Бюрократы и альтернативы

Jeffrey J. Selingo. The Future of Higher Education and What It Means for Students. — N.Y.: New Harvest Houghton Mifflin Harcourt, 2013. — 256 p.

Benjamin Ginsberg. The Fall of the Faculty: The Rise of the All-Administrative University and Why It Matters. — N.Y.: Oxford University Press, 2011. — 264 p.

Из интеллектуалов, критикующих современную систему высшего образования, можно условно выделить два вида. Первые находят свои идеалы в прошлом, к которому и надлежит возвратиться: в академической среде оказалась востребованной легенда о «золотом веке» университета. В отечественном контексте примеры подобной мифологии можно найти в ностальгических образах «советской высшей школы» либо «императорского университета». Второй вид теоретиков образования предпочитает обращаться к будущему. Со времен сэра Фрэнсиса Бэкона популярны всевозможные технократические утопии, среди которых сегодня особенно выделяется кибероптимизм — идеология, согласно которой интернет разрешит все наши проблемы, в том числе в образовании.

К этой второй группе можно причислить Джеффри Селинго — редактора газеты Chronicle of Higher Education. Вопрос о будущем высшего образования в Америке сегодня активно обсуждается в западной прессе. Селинго утверждает, что интернет-технологии способны произвести позитивную революцию в классической системе высшего образования, которая сегодня стремительно рушится. Иной взгляд на кризис высшего образования и возможные сценарии выхода из него предлагает известный политолог-либертарианец из Университета Хопкинса Бенджамин Гинзберг в книге «Закат профессуры». Последняя сегодня также нашла своих внимательных читателей, критиков и сторонников в академической среде США. Главная причина неудовлетворительного состояния современного университета по Гинзбергу заключается в его тотальной бюрократизации при уменьшении значения и роли преподавателей. В связи с этим Гинзберг призывает вернуться к идеалу «университета науки», которым управляют обладающие академическими свободами ученые при минимальном участии административной надстройки профессиональных бюрократов.

При этом оба автора в своих рассуждениях исходят из одной точки. Эта точка — констатация кризиса американской системы образования. Современный университет из символа американского величия рискует превратиться в академический мыльный пузырь. Этому способствует масштабное увеличение студенческой ссудной задолженности: 85 % выпускников оканчивают университеты и колледжи с долговой нагрузкой в среднем в 50 тыс. долларов при все более эфемерных гарантиях трудоустройства. Подсчеты Федерального резервного банка Нью-Йорка показали, что американцы старше 50 лет все еще должны около 139 млрд долларов по своим студенческим кредитам. Государственная помощь в области образования тоже ставится на коммерческую основу: правительство отказывается от системы грантов в пользу политики долгосрочного кредитования. Родители часто вынуждены жертвовать пенсионными накоплениями, чтобы оплатить обучение своих детей. При этом изменяется сам смысл образования: даже в таких классических университетах, как Гарвард, Принстон, Йель или Стэнфорд, количество часов, отведенных на изучение гуманитарных наук, неумолимо сокращается — их заменяют разрастающиеся программы бизнес-образования. По результатам тестирования у 36 % выпускников, становящихся заложниками механического знания, полученного в современном университете, не развиты навыки критического мышления и способность к сложным суждениям. Студенты просто дрейфуют по колледжам и университетам без четкого представления о целях своего обучения. С выходом образования на рынок студенты превращаются в клиентов с определенной ментальной установкой «клиент-всегда-прав». Согласно такой установке клиенты университета ожидают от профессоров не преподавания, а обслуживания. Политика университетов также не способствует установлению академических контактов между преподавателями и студентами: доля штатных преподавателей уменьшается, а профессора, с которыми заключается контракт только на чтение определенного курса лекций, не имеют возможности взаимодействовать со студентами во внеучебное время. Двое из пяти первокурсников никогда не продолжали академическое общение с преподавателями после лекций. У других трех из пяти взаимодействие ограничилось написанием курсовой работы. Исследовательской миссии университета уделяется все меньше внимания. Кроме того, продление преподавательского контракта на следующее полугодие часто напрямую зависит от количества положительных оценок, выставленных студентам. Студент, оплативший счет, может рассчитывать на определенный уровень успеваемости. Сложившийся порядок вещей отражается на общей подготовке студентов: многие работодатели выражают недовольство выпускниками последних лет. Диплом становится показателем не профессионализма, а лишь усидчивости, необходимой для того, чтобы завершить полный курс обучения и претендовать на соискание ученой степени.

В этой связи Селинго ставит давно напрашивающийся вопрос: «Если студенты после окончания университета знают и умеют так мало, то за что они платят?». Убедительный ответ на этот вопрос, в свою очередь, дает Гинзберг. Тревожные тенденции в развитии университетов тщательно скрыты за нарядным фасадом новых роскошных общежитий, спортивных сооружений, развлекательных комплексов, торговых центров и пабов на территории студенческого городка. Студенты также платят не только за осязаемую роскошь, но и за репрезентацию университета в СМИ, его бренд и команду пиар-менеджеров. А также недешево оплачивают труд множества других менеджеров и администраторов, обслуживающих клиентов университета. Строительные проекты на территории кампуса, говорит Гинзберг, являются зримыми символами административных достижений в краткосрочной перспективе. Стремление к социальной инфраструктуре университетов за пределами аудиторий, лабораторий и библиотек стало сверхидеей для администраторов, поскольку заботиться об исследовательских проектах профессиональным чиновникам не так выгодно. Их реализация не всегда прибыльна и имеет долгосрочную перспективу, в то время как цель администратора — быстрее забраться на еще одну ступеньку выше по служебной лестнице, доказывая свою эффективность на всех служебных постах и оставляя после своего ухода хаотичные следы кипучей деятельности и сформулированных, но не выполненных стратегических задач.

За последние 10 лет численность преподавателей в крупных университетах Америки увеличилась в среднем на 15 %, в то время как число чиновников выросло на 30 %. Гинзберг указывает и объективные причины разрастания вузовской бюрократии: развитие информационных технологий, требующих специалистов, усложнение отчетности и процедур сбора средств для нужд университета, увеличение числа студентов. Собственно ученые уклоняются от участия в заседаниях административных комитетов и предпочитают проводить время в лаборатории, библиотеке или аудитории. Но однажды отстранив преподавательский костяк от возможности влиять на политику университета, академическая бюрократия вступила в фазу размножения и наращивания своей мощи. Для этого чиновники придумывают себе новые функции, создавая множество новых комитетов. В Университете Хопкинса, который автор приводит в пример, были созданы «комитет по традиции», «комитет по расовой чувствительности» и даже «комитет готовности и реагирования в критических ситуациях», который обещал защитить университет в случае ядерной, биологической и химической атаки.

Еще одна форма коллективной работы чиновников — встречи и выездные семинары, на которых обсуждаются вопросы планирования и повышения эффективности в образовании. Однако можно задаться вопросом об эффективности самих этих встреч, главным пунктом повестки дня которых нередко является отчет о предыдущих и планирование будущих встреч. Выездные семинары администраторов проводятся за пределами кампуса и часто включают такие виды деятельности, как скалолазание, каякинг или пеший туризм. Темы обсуждения на таких семинарах скорее всего будут иметь декоративный характер, так или иначе связанный с тимбилдингом. Гинзберг иронизирует по поводу недавно прошедших в его университете семинаров: «Хотите ли Вы добиться успеха?», «Пробуди свой внутренний мир». Не удивительно, что администраторы рассматривают подобного рода выездные семинары как субсидированные отпуска. Субсидии на то, чтобы внутренний мир администрации находился в постоянной боевой готовности, поступают от надеющихся на ее благосклонность спонсоров, при активном пособничестве возглавляющих ватагу чиновников президентов и вице-президентов университетов. Сотрудничество администрации с президентами университетов открывает последним широкие возможности для беспрепятственного разбазаривания средств из университетских фондов, проворачивания инсайдерских сделок и преследования собственных финансовых интересов. Вот один из ярких примеров такой академической коррупции: бывший декан и вице-президент Университета Святого Иоанна в Нью-Йорке Сесилия Чанг в 2010 году была обвинена прокуратурой в хищении из университета 1 млн долларов и принуждении нескольких иностранных студентов работать в качестве личной прислуги для сохранения стипендии. Подобные случаи демонстрируют ту безграничную власть, которой обладают высшие чиновники в современном университете. На этом фоне академическая свобода, которую пытаются отстаивать преподаватели, выглядит так же фантомно, как и интересы студентов. Для администрации, создавшей свою собственную корпорацию внутри университетской системы, поощрение не приносящих им непосредственной выгоды студенческих и преподавательских инициатив менее важно, чем расширение своих административных доменов. Поэтому они зачастую не считают зазорным саботировать такие инициативы, концентрируясь на приоритетных для себя направлениях академической жизни.

Почему, получая дорогостоящие образовательные услуги, потенциальные студенты должны платить заложенную в них цену обеспечения существования непомерно разросшейся административной надстройки? Неужели необходимый для выхода на рынок труда диплом можно приобрести, только взяв в нагрузку содержание левиафана университетской администрации, роскошных столовых, общежитий и развлекательных центров? Очевидно, что такие обязательные приложения финансово непосильны для большинства представителей среднего класса, не говоря уже о малообеспеченных слоях населения. Образование становится закрытым, что в перспективе приведет к краху модели производства общественных элит на эгалитарных началах.

Селинго и Гинзберг, в сходных мрачных тонах обрисовав ситуацию, предлагают два разных пути выхода из нее.

Гинзберг — представитель либертарианской позиции. Средством против эрозии высшего образования для него является гарантия академических свобод ученых, которая имеет универсальную ценность для всего общества. В ситуации, когда администраторы в обход факультетов захватывают контроль над учебными программами, научно-исследовательской деятельностью, а также вмешиваются в учебный план, национальные университеты не ожидает ничего, кроме застоя и смерти. В своем манифесте Гинзберг обращается к концепции академических свобод для профессуры — Lehrfreiheit, являющейся в Германии неотъемлемой частью академической культуры. Однако главный ущерб академическим свободам и правовому статусу преподавателя наносит разрушение системы постоянных штатных должностей для преподавателей. Сегодня почти 70 % из тех, кто преподает в американских колледжах и университетах, не являются штатными сотрудниками, работая из года в год на контрактной основе. Контрактники знают, что их договор с университетом может быть расторгнут или не возобновлен, если они выскажут новые и, возможно, непопулярные политические, социальные или научные идеи. При отсутствии академических гарантий, несмотря на закрепленное в законе право на академическую свободу, администрация и попечители могут влиять на публичную позицию ученого. Динамичное общество зависит от постоянного притока новых идей в науке, политике и искусстве, в производстве, распространении и оценке которых ученые играют важную роль. Удел же администраторов, считает Гинзберг, — имитация и мимикрия, а не внедрение новых принципов с помощью институциональной академической свободы. Идеал университета для либертарианца Гинзберга — самоуправляющаяся корпорация автономных от любой внешней силы преподавателей с минимальным участием профессиональной бюрократии в делах университета. Это позволит снизить стоимость образования за счет сокращения штата чиновников и поднять классическую модель образования на новый уровень за счет вовлечения студентов и преподавателей в долгосрочные исследовательские проекты.

В совсем ином направлении относительно будущего высшего образования движется мысль Селинго. Преодоление кризиса классического университета он видит в создании альтернатив существующей системе образования на основе интернет-технологии. Образование будущего — это онлайн-образование. История говорит нам, что если инновации не инициируются изнутри системы высшего образования, то они придут извне. Несмотря на технический прогресс последних двух десятилетий, система высшего образования почти не изменилась: колледжи и университеты предоставляют широкий спектр образовательных и социальных услуг, объединенных в одном пакете на базе физического единства кампуса с его аудиториями, общежитиями и столовыми. Однако сегодня эта система рушится из-за достигающей критической отметки финансовой неустойчивости подобной модели. На ее место должна прийти коллекция поставщиков образовательных услуг. Студенты будущего находятся сегодня в начальной и средней школе. Они всегда знали мир с интернетом, смартфонами и беспроводными соединениями. Их часто называют «цифровыми аборигенами». Цифровой мир для них — мир живого общения, распространения идей и новых способов решения проблем. Поэтому именно интернет-пространство может стать виртуальным телом университета будущего. Один из первых успешных проектов онлайн-образования — Khan Academy, набравший популярность по всему миру бесплатный онлайн-веб-сайт, на котором выпускник Гарварда Салман Хан выложил более 3 тыс. обучающих видеороликов, помогающих ученикам школы восстанавливать пробелы в знаниях. Многие энтузиасты, последовав его примеру, начали создавать некоммерческие образовательные онлайн-платформы. Эта практика стала настолько популярной, что сегодня крупнейшие университеты, такие как Гарвард или Принстон, создали свои онлайн-курсы, с помощью которых ведут обучение студентов в гибридном формате. Онлайн-курсы от университетов стоят дешевле, чем посещение классических лекций, кроме того, они обладают рядом других преимуществ. Во-первых, студент может осваивать онлайн-программу в своем индивидуальном темпе, сколько угодно раз воспроизводить неясные моменты и благодаря специальной технологии следить за тем, чтобы материал успешно усваивался. Во-вторых, онлайн-занятия могут проводиться в любое время и в любом месте, где есть интернет, что удобно для людей, живущих далеко за пределами территории университета или, например, занятых в дневное время на работе. Наконец, интернет-пространство дает возможность совмещать онлайновые курсы по выбору в разных университетах в зависимости от индивидуальных предпочтений. Благодаря всем этим преимуществам онлайн-образование перетягивает на себя часть спроса на образовательные услуги, что смягчает экономическое напряжение в образовательном секторе. Однако какие-либо свидетельства о прохождении онлайн-обучения сегодня недействительны на рынке труда — только классический университет обладает монополией выдавать права на интеллектуальный труд. Поэтому онлайн-образование сегодня в основном используется как альтернатива дорогим подготовительным курсам и в качестве гибридных программ, позволяющих повысить эффективность от классических университетских курсов. Книга Селинго — не очередная социальная утопия на тему образования, но скорее попытка осмыслить современные тенденции в этой области. Отметим, что первые шаги к признанию онлайновых курсов в качестве полноценной составляющей высшего образования сегодня уже сделаны, и студенты американских колледжей могут выбирать для себя онлайновые учебные программы, получая за них кредиты. Американская ассоциация образования видит в онлайновых программах один из способов сгладить известные проблемы высшей школы в США — его дороговизну и разделение университетов на элитные и все остальные.

Любопытно, что решения, предложенные Селинго и Гинзбургом, в целом не противоречат друг другу и, напротив, могут быть использованы одновременно при выработке стратегии обновления высшего образования. Развитие альтернативного онлайнового обучения выдвигает на первый план именно фигуру преподавателя — профессионала, который способен подготовить актуальный и интересный учебный курс, привлечь к нему слушателей. Бороться за традиционные академические свободы в университетах с этих позиций будет намного проще.