигрантов и членов их семей, а также Европейской конвенции.
Разработка программ защиты жертв и свидетелей в целях более эффективного привлечения пострадавших от незаконных действий властей и работодателей.

2. Формирование институциональных механизмов противодействия эксплуатации мигрантов
Обеспечение адекватной статистики и учета миграции, проведение научных исследований.
Введение специальных функций по противодействию трудовой эксплуатации мигрантов в полномочия компетентных органов (Федеральная инспекция труда и др.); обучение кадров, тренинги.
Разработка и институционализация политики интеграции мигрантов (создание специального подразделения, в компетенцию которого входили бы эти вопросы).
Кооперация между ведомствами, руководящими трудовой и миграционной политикой, для определения экономической потребности в мигрантах и наиболее эффективных путей обеспечения их занятости, противодействия теневой занятости мигрантов.
Борьба с коррупцией: развитие официальной инфраструктуры миграции и официально действующих служб, обеспечивающих безопасную и информированную миграцию (информационные, консультационные, правовые, посреднические услуги; помощь в трудоустройстве; доступ к медицине, рынку жилья и пр.).

---

[*] В статье использованы материалы исследования МОТ «Принудительный труд, нерегулируемая миграция и торговля людьми в России» и материалы исследования, проведенного автором по гранту РГНФ № 04–02–00158а в 2004 году.

[1] Принудительный труд в современной России: Нерегулируемая миграция и торговля людьми. М.: МОТ, 2004.

[2] UNDP Human Development Report 2002. P. 19.

[3] Stalker P. Workers without Frontiers. The Impact of Globalization on International Migration. ILO, Lynne Rienner Publishers, 2000. P. 23.

[4] Migration Policy Issues. IOM. 2003. № 2. March.

[5] Высококвалифицированная, или так называемая интеллектуальная миграция также является частью современного миграционного режима, однако в данном исследовании она не рассматривается.

[6] Ненаблюдаемая экономика: попытка количественных измерений / Под ред. А. Е. Суринова. М.: Финстатинформ, 2003. С. 23, 44.

[7] Россия, как и многие другие принимающие страны, эту Конвенцию не подписала.

[8] Подробнее см.: Малышева М. Глобализация, гендерное неравенство и репродуктивный труд женщин // Гендер и экономика: Мировой опыт и экспертиза российской практики. М.: Русская панорама, 2002.

[9] Ненаблюдаемая экономика: попытка количественных измерений. С. 44.

[10] Хотя средний заработок мигрантов составил 180 долларов США, что примерно соответствовало среднемесячной номинальной начисленной заработной плате в России на момент опроса, рабочая неделя мигрантов в среднем равнялась 66 часам. Абсолютное большинство (более 90 процентов) опрошенных работников-мигрантов не имеют оплачиваемого ежегодного отпуска. Только у восьми процентов (семи процентов в Москве, 13 процентов в Омске и четырех процентов в Ставрополье) есть возможность взять оплачиваемый отпуск по болезни.