Иноходец

Энтони Смит. Национализм и модернизм: Критический обзор теорий современных наций и национализма. М.: Праксис, 2004. 464 с.

Наверное, не будет преувеличением назвать Энтони Смита человеком, посвятившим себя национализму. Его изучению и его реабилитации. Во-первых, национализм оклеветали, сведя к шовинизму. Предикат «националистический» — применительно к психологии, идеологии и политике — почти неизбежно ассоциируется с ксенофобией и изоляционизмом. Это неверно, ибо существуют иные формы национализма. Иосип Броз Тито, Шарль де Голль или Махатма Ганди — яркие примеры того, что можно быть националистом, не будучи ни человеконенавистником, ни изоляционистом. Во-вторых, национализм поторопились отправить на свалку, объявив анахронизмом — неуместным проявлением партикуляризма на фоне универсализма, который несет с собой глобализация. Между тем стремление национальных сообществ удержать свое культурное своеобразие не ослабло. Напротив, с нарастанием тенденций к унификации, культурному обезличиванию нарастает и противодействие им. Национализм, от албанского до японского — одна из форм такого противодействия. Наконец, в-третьих, исследовательские стратегии, получившие распространение в социальной науке в последние десятилетия, не позволяют отдать национализму должное. С ним обращаются недостаточно деликатно, слишком много внимания уделяя политической его стороне и слишком мало — эмоциональной.

Эти мысли в тех или иных вариациях Э. Смит проводит во всех своих публикациях, а выпускает он их с неимоверной частотой — в среднем полторы монографии в год, не считая статей и сборников, в которых он выступает редактором-составителем. Я не уверен, что, остановив свой выбор именно на этой книге, издательство «Праксис» приняло правильное решение. Дело в том, что здесь автор решил выступить не в качестве историка, как в большинстве своих сочинений, а в качестве методолога. Однако методология — далеко не самое сильное его место.

Э. Смит мужественно отстаивает методологические рубежи, которые давно оставили даже многие его коллеги по историческому цеху, не говоря уже о социологах, политологах и социальных антропологах. Это позитивистский эволюционизм. Он продолжает рассматривать нации как дозревшие до нужной кондиции этносы, а национализм — как самосознание наций. В специальной литературе такой подход получил название примордиализма. И хотя сам Э. Смит всячески дистанцируется от примордиалистов, именуя себя «перенниалистом», этот ход мало кого может убедить.

В 1980-е годы в междисциплинарном изучении национализма — nationalism studies, или «национализмоведении» — произошел методологический поворот. Это поворот от представления о нациях как субстанциальных образованиях к представлению о них как социально-исторических конструктах, которые сложились в результате длительных усилий государств по переплавке разнородного населения определенной территории в относительно однородное социально-культурное сообщество. Современные нации имеют весьма косвенное отношение к этническим сообществам, исторически предшествующим современным нациям и носившим те же имена. Что касается национализма, то он не является естественным продуктом развития национальных чувств, а представляет собой специфическую доктрину и специфическую идеологию, определенным образом использующую эти чувства.

Э. Смит не вписался в этот поворот, что обрекло его на долгую и не очень плодотворную полемику с огромным массивом специальной литературы. Начиная со второго издания «Теорий национализма» (1983) британский историк ведет затяжную войну со своими оппонентами. От работы к работе автор возвращается к не дающим ему покоя   сюжетам — пониманию наций как «воображаемых сообществ» и представлению о культурных традициях как «изобретаемых». (Заметим, что обе формулы приобрели столь широкое хождение в социологической, социально-антропологической и политологической литературе, что почти окончательно оторвались от своих источников — книги Бенедикта Андерсона и сборника под редакцией Эрика Хобсбаума и Теренс Рэйнджер[1].) В результате объектом критики Э. Смита оказались практически все школы современной социальной науки — от структурно-функционального анализа до постмарксизма и от постструктурализма до неоинституционализма.

Для собственного удобства — и к неудобству читателей — автор объединяет своих оппонентов под рубрикой «модернизм». Даже если отвлечься от того, что термин «модернизм» имеет вполне определенное значение в искусствоведении и теории литературы (где он, собственно, и употребляется), и начать использовать его в предлагаемом Э. Смитом смысле (чего, заметим, никто не делает), этот опыт вряд ли можно признать удачным. Вводя оппозицию «национализм» versus «модернизм», автор ставит на одну доску два разнопорядковых явления. Национализм — феномен политико-идеологический и культурно-психологический, модернизм — феномен теоретико-методологический. Национализм — явление социально-политической и социально-культурной реальности. «Модернизм» (в том значении, какое ему придает автор) — концептуальный инструмент, с помощью которого это явление пытаются объяснить. Рассуждать о «взлете и упадке национализма» в той же плоскости, в какой о «взлете и упадке модернизма» (как поступает автор на с. 20–25 рецензируемой книги) — почти то же самое, что заниматься сравнительным анализом судеб консерватизма и структурализма, либерализма и феноменологии, фашизма и функционализма и т. п.

Для обозначения своей концепции Э.Смит пользуется неологизмом собственного изготовления. Это «перенниализм» (от английского perennial — «вечный»). Несмотря на настойчивую рекламу терминологического новшества, которую Э. Смит ведет уже не первое десятилетие[2], научное сообщество его не приняло. «Перенниализм» так и остался элементом личного словаря автора. Это неудивительно, поскольку данный термин ничего не добавляет к дискуссии о национализме. В свое время она определялась противостоянием «примордиализма» и «инструментализма». Затем, в процессе критики и самокритики, каждая из сторон контроверзы усовершенствовала аргументацию.

Вульгарно-натуралистическая установка примордиализма уступила место более рафинированной позиции, которую обозначают как эссенциализм, или субстанциализм, а на место прямолинейного инструментализма, сводящего все социальные коллизии к борьбе за власть, пришел социальный конструктивизм.

Позиция самого Э. Смита в этом споре очевидна. По его собственным словам, «нации и этнические сообщества являются родственными, даже тождественными феноменами» (с. 293). И далее на той же странице: «Перенниалист <…> считает нации либо развитыми версиями древних этнических сообществ, либо коллективными идентичностями, которые существовали наряду с этническими сообществами на всем протяжении человеческой истории». Автор усматривает едва ли не свое открытие в констатации того обстоятельства, что нации и этнические сообщества не являются естественными феноменами. «Этническое сообщество или нация — такое же общественное явление, как и любое другое» (с. 293). Но кому это нужно нынче доказывать? Какие отчаянные головы, кроме Пьера Ван ден Берге (голландской редакции Льва Гумилева), готовы мыслить нации и этносы в качестве явлений природы? Не говоря уже о том, что это как раз не такое же общественное явление, как и любое другое. Деньги, выборы, церковь — тоже общественные явления. Разве задача исследователя не заключается в том, чтобы проанализировать специфику тех явлений, с которыми он имеет дело? Но до специфики ли автору, если для него нации «являются неизменным и фундаментальным свойством человеческого общества на всем протяжении писаной истории» (там же).

Как ни прискорбно, но за более чем три десятилетия научной работы Э. Смит не научился дистанцироваться от рассматриваемого материала. Он пересказывает существующие мнения с рвением аспиранта. И так же, как начинающий исследователь, не отделяет первостепенное от второстепенного, авторовтяжеловесов, без которых современные деба  ты о национализме немыслимы, от второстепенных и третьестепенных фигур, отсутствия которых в экспозиции никто бы не заметил. Книга в итоге очень походит на конспект, причем конспект столь подробный и сбивчивый, что прочесть его до конца смогут разве что самые отчаянные коллекционеры цитат. Уже, казалось бы, поставив точку в изложении (а именно, дав исчерпывающую критику «модернистов»), автор не может остановиться и начинает излагать критику этой критики.

Изложение Смитом взглядов его оппонентов не отличается ясностью, а местами откровенно некорректно. Вот лишь один пример. Согласно Эрнесту Геллнеру, национализм — это политический принцип, «суть которого состоит в том, что политические и национальные единицы должны совпадать»[3]. Эту дефиницию Геллнер дает на первой же странице известной работы «Нации и национализм». За этим, первым, пунктом следует второй: «Национальное чувство — это чувство негодования или удовлетворения, вызванное нарушением или осуществлением этого принципа, а националистические движения — движения, вдохновленные этим чувством». Не правда ли, концепция предельно прозрачная? Но, преломленная в призме Э. Смита, она свою прозрачность теряет. Дело в том, что «национальное» у Геллнера — не синоним «этнического». Национальная общность есть общность надэтническая, переваривающая внутри себя этнические различия, создающая из кастильцев и каталонцев — испанцев, из баварцев и саксонцев — немцев и т. д. Это общность культуры, причем общность, не данная изначально, а создаваемая усилиями элит и затем презентируемая в качестве «национальной» культуры. (Кстати, во избежание недоразумений, Геллнер в более поздних работах будет вести речь о национализме как об учении о совпадении политических и культурных, а не политических и национальных единиц.) Отсюда третий пункт Геллнера: национализм — это теория политической легитимности, которая «состоит в том, что этнические границы не должны пересекаться с политическими и, в частности, что этнические границы внутри одного государства… не должны отделять правителей от основного населения» (цит. по с. 66 рецензируемой книги). Первый пункт теории Геллнера Э. Смит затушевал (оставив различие между национальным и этническим без пояснений), а второй и третий поменял местами. Так что читатели, которые захотят составить представление о Геллнере по конспекту Смита, получат до неузнаваемости искаженный образ.

О том, что автор мыслит в манере, нехарактерной для современной исследовательской литературы, красноречиво свидетельствует его упорное нежелание отделить «нации» от «национализма». В сочинении Смита они постоянно шествуют вместе. Автор говорит об истории «наций и национализма», о парадигмах «наций и национализма», об отношении к той или иной концепции «с точки зрения теории наций и национализма» и т. д. Между тем «национализмоведение» последних десятилетий характеризуется как раз разрывом этой связи. Нации, т. е. культурно-политические сообщества определенного типа, и национализм, т. е. определенного типа идеология и психология, уже давно мыслятся отдельно друг от друга. Нации вполне могут жить без национализма. Известно множество случаев, когда существование некоторой нации несомненно, а носители националистической идеологии или незаметны в публичном пространстве, или не встречают понимания у соотечественников. С другой стороны, идеология национализма получает (или не получает) распространение независимо от того, насколько велика толща истории и культуры той общности («нации»), от лица которой эта идеология выступает.

Вездесущая связка «и» между нациями и национализмом нужна Э. Смиту потому, что национализм для него — универсальный феномен. Иногда автор даже говорит о том, что национализм «в известном смысле» вечен — как вечны нации. Тем самым, правда, Э. Смит противоречит сам себе, поскольку во многих других местах он утверждает, что национализм — явление современное, возникающее вместе с эпохой, называемой «модерном». Это противоречие автор пытается преодолеть, поясняя, что все дело — в разных смыслах употребления термина. Национализм как политическое явление существует два-три столетия, национализм как «чувство» существовал всегда. Непонятно, зачем называть национализмом обычное переживание коллективной принадлежности (региональной, конфессиональной, лингвистической и т. д.). Еще менее понятно, какова аналитическая ценность такой трактовки национализма. Что она дает обществоведам? Ведь единственное, что они смогут на ее основе выяснить, это то, что все ныне живущие (а заодно и все когда-либо жившие) люди — «в известном смысле» националисты. Приращение знания, прямо скажем, невеликое.  

---

[1] См.: Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении
национализма. М.: Канон-Пресс-Ц; Кучково Поле, 2001 (первое издание вышло в 1983 году,
перевод выполнен со второго издания 1991 года); Hobsbawm E., Ranger T. (Eds.). The Invention
of Tradition. Cambridge: Cambridge University Press, 1983.

[2] См.: Smith A. D. The Ethnic Origins of Nations. Oxford: Basic Blackwell, 1986. P. 12–15.

[3] Gellner E. Nations and Nationalism. Oxford: Blackwell, 1983. P. 1. Ср.: Геллнер Э. Нации
и национализм. М.: Прогресс, 1991.