Москвичи как сословие

В последнее время часто приходится слышать лозунг: «Москва для москвичей!». Смысл его, вероятно, состоит в том, что в Москве с высоким уровнем жизни и большими возможностями должны иметь право проживать лишь коренные жители столицы, то есть москвичи как минимум во втором поколении. Лозунг этот обычно воспринимается как националистический, однако вряд ли его можно считать таковым. Русский националист теоретически должен отстаивать право любого русского жить там, где он желает на территории России, в том числе и в Москве, и более того, он должен как минимум требовать, чтобы русские и в других регионах, за пределами Москвы, имели столь же достойный уровень жизни. Лозунг же разделяет людей, независимо от их национальности, на два сорта — москвичей, имеющих высокий уровень жизни и разные льготы по праву рождения (дарующего московскую прописку), и немосквичей, лишенных этих льгот. Получается, что лозунг этот — даже антинационалистический и вообще... — сословный. Такое заявление, возможно, кому-то покажется странным, но попробуем это доказать.

«Именитые люди»

«Большая советская энциклопедия» предлагает следующее определение сословия: «Сословие, социальная группа докапиталистических обществ, обладающая закрепленными в обычае или законе и передаваемыми по наследству правами и обязанностями. Для сословной организации характерна иерархия нескольких сословий, выраженная в неравенстве их положения и привилегий»[1]. Это определение вполне согласуется с тем, которое давал крупнейший в дореволюционной исторической науке специалист по российским сословиям историк В. О. Ключевский: «Сословиями мы называем классы, на которые делится общество по правам и обязанностям. Права дает либо утверждает, а обязанности возлагает государственная верховная власть, выражающая свою волю в законах»[2]. При этом, уточняя свое определение, Ключевский различал сословные права, с одной стороны, и личные привилегии и служебные полномочия — с другой. Личная привилегия дается отдельному лицу или роду (так, в Московском государстве солевары Строгановы имели особое звание «именитых людей»), а сословные права даются общим законом целой социальной группе (в Российской империи дворянство освобождалось от налогов и телесных наказаний). Служебные полномочия даются определенному лицу для выполнения определенных обязанностей и на время исполнения этих обязанностей (например, властные полномочия отдельных чиновников, которые отнимаются у них при отставке), а сословные права даются на всю жизнь и передаются по наследству.

Как видим, в определении БСЭ отражены две главнейшие тенденции в подходе к сословиям в исторической науке. Первая сводится к тому, чтобы видеть в сословиях исключительно социальные группы традиционного и даже архаического общества, а вторая — к тому, чтобы приписывать сословиям наследственный характер передачи привилегий.

Вместе с тем в современной теоретической социологии и — говоря шире — в обществоведении сложился иной подход к сословиям. Его автором является социолог Симон Кордонский, который предлагает рассматривать сословие как социальную группу, занимающую «определенное положение в иерархической структуре общества в соответствии со своими правами, обязанностями и привилегиями, закрепленными в законе и (или) передаваемыми по наследству»[3]. Такое понимание позволяет говорить о наличии своеобразных сословий в современных обществах. Например, партноменклатура в СССР или госчиновники федерального уровня в современной РФ по определению Ключевского должны были бы быть отнесены к профессиональной группе управленцев, а по определению Кордонского они составляют особое сословие. Тем не менее такое расширительное понимание термина «сословие», похоже, вполне оправданно. Дело в том, что многие социальные группы советской и постсоветской России только по названию и по некоторым функциям напоминают одноименные группы в практически бессословном модернистском обществе Запада и во многом имеют сходство с сословиями традиционного общества, хотя и не тождественны им полностью. Так, российские чиновники, которые формально считаются профессиональными управленцами, как и чиновники на Западе, имеют данные им по закону привилегии, которые у них не отбираются после выхода на пенсию (прикрепление к спецполиклинике, пользование служебными автомобилями, жильем и т. д.)[4]. Так что привилегии эти являются вовсе не служебными полномочиями по классификации Ключевского, а чем-то близким к правам личных дворян. Привилегии этих чиновников, казалось бы, положенные им в качестве компенсации за тяготы службы и для ее большей эффективности, распространяются и на членов их семей, в том числе и на детей, что уже позволяет в некоторой мере говорить о наследственных привилегиях.

Кордонский подчеркивает, что сословность (в том специфическом смысле, который он вкладывает в этот термин) характерна именно для российского общества, в том числе и на его советских и постсоветских этапах. Для общества же западного с эпохи Нового времени характерно вытеснение сословной структуры структурой классовой, где привилегии со стороны государства исчезают, а жизненные средства социальные группы получают не от государства, а за счет операций в рамках рыночной экономики.

Кордонскому удалось создать достаточно убедительную модель советского и постсоветского общества на основе теории раздаточной экономики О. Э. Бессоновой. Впрочем, мысль о том, что советское (и постсоветское в той мере, в которой оно наследует советскому) общество — сословное, не нова. Она уже высказывалась такими исследователями, как Е. Н. Стариков, С. А. Красильников, Ш. Фитцпатрик. Они, правда, использовали классическое понимание феномена сословности и проводили достаточно убедительные параллели между определенными социальными группами советского общества и сословиями Российской империи. Так, «Стариковым сформулирована гипотеза о том, что при разрушении традиционного общества, если новые структуры не сумеют быстро сконсолидироваться, то обломки традиционного общества отструктурируются раньше, а вновь возникшая социальная система окажется на порядок ниже разрушенной, то есть более архаичной. ... Он ... первым среди отечественных обществоведов выдвинул гипотезу о воссоздании после революции 1917 года в России сословной модели общества, хотя и в новом, советском обличии»[5].

Шейла Фитцпатрик пишет об этом же: «Вот еще один парадокс: всячески поддерживая идею классовой принадлежности, новый строй (советский. — Р. В.) умудрился de facto вернуться к прежней, столь презираемой сословной системе, при которой твои права и привилегии зависели от того, кем ты официально считаешься: дворянином, купцом, представителем духовенства или крестьянином»[6].

Эти исследователи соглашаются в том, что в советском обществе можно было выделить следующие сословия: пролетариев, крестьян, служащих, партноменклатуру, а также до 1936 года особое, ущемленное в правах сословие «лишенцев». Привилегии или обязанности были для этих социальных групп именно наследственными: советские люди указывали в анкетах, кто они по происхождению, и в зависимости от ответа могли рассчитывать или не рассчитывать на определенные блага — от вступления в партию до возможности поехать за границу. С этой точки зрения СССР, особенно в первые десятилетия своего существования, представлял собой «перевернутую Российскую империю»: наверху сословной пирамиды оказались пролетарии по происхождению, новое официально привилегированное сословие, заменившее дворян, внизу — имперская элита, превратившаяся в бесправных «лишенцев».

Территориальные сословия в СССР и советское сословие горожан

Сословия как ненаследственные или наследственные группы в советском и постсоветских обществах, получившие от государства неравные доли прав и обязанностей, формировались и формируются на основе различных критериев. В СССР были сословия по профессиональному признаку (например, члены союза писателей, которые жили не за счет продажи своих книг, как на Западе, а за счет жалованья от государства, и поэтому государство решало, кого считать писателем), по этническому признаку (национальные меньшинства, члены которых по праву рождения имели права на привилегии, например, на поступление в элитные московские вузы по упрощенной схеме — так называемому нацнабору). Были и «территориальные сословия», то есть социальные группы, объединенные проживанием в определенном населенном пункте, местности и регионе и в связи с этим наделявшиеся определенными правами и/или обязанностями со стороны государства. Это, к примеру, жители Крайнего Севера и приравненных к нему местностей. Они с советских времен имеют ряд льгот: надбавки к зарплате, оплату проезда к месту проведения отпуска, снижение возраста выхода на пенсию, предоставление работодателем жилья или денежной компенсации за его наем или приобретение, оплату сданного в других регионах жилья перед переездом в районы Крайнего Севера и т. д.[7] Льготы эти были компенсацией за готовность жить и работать на государство в труднейших климатических условиях.

К разновидности территориальных сословий относились и относятся жители закрытых территориально-административных образований (ЗАТО), в просторечье — закрытых городов и поселков, находящихся в ведении Минобороны и Минатома. Эти жители не имеют права на свободный выезд из своих поселений, которые снабжены контрольно-пропускными пунктами (КПП), на них наложены ограничения на общение с родственниками и друзьями, живущими за пределами ЗАТО. Они лишаются права посещать зарубежные страны, приглашать к себе в гости всех, кого они пожелают (за исключением родственников), но это компенсируется более высоким уровнем материального обеспечения, бытового обслуживания, обучения и т. д.[8]

Однако наиболее яркий пример советского территориального сословия — горожане (и приравненные к ним лица). Из социальной группы в сословие горожане превратились после проведенной в 1932 году паспортизации. Тут требуется небольшой экскурс в историю.

Придя к власти в 1917 году, большевики отменили царские паспорта и сам институт прописки, существовавший в царской России[9]. Это полностью соответствовало позиции российских социал-демократов, которую выразил В. И. Ленин в статье «К деревенской бедноте» (1903): «Социал-демократы требуют для народа полной свободы передвижения и промыслов. ... Это значит, чтобы и в России были уничтожены паспорта (в других государствах давно уже нет паспортов)...»[10]. Сразу же после окончания Гражданской войны в 1922 году право граждан РСФСР на свободу передвижения было утверждено в специальном законе. А в 1923 году был принят декрет ВЦИК и СНК РСФСР «Об удостоверении личности», который запрещал представителям власти требовать от граждан какие-либо удостоверения личности. В случае необходимости гражданин мог получить такое удостоверение, но только по своему желанию. По приезде в любой населенный пункт РСФСР гражданин мог зарегистрироваться, предъявив любой документ вплоть до профсоюзного билета или свидетельства о браке, а мог этого не делать: регистрация была добровольной и уведомительной. В результате в стране начался активный процесс миграции: люди переезжали в крупные города, и прежде всего в Москву, в поисках лучшей жизни (так, в 1920 г. население Москвы составляло 1027 тыс. человек, в 1926 г. — уже 2026 тыс. человек). Особенно усилилась миграция в годы коллективизации, когда тысячи крестьян бежали из деревень в города от голода и «раскулачивания», а тысячи рабочих покидали «стройки пятилетки» из-за плохих условий труда и быта. Реакцией на это стала паспортизация, предпринятая руководством СССР и направленная на контроль миграционных потоков со стороны государства и прикрепление масс людей к тем территориям, на которых они нужны с точки зрения государственного интереса.

27 декабря 1932 года вышло знаменитое постановление ЦИК и СНК СССР «Об установлении единой паспортной системы по СССР и обязательной прописки паспортов», которое гласило: «Все граждане СССР в возрасте от 16 лет, постоянно проживающие в городах, рабочих поселках, работающие на транспорте, в совхозах и на новостройках» обязывались иметь паспорта, в которых ставилась особая отметка о разрешении жить в данном городе (населенном пункте) — прописка. Паспорта не получали лица, не занятые общественно полезным трудом (кроме инвалидов и пенсионеров), а также кулацкие, уголовные и «антиобщественные» элементы (в которые включались и «социально-чуждые») или «лишенцы» — представители привилегированных классов и сословий старого режима, которые по советской конституции и ряду законов были лишены многих гражданских прав — от избирательного до права поступать в вузы и вступать в профсоюз[11]. Лица, не имеющие паспортов, не могли находиться в городах более трех (затем — семи) суток под угрозой наложения административного штрафа и выдворения из города, а в случае повторного нарушения паспортного режима — уголовного наказания (с 1932 года — шесть месяцев исправительных работ, с 1934 — до двух лет тюремного заключения). Но и трое (семь) суток лица без паспортов могли находиться в городах лишь при наличии справки о служебной командировке. При отсутствии таковой «лицо» не должно было покидать место постоянного жительства.

В городах создавались паспортные столы — специальные справочно-кон-трольные организации, где имелись сведения о людях, прописанных на данной территории, работники которых принимали решения о предоставлении прописки или отказе в ней. Кроме того, они совместно с работниками милиции занимались вычисткой городов от нежелательных, с точки зрения государства, лиц.

Таким образом в результате паспортизации в СССР были созданы два советских сословия — горожан (и приравненных к ним лиц вроде работников совхозов, работников транспорта и жителей новостроек) и крестьян. Это были именно сословия, поскольку речь идет о социальных группах, обладающих различными правами, данными государством. Горожане как обладатели паспортов могли находиться в городах, в которых они были прописаны, как угодно долго, крестьяне как лица, лишенные паспортов, имели право находиться в городе лишь в течение нескольких суток и при наличии справки о служебной командировке. Правда, крестьянин мог получить временный трехгодичный и годовой паспорт или справку, разрешающую три месяца находиться на паспортизированной территории, но для этого нужно было разрешение колхоза и сельсовета, которое давалось безоговорочно только в том случае, если крестьянин вербовался на городское предприятие.

Горожане были привилегированным сословием, так как паспорт и связанная с ним городская прописка даровали его обладателю множество благ (а крестьяне-колхозники — обслуживающим, поскольку их главная обязанность состояла в обеспечении горожан продуктами питания). Горожанин мог рассчитывать на получение хотя бы минимальной жилплощади (прописывали ведь в какое-либо место, а значит, предоставляли хотя бы комнату в общежитии), на поступление на работу (без паспорта и прописки в городе на работу не брали), на более или менее свободное передвижение по стране (без паспорта человека тут же препровождали по месту жительства). Это не говоря уже о том, что само жительство в городе и наличие работы на предприятии или в учреждении даровало человеку множество благ: получение квалифицированной медицинской помощи, высококлассного образования, возможность отовариваться в закрытых распределителях того или иного предприятия (учреждения), получение от профсоюза материальной помощи, бесплатных или льготных путевок в санатории и т. д.

Оборотной стороной этих привилегий были обязанности, невыполнение которых лишало всех льгот, ведь по сути дела льготы и предоставлялись государством для того, чтобы люди могли надлежащим образом исполнить сословные обязанности.

Первейшей из них был общественно полезный труд на предприятиях и в учреждениях данного города. В паспорте даже записывали место работы наряду с местом жительства, и гражданин не мог его сменить. По Указу Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 года был запрещен переход работника с одного предприятия или учреждения на другое по собственной инициативе[12].

Второй важнейшей обязанностью были законопослушность и лояльность. Лица, судимые за уголовные и тем более политические преступления, лишались права прописки в крупнейших городах СССР.

Наконец, была обязанность, которая распространялась только на горожан, — запрет на мелкорозничную частную торговлю. Если этим занимался горожанин, то такая торговля приравнивалась к спекуляции и наказывалась по закону, пусть даже он продавал яблоки из своего сада. В то же время колхозники имели законное право на продажу излишков продукции своего хозяйства.

Одновременно с введением внутренних паспортов был определен список городов, в которых устанавливался специальный паспортный режим. К таким городам относились Москва, Ленинград, столицы союзных республик, крупные торговые и промышленные центры вроде Одессы и Харькова. В них особенно строго следили за соблюдением паспортного режима, вычищали лиц без прописки, старались не строить новые предприятия, дабы не привлекать мигрантов и ограничивать число новоприбывших. С 1960-х годов в них вообще запретили прописывать новых жителей, за исключением потомков лиц, имеющих прописку, и небольшого количества работников, требующегося для предприятий этого города и разрешенного им по особому «лимиту прописки». Как правило, эти работники были заняты на низкооплачиваемых остродефицитных работах, не пользовавшихся популярностью среди полноправных жителей режимных городов. Таким образом, советское сословие горожан имело свои подсословия, среди которых были более привилегированные (горожане столиц и режимных городов) и менее привилегированные (горожане обычных провинциальных городов).

Юридическое неравенство между горожанами и сельчанами просуществовало вплоть до 1976 года, когда паспорта стали выдавать всем гражданам СССР по достижении ими 16 лет независимо от того, где они живут — в городской или в сельской местности (в соответствии с новым «Положением о паспортной системе в СССР», принятым в 1974 году). К 1981 году полная паспортизация СССР была закончена. Но институт прописки так и не был отменен, и подзаконные акты о режимных городах продолжали существовать. Так что продолжали существовать и сословия жителей отдельных городов, имеющих постоянную прописку. Наиболее элитным из них было, конечно, сословие москвичей.

Советское сословие москвичей: история, права и обязанности

Таким образом, сословие москвичей — это не просто фактические жители Москвы, и даже не просто коренные москвичи, а люди, живущие в Москве и обладающие московской пропиской (и, безусловно, сознающие себя особой общностью, противопоставленной иным — «немосквичам»). История этого сословия начинается в 1932 году — с выходом Указа о паспортизации.

Обратим внимание на то, что при формировании советского сословия москвичей в него не вошли многие коренные москвичи. До революции Москва была купеческо-дворянским городом. Значительное число тех старых москвичей, кто не погиб в Гражданскую войну и не эмигрировал, в 1920—1930-е годы доживали на правах лишенцев. Эти люди были либо вычищены ОГПУ в 1920-е годы в ходе кампаний по борьбе с контрреволюционерами, либо получили отказ в выдаче паспорта в 1932 году с формулировкой «антиобщественный элемент», были выселены из домов и депортированы за пределы столицы. Зачастую паспортные столы переусердствовали в отказах москвичам в прописке, и это вызывало неудовольствие высшего партийного начальства. Ведь до 1935 года по закону уроженцы и постоянные жители Москвы имели преимущества при получении паспортов, хотя тот же закон требовал их выселения, если это были «лишенцы», «кулаки» или «нетрудовые элементы»[13]. Однако вскоре рвение работников паспортных столов пришло в гармонию с волей начальства, так как в 1935 году было принято постановление Совнаркома СССР № 440, которое отменило послабления для коренных жителей. Милиционерам и паспортистам помогало население из числа «классово близких» и «сознательных граждан». Иногда причиной для выселения коренного москвича были анонимки со стороны соседей или коллег, где он «разоблачался» как «бывший» и «классовый враг»[14]. Спастись удавалось лишь тем «бывшим», которые имели нужные для Советской власти профессии — преподавателя вуза, музыканта, артиста. Показательна в этом смысле история коренного москвича, скрипача Вахтанговского театра Юрия Елагина[15]. Сам он как советский артист получил московский паспорт с пропиской, а вот его отец — инженер с дореволюционным образованием — был объявлен лишенцем и выслан.

Таким образом в сформированном в 1930-е годы советском сословии москвичей большинство составили выходцы из провинции, маленьких городов, сел Центральной России и «местечек» юга России, попавших в Москву либо в 1920-е годы, когда был отменен паспортный режим, либо в 1930-е по набору на заводы и фабрики. Это были рабочие, совслужащие, представители научно-технической интеллигенции, партноменклатуры, которым советское государство посчитало нужным дать московскую прописку (и, конечно, представители обслуживающих их сословий — от дворников до артистов театров). Необходимо отметить, что они действительно представляли собой новую элиту, поскольку власть стремилась собрать в Москве «лучших из лучших». Но все же к «коренным москвичам», описанным Гиляровским, они прямого отношения не имели.

Дальнейшая советская юридическая практика все больше и больше укрепляла элитарность сословия москвичей. В 1958 году принимается постановление, согласно которому лица, получившие образование в вузах г. Москвы, подлежат распределению вне Москвы, если только они не родились в Москве. То же постановление рекомендовало не прописывать в Москве приезжающих (единственное исключение делалось для тех, кто приезжал по лимиту, выдававшемуся московским предприятиям; «коренные москвичи» с презрением звали их «лимита»[16]). В 1964 году особый статус Москвы был признан на высшем уровне — постановлением Совета министров СССР[17]. В итоге москвичи (обладатели московской прописки) стали одним из самых закрытых сословий Советского Союза. Для того чтобы проникнуть в него, предпринимались самые хитроумные комбинации. Так, получили распространение фиктивные браки с москвичками, которые давали право на прописку на их жилплощади. По некоторым данным, такса за такой брак в 1980-х составляла от 1500 до 5000 рублей[18]. По мере возрастания препон для получения московской прописки росла и ее привлекательность. Она была связана с большим количеством прав и привилегий, которые даже нельзя было сравнить с правами и привилегиями жителей других режимных городов, не говоря уже о провинциалах и сельчанах. Основными среди них были следующие права:

1. Право на постоянное законное пребывание в городе Москве. Граждане, лишенные московской прописки, рисковали тем, что любой милиционер, проверив их документы, мог привлечь их за «нарушение паспортного режима» (если только у них не было документа о пребывании в служебной командировке) и принудительно препроводить за пределы Москвы. Напротив, беспрепятственное постоянное пребывание на территории г. Москвы влекло за собой возможность постоянно пользоваться высоким уровнем снабжения потребительскими товарами, которым Москва отличалась от других советских городов (общеизвестно, что в московских магазинах можно было купить то, что в остальных регионах оставалось недостижимым дефицитом). Конечно, в принципе этим мог воспользоваться и приезжий: в Москву приезжали целые «колбасные электрички» из провинции. Но приезжий не мог находиться в городе больше 3—7 дней, москвич тут имел перед ним преимущество, даруемое фактом прописки в Москве.
2. Право на получение жилья в Москве. Прописка какого-либо гражданина по советским законам предполагала предоставление ему жилья, так как статья 44 Конституции СССР 1977 года гарантировала гражданам право на жилище[19]. Размер этого жилища, конечно, зависел от социального статуса: это могла быть комната в общежитии, а могла быть огромная квартира в центре Москвы. Впрочем, это право ограничивалось требованием о минимальной санитарной норме. Если будущему москвичу не могли предоставить жилье площадью не менее 4—6 кв. м в общежитии и 9 кв. м в квартире, то в прописке ему отказывали.
   С другой стороны, наличие прописки позволяло фактически наследовать жилище в Москве после смерти родителей или других близких родственников-москвичей. Квартиры в СССР принадлежали государству, и гражданин имел право лишь на пожизненный наем. Он не мог продать или завещать свою квартиру. После его смерти формально она отходила к государству, но если в этой квартире был прописан близкий родственник, например, сын, дочь или супруг (супруга), то они автоматически становились «ответственными квартиросъемщиками», то есть законными арендаторами государственного жилища.
3. Право на работу в Москве. Московская прописка давала также право на труд на каком-либо предприятии или в каком-либо учреждении г. Москвы. Без наличия прописки гражданин не мог туда устроиться, по поводу чего советские люди даже шутили, что получается замкнутый круг: без московской прописки нельзя устроиться на работу, а без работы нельзя получить московскую прописку. На самом деле никого круга тут не было. Одни граждане имели московскую прописку как ближайшие родственники прописанного в каком-либо жилище в Москве гражданина (его дети, жены и т. д.), и они беспрепятственно получали работу в Москве. Другие приезжали в Москву по лимиту, выдаваемому московским предприятиям, и предприятия им обеспечивали прописку в общежитии, пожив в котором некоторое время, они получали ведомственное жилье. Вряд ли нужно говорить, что работа в Москве (если отвлечься от специальностей лимитчиков) и в советские времена несла с собой множество благ и льгот, которых были лишены провинциалы.
4. Право на медобслуживание, детские сады, школы для детей и т. д. Каждый гражданин СССР был прикреплен к своему жилищу, а значит — к району и городу, в котором он был прописан. Покидать место жительства он мог лишь на короткий срок, а в случае переезда он должен был выписаться из своего прежнего места жительства и прописаться там, куда он переехал. Прикрепленность к определенному району означала, что гражданин обслуживается поликлиникой, которая находится в районе, его дети имеют право ходить в детский сад и школу этого района и т. д. Гражданин, обладающий московской пропиской, таким образом сразу же получал право на множество социальных жизненно необходимых благ. И, напротив, гражданин, который умудрился жить в Москве без прописки, не попадая в поле внимания милиции, всего этого был лишен. Если бы он, к примеру, заболел и обратился в местную поликлинику, то там бы быстро выяснилось, что он — нарушитель паспортного режима, и его бы препроводили в милицию.
5. Право на прописку супруга (супруги), детей и внуков. Супруга (супруг) прописанного в Москве гражданина (гражданки), а также их дети и внуки имели право на прописку на той же жилплощади. По сути это превращало привилегии, которые имело советское сословие москвичей, в наследственные, самих москвичей (обладателей московской прописки) — в сословие не только в том смысле, которое вкладывает в этот термин С. Г. Кордонский, но и в классическом, общепринятом смысле (наподобие дворян в России начала ХХ века).

Как уже отмечалось, в советском обществе права и привилегии давались сословиям не просто так, а для более эффективного исполнения наложенных на них государством обязанностей. К обязанностям москвичей принадлежали обязанности всех советских горожан: общественно полезный труд, законопослушность, отказ от торговли. Но была еще одна специфически московская обязанность. Она была связана с тем, что, с одной стороны, Москва была открыта для иностранцев, а с другой — привлекаемая высоким уровнем жизни, обилием культурных ценностей и учреждений (театров, музеев и т. д.), а также по служебным делам сюда приезжала масса граждан из других населенных пунктов СССР. Москва должна была выглядеть как визитная карточка «страны победившего социализма», а москвичи — являть собой образец законопослушных, обеспеченных и довольных жизнью граждан «страны победившего социализма». Собственно, поэтому Москва и имела более высокий уровень обеспечения потребительскими товарами (в том числе дефицитными) и социальными услугами (медицинскими, образовательными и прочими), чем другие города Советского Союза. Государство лучше обеспечивало москвичей не потому, что представители государственно-партийной элиты испытывали к ним пламенную любовь, а потому, что так было нужно для поддержания идеологического реноме. Но, с другой стороны, поэтому и спрос с москвичей был особым. Люди среднего возраста помнят, как в 1980 году перед проведением в Москве Олимпиады из столицы были высланы за 101-й километр различные антиобщественные элементы (проститутки, бродяги, люди с уголовным прошлым, алкоголики и т. д.).

Сословие москвичей в постсоветской России: широкие права без обязанностей

В годы перестройки — и особенно в первые годы после падения СССР — в России развернулась борьба за свободу передвижения, что соответствовало либеральному курсу ельцинского режима, так как свобода передвижения — одно из основных гражданских прав в либеральных государствах, отраженное в Пакте ООН «О гражданских и политических правах» (ст. 12). В 1993 году был принят Закон РФ «О праве граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации». Он провозглашал: «...Каждый гражданин Российской Федерации имеет право на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации. Ограничение права граждан Российской Федерации на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации допускается только на основании закона»[20]. В законе также декларировалось право свободного передвижения по РФ и граждан иностранных государств, находящихся на территории РФ на законных основаниях. Хотя закон обязывал граждан РФ (и иностранцев) регистрироваться по месту пребывания, фактически речь в нем шла не о разрешительной, а об уведомительной регистрации. Закон утверждал: «Регистрация или отсутствие таковой не могут служить основанием ограничения или условием реализации прав и свобод граждан, предусмотренных Конституцией Российской Федерации, законами Российской Федерации, Конституциями и законами республик в составе Российской Федерации».

Казалось бы, этот закон должен был покончить с советской системой прописки и вернуть нас к легитимизационному периоду, который был в СССР в 1920-е годы. Однако в отношении Москвы этот второй легимитизационный период продлился всего несколько месяцев. Закон был принят 25 июня 1993 года, а уже 5 ноября 1993 года мэр Москвы Юрий Лужков подписал распоряжение № 637-РМ «О введении особого порядка пребывания в городе Москве — столице Российской Федерации граждан, постоянно проживающих за пределами России». Это распоряжение требовало от граждан республик бывшего СССР, приехавших в Москву, «обязательную регистрацию по месту временного проживания в г. Москве, взимание с них сбора (платы) за каждые сутки пребывания в городе, а также ответственность за нарушение особого порядка пребывания в городе и возможность выдворения из города за правонарушения»[21]. Указывалась категория лиц, которым безоговорочно отказывалось в регистрации: «Граждане, не имеющие документов, удостоверяющих личность; граждане, не получившие письменного согласия членов семьи нанимателя (собственника) на временное проживание в квартире (доме) или согласия других нанимателей или членов их семей, проживающих в коммунальной квартире, кроме регистрации близких родственников; граждане, совершившие правонарушения». Органам МВД предоставлялось право «осуществлять проверку граждан на предмет соблюдения ими правил регистрации...» и в случае отсутствия регистрации обеспечивать «...доставление таких граждан в органы внутренних дел для оформления материалов о правонарушении и привлечении виновных к ответственности»[22].

Хотя в распоряжении речь шла об иностранных гражданах, находящихся в РФ без виз (то есть о гражданах республик бывшего СССР), фактически московская милиция сразу же начала требовать регистрацию и от иногородних граждан РФ, находящихся на территории г. Москвы. Причем эта инициатива вскоре получила юридическое оформление. В 1990-е годы выходит ряд подзаконных актов, в которых прямо говорится об уравнивании в правах иностранцев и иногородних граждан РФ, находящихся в Москве. Возьмем хотя бы указание ГУВД г. Москвы № 9/2-333н от 25 сентября 1998 года «О дополнительных мерах по упорядочению контроля за пребыванием в г. Москве иногородних граждан»[23] или распоряжение мэра Москвы № 1007-РМ «О неотложных мерах по обеспечению порядка регистрации граждан, временно пребывающих в г. Москве» от 13 сентября 1999 года.

Эти и другие акты неоднократно оспаривались в Конституционном суде как нарушающие право граждан РФ на свободу передвижения, и КС вставал на сторону правозащитников. Так, в 1998 году Конституционный суд подтвердил, что регистрация в РФ носит уведомительный, а не разрешительный характер[24], но затем правительство Москвы приняло новые распоряжения с другими названиями, но с прежним смыслом. В итоге разрешительная регистрация, аналогичная прописке, существует в Москве до сих пор.

Фактически во всех этих документах речь идет о разделении людей, находящихся и даже живущих в Москве (то есть москвичей по факту местожительства[25]), на полноценных граждан («москвичей» с точки зрения правительства Москвы, органов МВД и т. д.), обладающих постоянной московской регистрацией, — и неполноценных (иногородних россиян и граждан ближнего зарубежья), вынужденных периодически получать временную регистрацию или вообще жить без нее со всеми вытекающими отсюда ущемлениями в правах.

Таким образом, сословие москвичей продолжает свое существование и в постсоветскую эпоху. Но его создателем теперь являются не федеральные власти, которые в лице президента, депутатов Госдумы, судей Конституционного суда, наоборот, декларируют свою приверженность принципу свободы передвижения и юридического равенства всех граждан РФ, а правительство г. Москвы — субъекта РФ, который, подобно некоторым другим регионам (так называемым национальным республикам в составе РФ), фактически объявил о своем относительном суверенитете. Параллель с национальными республиками вполне прозрачная, хотя она и мало кому приходит в голову, ведь привилегированное «титульное население» субъекта РФ под названием «Москва» сформировано не по национальному признаку, как в Татарстане или Башкортостане.

Имевшиеся в советскую эпоху права москвичей сегодня в основном сохранились, а в определенной части даже значительно расширились. Полностью сохранилось право легально находиться в городе Москве, право наследовать московскую регистрацию, право пользоваться услугами поликлиник, детских садов, школ, находящихся в районе проживания (укажем хотя бы на новейшие, датированные апрелем 2012 года, правила, установленные Министерством образования и науки РФ и гарантирующие преимущественное право на поступление в 1-й класс СШ детей, проживающих в данном районе города, причем наличие регистрации обязательно[26]). Но к ним добавились и новые. Это уже упомянутое освобождение москвичей от легальной или нелегальной дани, которую взимают с приезжих чиновники ФМС, участковые полицейские и работники ППС. Есть и права, связанные с политико-экономическими изменениями в нашей стране. О них несколько эмоционально пишет правозащитница Галина Новопашина в открытом письме депутату Госдумы Павлу Крашенинникову: «Самые важные в демократическом правовом обществе права — активное избирательное право и право на судебную защиту — могут быть реализованы только по месту регистрации, далее идут имущественные права: автомобиль на свое имя можно поставить на учет также только по месту регистрации (одному Богу ведомо, сколько человек вынуждены ездить по доверенностям, а доверенность может быть отозвана в любой момент), далее — право свободно распоряжаться своими способностями к труду — право стать индивидуальным предпринимателем опять же реализуется по месту регистрации, а про социальные права говорить и не приходится — право на материнский капитал, право на пособие по безработице и так до бесконечности — реализуются опять же по месту регистрации...»[27].

Добавим к этому право обладателей московской регистрации на получение кредитов в банках г. Москвы, на получение загранпаспорта — всего этого немосквичи по закону, но москвичи по факту места жительства лишены.

Наконец, есть и еще одно право москвичей, которое ставит приезжих в подчиненное положение по отношению к москвичам. Согласно правилам регистрации, получить ее можно, только проживая в каком-либо жилище в Москве. Если это съемная квартира, как это и бывает с большинством приезжих, то для того чтобы зарегистрироваться в ней, нужно представить письменное согласие зарегистрированного там москвича[28].

Итак, сословие москвичей значительно расширило свои права по сравнению с советскими временами. Что же касается обязанностей, которые налагали на него в советский период и которые, напомним, служили основанием для получения льгот и благ, то они практически сведены на нет. Никто не требует от москвичей, чтобы они в обязательном порядке работали на предприятиях и в учреждениях города. Закона о тунеядстве больше нет, москвич может нигде не работать (например, живя за счет сдачи в аренду комнаты в квартире), никто его за это не осудит, не лишит московской регистрации и не выселит из города. То же самое касается обязательства быть благонадежным: оппозиционеров, митингующих на улицах Москвы и даже задерживаемых за административные правонарушения, никто не выселяет за 101-й километр. Канул в Лету запрет на торговлю. Наконец, москвич не обязан теперь соответствовать идеалу российского гражданина, дабы не вызвать критических замечаний со стороны иностранцев. Нынешних власть имущих, в отличие от их советских предшественников, не интересует, что напишут иностранцы о Москве и москвичах.

Сословию москвичей, выразителем политических интересов которого стали после 1991 года Юрий Лужков и его команда, удалось добиться того же, чего добились русские дворяне в правление Екатерины Второй: сохранения и даже расширения всех некогда дарованных государством наследственных привилегий и при этом освобождения от обязательной службы государству. Но история России, в том числе история российского дворянства, убедительно показывает, что какому бы то ни было сословию трудно сохранить права, не обеспеченные государственным служением, и если оно сегодня это успешно делает, то за счет политического упадка своего следующего поколения.

* * *