От редакции

Причина, по которой ОЗ в очередной раз обращаются к теме образования (в данном случае высшего), очевидна: кризис образования как такового, о неизбежности которого твердили специалисты, налицо. Равно как и кризис высшей школы, который в нашей стране приобрел, как часто случается с общемировыми трендами на российской почве, особо острый и местами злокачественный характер.

Попросту говоря, сегодня мы наблюдаем радикальную образовательную реформу, конечная цель которой не только не зафиксирована в рамках достаточно широкого общественного консенсуса, но, судя по всему, даже не может пока быть сколько-нибудь инструментально сформулирована субъектами и институтами, отвечающими за ее проведение. Это не упрек, а лишь констатация: мы переживаем увлекательнейший момент истории образования. Тот факт, что в нашей стране эта история сегодня становится чрезвычайно остросюжетной, объясняется, по-видимому — как, впрочем, всегда и все в России, — нашим замечательным межеумочным положением. В то время как кризис переживают и европейская, и американская высшие школы, российские реформаторы по существу ищут решение для обеих, пытаясь сохранить самое ценное из привычной для нас европейской модели и перенять все лучшее из заокеанской. Если задача представляется почти не имеющей решения, то почему бы не пробовать решить ее в самом трудном варианте? Поскольку природа нынешнего кризиса образования в мире беспрецедентна, постольку свободен в выборе стратегии и тактики всякий борец с этим кризисом. Результаты реформы пожнут наши внуки. И если урожай окажется скудным, а плоды горькими — увы. Винить можно будет только себя.

Никто не может уверенно сказать сегодня, в чем цель высшего образования. Вернее, всякая анонсируемая цель в любой момент может оказаться ничтожной. Высшая школа как социальный лифт? Но где ресурс для качественного скачка, если на этом лифте катается чуть ли не полстраны? И куда, в какие сферы поднимаются на самом деле все эти люди? Образование как способ овладения ликвидными навыками и умениями? Но кто в состоянии предсказать тренды ликвидности для оных хотя бы на десять лет вперед? Кто объяснит, зачем ходить в школу, если можно учиться, не вставая с дивана? Университет как столп и утверждение культуры? Романтично, но договариваться о терминах придется непозволительно долго, да и достижение договоренности не гарантировано. Будут ли наши потомки получать всю необходимую информацию в виде киберинъекций (оставим в стороне вопрос, что именно необходимо сейчас и будет таковым завтра)? Возможна ли, нужна ли и достижима ли культурная преемственность? Какие технологические революции ожидают нас в ближайшем и отдаленном будущем? Как люди второй половины XXI века станут выбирать необходимые им знания и умения? Что они будут считать успехом, счастьем, карьерой, достатком, самореализацией, специальностью, компетентностью? Нет ответа. Собственно, отсутствие ответов на все эти важные вопросы и делает искушение вновь и вновь говорить о целях и смысле образования практически непреодолимым. Все равно что говорить о смысле жизни: можно и должно это делать всегда.

Впрочем, на вопрос, зачем образование, можно дать один ответ, который предлагается считать вполне универсальным и даже исчерпывающим, благо он носит довольно общий характер: всякое усложнение человека есть прогресс (заодно введем запрет на обсуждение ценности прогресса и линейных представлений о нем). Чем больше в мозгах и душе сапиенса образуется новых связей, каналов и уровней, тем лучше. Ну, или тем интересней. Во всяком случае, так считают современные продукты (или жертвы) классических образовательных систем, так или иначе кладущие свою жизнь на алтарь безнадежной борьбы с энтропией. Никто не доказал нужность этой борьбы, но зато никто не может отрицать, что сам процесс — увлекательный. Трудно и вообразить более увлекательное занятие.

Так что дело вовсе не в технических деталях выработки критериев для выявления неэффективных вузов, как ошибочно думают многие. Дело в том, что все мы ввязались или оказались вовлеченными в грандиозную битву за очертания будущего — не имея представления о противнике (если таковой вообще есть), не видя поля боя и даже не зная, что в конечном счете будет считаться поражением, а что — победой.

В очередном томе ОЗ мы предоставили слово стратегам, участникам и наблюдателям этой битвы. Считайте, что перед вами вести с передовой. Трофеи здесь могут быть как сугубо символическими, так и вполне материальными. И контрибуции тоже.