Стенка на стенку

Новый министр образования и науки Андрей Фурсенко недавно заявил, что история религии — причем «всех религий, а не только православной культуры» — должна стать не факультативным, а обязательным школьным предметом. Вряд ли это заявление остановит споры о правомерности преподавания школьникам религиозных дисциплин, но, возможно, теперь министерство хоть отчасти поможет обеспечить школу нужными учебниками.

Разрешение преподавать в средней школе на факультативной основе историю религии или, как ее составную часть, «Основы православной культуры» (ОПК) было дано еще в 1993 году[1], и к настоящему времени, по данным министерства, предмет в той или иной степени изучают практически во всех регионах. Есть даже пара учебников, одобренных министерством. Но один из них (Кулаков А. Е. Религии мира. М.: АСТ. Астрель, 2003) вряд ли может считаться учебным пособием, поскольку изобилует примерно такими перлами : «даосы… создали собственную систему питания, которая вполне может быть обоснована с точки зрения современной науки… Особо посвященные могли питаться даже воздухом или светом звезд» (с. 123). Что же касается второго (Религии мира. М.: Дрофа; Наталис, 1997), то Н. Шабуров, возглавлявший коллектив авторов этого учебника, сам признал, что после издательской «правки», внесенной без их ведома, он стал практически непригодным для использования в школе[2]. Так или иначе, в провинции, где религиозные предметы преподают гораздо шире, чем в больших городах (и тем более в Москве и Петербурге), выбирают, как правило, не «Религии мира», а ОПК. Здесь нет особого спроса на «экзотические» знания; легче найти человека, способного вести занятия; меньше, чем в столицах, где население смешанное, опасаются конфликтов на религиозной почве (естественно, речь идет о регионах с преобладающим русским населением). Но по этому курсу пособий с грифом министерства и вовсе не существует.

Каждый выходит из положения как может. Учителя-энтузиасты (например, Вера Яговдик из питерской школы № 345) пишут собственные программы. Некоторые ведут уроки по конспектам лекций, прослушанных на курсах повышения квалификации (такая практика распространена в Курской и Белгородской областях[3]). Кое-где наладили выпуск своих региональных пособий (довольно активно этим занимаются в Тольятти, где издано более 50 программ). Многие пользуются книгами Центра педагогических исследований «Покров», созданного при Координационном совете министерства и патриархии как раз для методической работы. На Рождественских чтениях — ежегодной образовательной конференции, которая проводится в Москве и куда съезжаются преподаватели ОПК    со всей страны, — пособия «Покрова» расхватывают как горячие пирожки. Вот только признать, что они написаны с так называемых «культурологических» позиций — на чем, имея в виду общеобразовательное назначение курса, настаивает министерство и с чем согласна церковь (которая у нас как-никак отделена от государства), — ни в коем случае нельзя. Большинство пособий весьма похожи на катехизис, хотя снабжены грифом Координационного совета и рекомендацией пользоваться ими не только в православных и воскресных школах, но и в самых обычных.

Учебник «Основы православной культуры» Аллы Бородиной (М.: Покров, 2003. 2-е изд.), вокруг которого два года назад разгорелся настоящий скандал (судебная тяжба между православной и правозащитной «сторонами» до сих пор не кончилась), — пожалуй, единственное издание подобного рода, где сделана хотя бы попытка воплотить пресловутый культурологический принцип. Попытка, впрочем, довольно сбивчивая, поскольку автору не удается выдержать позицию объективного исследователя до конца. Утверждения вроде: «Две части Библии — Ветхий Завет и Новый Завет, как считают верующие, Божественные откровения, то есть знания, тайны, открытые людям Богом» (с. 46) соседствуют здесь с откровенно апологетическими пассажами: «Господь просветляет разум человека и преобразует все его существо, давая возможность непосредственного видения духовной реальности, разумения и исполнения воли Бога» (с. 39). Однако вряд ли можно говорить о сознательном намерении автора под видом «знания о религии» протащить в школу проповедь. Противоречива сама цель, которой руководствуются, выступая в поход за религиозное образование.

И священники, и учителя, и политики, стремящиеся включить религиозные дисциплины в школьную программу, в один голос твердят об упадке в обществе нравственного начала, о том, что школа утеряла свою воспитательную функцию, каковую ей необходимо вернуть. И вполне естественно, что она «ищет опору в традиционных для России ценностях православия». Если церковь и политиков здесь можно заподозрить в своекорыстии — церковь хочет увеличить число прихожан, а политики привлекают голоса православных избирателей, — то учителя действительно остро ощущают, что детей надо учить не только математике и русскому, но еще чему-то «хорошему и правильному». Многое говорит о том, что движение за преподавание «Основ» идет «снизу». В самом деле, никакая церковь не заставит учителей из, условно говоря, Землянска тащиться в областной центр (а иногда и вовсе в другую область), чтобы слушать лекции на курсах повышения квалификации и вникать в довольно сложные материи. Никакая церковь не заставит их судорожно подсчитывать на ладони немногие оставшиеся рубли и покупать пособия, разложенные в фойе конференц-зала, где проходят московские Рождественские чтения.

Другого «правильного» учителям никто не предлагает: общество, провозгласившее ориентацию на либерально-демократические ценности, не может предложить широким кругам учителей, привыкших чувствовать под ногами твердую почву единой и кодифицированной морали, удобного для восприятия и преподавания перечня «нравственных норм». К тому же церковь небезуспешно приучает людей к мысли, что знания о религии не противоречат светскому характеру образования, что «светское» не значит «атеистическое» — главное, чтобы школа была свободна от власти клерикалов и не обращала учеников в какую-либо веру.

«Основная цель таких занятий — пробудить совесть», — втолковывал мне два года назад один из руководителей Координационного совета иеродиакон Киприан. Вот и министр образования А. Фурсенко после беседы с патриархом решительно заключил: необходимо добиться, «чтобы быть хорошим человеком стало престижно».  

Одна беда: отстраненные «знания о религии» никого не могут сделать «хорошим». Что школьнику догматы веры или те же традиционные ценности православия, если они не подкреплены в его сознании Божественным авторитетом? Пустые слова. Ровно в той же степени, что и традиционные ценности буддизма. Изучение истории религии, безусловно, может сделать человека образованнее, но нравственнее — вряд ли. Борцы за религиозное образование не могут этого не чувствовать. Поэтому и сбиваются на проповедь, как только берутся за перо.

Церковь тоже осознает двусмысленность создавшегося положения. Когда патриарх Алексий II на последних Рождественских чтениях предложил знакомить школьников с житиями святых, он, думается, был движим именно желанием соединить «историю религии» с «нравственным уроком». Можно было бы, конечно, ввести в школе такой предмет, как «Христианская (мусульманская и пр.) этика», который прямо отвечает декларируемым задачам, — такие предложения тоже высказывались. Но для написания соответствующего школьного курса требуются гораздо более глубокие знания, чем те, которыми обходятся при создании пособий по «Основам». Тут не ограничишься перечнем основных вероучительных понятий и библейских сюжетов с минимальными к ним пояснениями.

Впрочем, бывший министр образования Владимир Филиппов пребывает в уверенности, что в стране нет специалистов, способных справиться даже с этой задачей. Минувшей зимой на пресс-конференции в Смоленске он заявил, что людей, способных написать полноценный учебник по этому предмету, не стало в 1917 году. Чиновнику, который долгие годы находился в самом центре проблем, связанных с ОПК, по-видимому, неизвестно, что в России есть довольно солидная религиоведческая школа и уже сложился круг светских ученых, занимающихся церковно-научными исследованиями. Во всяком случае, Макарьевские премии, которые дают за достижения в области церковного знания, в последние годы присуждались по преимуществу светским специалистам. 

Надо сказать, что около двух лет назад Национальный фонд подготовки кадров, созданный по инициативе правительства РФ, объявил конкурс на написание учебника «Религии России». В прессе даже сообщалось, что конкурс выиграла Российская академия госслужбы при президенте РФ (РАГС). Однако заведующая кафедрой религиоведения РАГС Ольга Васильева сообщила автору статьи, что они выиграли лишь промежуточный этап конкурса, о чем и были оповещены соответствующей «бумагой». «Поскольку в Министерстве образования сейчас, как и везде, перемены, — сказала она, — что будет дальше, непонятно. К тому же пишутся сразу несколько вариантов учебника, и даже если конкурс выиграем мы, неизвестно, кому отдадут предпочтение издательства — они вольны в своем выборе». Так что не исключено, что школьники еще долго будут лишены грамотных пособий.

* * *

Как правило, споры об ОПК оживляются после январских Рождественских чтений, где православная общественность проводит смотр своих рядов и выдвигает новые инициативы. Не стал исключением и этот год. Итоговый документ конференции призвал Министерство образования «доработать содержание государственных образовательных стандартов» и включить в них сведения об истории и культуре православия. То есть, попросту говоря, сделать ценности православия обязательными для всех.

Неудивительно, что тут же последовал ответ из противоположного лагеря. В середине февраля Институт свободы совести[4] выступил с заявлением, что погромы на рынках, избиения и убийства людей, не принадлежащих к «основной» национальности и религии (в частности, убийство таджикской девочки в Санкт-Петербурге), — результат проводимой в России национальной и религиозной политики. Введение в светских вузах специальности «теология» и предмета «Основы православной культуры» в государственной системе образования только способствуют, как сказано в документе, подписанном сопредседателями ИСС Сергеем Мозговым и Сергеем Бурьяновым, созданию и поддержанию чувства религиозной и национальной исключительности русских.

Программные декларации вызвали шквал откликов в прессе. Как всегда, поражает тон дискуссии. И облюбованный сторонами способ выяснять отношения — желательно через прокурора. Причем в обличительном пылу и те и другие не только искажают мнение оппонентов, но и не брезгуют откровенным подлогом.

Учебник Аллы Бородиной можно упрекнуть во многом, но все же трудно назвать «сугубо церковным», что было одним из главных критических замечаний правозащитников Льва Пономарева и Евгения Ихлова. Еще одно обвинение, пожалуй, можно отнести к разряду придирок: то, что обозначение несторианства и монофизитства как ересей провоцирует «религиозную рознь». Возможно, автору и следовало избрать в данном случае более корректный (т. е. безоценочный) способ описания, но все же не надо забывать, что язык традиции не всегда легко отделить от языка изложения. Неумеренная придирчивость лишь снижает вес других, вполне справедливых претензий к учебнику, который действительно содержит ряд ксенофобских высказываний и откровенных неточностей.  

Союз православных граждан, в свою очередь, сделал ОПК чем-то вроде знамени, которым принимается размахивать всякий раз, когда ему кажется, что права православных «в опасности». Так, во время недавних споров из-за строительства в Москве кришнаитского храма Союз забрасывал соответствующие инстанции жалобными письмами: мол, как чуждый русскому народу храм, так сразу строят, а вот разрешения преподавать ОПК не удается добиться до сих пор. Ложь явная и бессовестная.

Нельзя не признать, что и церковная верхушка в последнее время все настойчивее заявляет о своих правах на школу.В середине мая Межрелигиозный совет России, куда входят православные, мусульмане, иудеи и буддисты, обратился к министру образования Андрею Фурсенко с просьбой позволить школьникам «изучать религиозную культуру с позиций религиозных организаций» и «при участии религиозных организаций». Как это совместить с постоянными заверениями иерархов РПЦ (нет сомнений в том, что инициатором письма была именно патриархия), что предмет ОПК носит «чисто культурологический характер», не очень понятно. Похоже, говорящие не совсем правильно понимают значение слова «культурологический» (вряд ли кто-то рискнет утверждать, что православная церковь стоит на «культурологических позициях») или, как это ни печально, ведут двойную игру. С одной стороны, уверяют всех и каждого, что церковь не ставит перед собой задачи проповедовать в школе и согласна на факультативное преподавание ОПК, с другой — возмущаются (все в том же письме) тем, что знания о религиозной культуре не закреплены законодательно «в составе образовательных программ» и с религиозными организациями не согласуют учебные пособия по соответствующим курсам. А где видано, чтобы светская школа согласовывала учебники с религиозными организациями? Это требование не только незаконно, но и противоречит действиям самой же церкви, которая уже   несколько лет упорно добивается государственной аккредитации для духовных школ. Государство «должно знать, какой интеллектуальный и культурный уровень у тех людей, которые завтра выйдут к народу в облачении священника, муллы или одежде раввина», — заявил в октябре 2002 года на конференции «Взаимодействие государства и религиозных объединений в сфере образования» митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (подписавший от православных письмо Межрелигиозного совета). Ради получения аккредитации церковь предпринимает немалые усилия, чтобы подтянуть уровень преподавания в семинариях до вузовского. Иначе говоря, вполне доверяет государственным стандартам в области образования. Откуда же такая подозрительность по части школьных пособий?

Попытки «застолбить место» в школе вредят другим церковным начинаниям, в которых также видят угрозу клерикализации. Московское общество атеистов (АТОМ) в открытом письме президенту В. Путину, бывшим премьер-министру М. Касьянову и уполномоченному по правам человека О. Миронову возмущалось тем, что «предмет “теология” был включен в перечень официальных дисциплин, которые могут объявляться обязательными руководством того или иного конкретного вуза». На самом деле 2 марта 2000 года был утвержден не «предмет “теология”» (неадекватная и несколько комичная формулировка), но образовательный стандарт по теологии, позволяющий готовить в государственных вузах дипломированных специалистов соответствующего профиля. Как известно, теологические факультеты существуют в крупных университетах ряда демократических стран (например, в Оксфорде и Кембридже, Страсбургском, Боннском, Копенгагенском университетах). Высшая школа принципиально отличается от начальной и средней. Специальность человек выбирает самостоятельно, так что опасность принудительного обучения исключена. Далеко не все из тех, кто стремится получить богословское образование, хотят учиться в духовной школе, ибо это предполагает дальнейшую связь с церковью. Непонятно, почему не начинать потихоньку восполнять пробелы, возникшие за годы атеистической диктатуры.

Увы, противоборствующие стороны не готовы прислушиваться ни к каким доводам. Оба лагеря стоят насмерть, из года в год выплескивая на заинтересованных наблюдателей практически одни и те же аргументы. Первый ратует за нравственное воспитание, второй опасается клерикализации школы и межрелигиозных конфликтов. Ситуация между тем стремительно меняется. Еще пять лет назад урок по ОПК был редкостью, и преподавали предмет в основном неподготовленные энтузиасты, а то и просто шарлатаны, готовые учить чему угодно. Теперь же ОПК изучают почти повсеместно; по данным Координационного совета, в этой области работают более пяти тысяч дипломированных специалистов, курсы переподготовки открыты при институтах повышения квалификации в десятках городов. Да и православная общественность, как уже было отмечено, значительно нарастила свои притязания.

Сейчас, наверное, имело бы смысл говорить о том, насколько строго соблюдается требуемая законом факультативность. Действительно, в некоторых регионах (например, во многих школах Курской области) ОПК преподается в рамках так называемого регионального компонента, который наряду с федеральным является обязательным. Однако у школьного руководства на сей случай есть та отговорка, что дети, не желающие посещать этот предмет, его и не посещают, и их по нему просто-напросто не аттестуют — существующие ныне правила допускают отсутствие аттестации по двум-трем предметам. Понять, что на самом деле   происходит с «законностью» и «добровольностью», можно лишь при условии внимательного рассмотрения каждой конкретной ситуации, а вот этого как раз никто не спешит делать. Споры о преподавании религиозных дисциплин в школе бушуют главным образом в столицах, а широко преподают их, напротив, в провинции, куда спорщикам выбраться недосуг.

Если бы государство решало эту проблему цивилизованно — шло навстречу тем, кто нуждается в таких знаниях (снабдив их необходимой литературой), и ограждало тех, кто не нуждается, — очень скоро стало бы ясно, насколько велика реальная потребность в религиозном просвещении, и тогда удалось бы выстроить дальнейшую разумную стратегию. Вместо этого дело фактически пущено на самотек. И хотя на прошедших в конце мая парламентских слушаниях, посвященных совершенствованию законодательства о свободе совести, регионам было рекомендовано изучить практику преподавания религиозных дисциплин в школах и привести ее в соответствие с требованиями закона, вряд ли это благое пожелание будет выполнено. Пока в обществе идет непримиримая война, в которой одна из сторон поставила своей целью «держать и не пущать», а вторая идет напролом, ситуацией пользуются прежде всего те, кто хочет сделать на «православии» политический капитал. Тем более что и власть приберегает этот ресурс на случай, если иссякнут другие.

---

[1] См. письмо Министерства образования РФ № 47/20-11-n, подкрепленное затем другими
законодательными актами.

[2] См.: Итоги. 6.05.1997. № 51.

[3] См.: Еженедельный журнал. 23.10.2002. № 41.

[4] Негосударственная и некоммерческая научно-исследовательская организация, созданная
в 2002 году и ставящая целью создание таких правовых механизмов, которые не давали бы
власти использовать религию в качестве государственной идеологии.