Принципы иезуитского воспитания

Основатель ордена иезуитов Игнатий Лойола (1491–1556) не сразу пришел к мысли о создании универсальной педагогической системы и сети особых учебных заведений, коллегий, которые на протяжении четырех последних веков неотделимы от самого представления об Обществе Иисуса. Первоначально этот «солдат Бога» и его ближайшие соратники не хотели сковывать своей летучей подвижности никакими учреждениями, твердо стоящими на земле; они предполагали, что им удастся распространить свой духовный опыт другими средствами — страннической проповедью и беседами с каждым встречным на бесчисленных дорогах мира…

Солдатом Бога родовитый баскский дворянин Иньиго де Лойола (таково его мирское имя) стал на четвертом десятке лет, после того как побывал придворным пажом, солдатом императора Карла V и наконец — комендантом крепости Помплона. С отчаянной храбростью защищая этот оплот испанской Наварры от армии Франциска I, капитан Лойола сдался врагу, лишь получив страшное ранение: пушечным ядром и обломком стены ему раздробило обе ноги. Отдавая дань уважения мужеству испанского офицера, французы вынесли его с поля боя и с почетом вернули пленного домой. Период выздоровления был долог и мучителен, Лойола заставлял врачей вновь ломать, пилить и вытягивать воротом уродливо сросшиеся кости ноги, словно заранее готовился к миссионерскому призванию (монаха-иезуита узнают по черной рясе и шляпе с широкими полями, которые он носит в память мешковатого плаща и сомбреро св. Игнатия, исходившего в одной сандалии Италию, Францию и Испанию). На месяцы прикованный к постели и погруженный в чтение жизнеописания Христа, единственной книги, оказавшейся под рукой (до этого он делил страсть к «Амадису Галльскому» с Дон Кихотом Ламанчским), он испытал духовное прозрение и решил посвятить оставшуюся жизнь проповедническому служению Богу и римскому Престолу.

Однако самостоятельная проповедь сколь угодно высоких религиозных ценностей — Божьего слова, моральных добродетелей, покаяния — вызывала ревность и подозрение у предержащих церковных властей. Несанкционированное апостольство мыслилось делом далекого прошлого, и св. Игнатий несколько раз оказывался в руках инквизиции. Зная обычаи этой организации, трудно не признать чудом, что Игнатию удалось выйти на свободу, отделавшись всего несколькими месяцами заключения. Решающим оказалось испытание веры подследственного у епископа Толедского, вынесшего положительный вердикт. Условием дальнейшей проповеди было поставлено систематическое изучение теологии и общепринятого в ту пору круга светских наук. Тридцатипятилетний рыцарь, герой-калека и мистик садится за парту рядом с зеленой молодежью впервые изучать латинский язык — случай, быть может, разительнее ломоносовского. Впереди его ждет Парижский университет, который он закончит с дипломом бакалавра свободных искусств. 

Первоначальный замысел иезуитских коллегий состоял в том, чтобы дать особое образование лишь тем молодым людям, которые готовились вступить в Общество Иисуса, но очень скоро они были открыты для всех желающих. Первая коллегия приняла учеников в 1548 году, к концу жизни Игнатия этих учебных заведений было уже несколько десятков, а в 1773 году, когда орден иезуитов был временно запрещен, их насчитывалось уже более девятисот[1].

В настоящее время иезуитские школы и университеты существуют в большинстве стран мира, общее их число назвать трудно, — по некоторым оценкам, оно составляет примерно четыре тысячи.

Прежде чем продолжить, сделаем две оговорки. Следуя теме данной статьи, обозначенной в заголовке, мы будем рассказывать лишь о теоретических принципах иезуитского образования, как они сформулированы самими иезуитами — педагогами и богословами. Какая-либо критика общих педагогических принципов игнацианской школы не входит в нашу задачу, во-первых, потому, что лично нам они представляются глубокими, последовательными и плодотворными, вовторых, потому, что предпринять критику столь стройного ансамбля учительской мысли можно было бы лишь с других, не менее твердых мировоззренческих позиций, каковых у нас не имеется, а присоединиться к иноконфессиональной по отношению к католицизму точке зрения (например, православной) мы в данном случае методически не имеем права.

Кроме того, мы сознательно не будем касаться того плотного слоя мифологических представлений, которым окружены иезуиты на протяжении четырех с половиной веков существования ордена. Корни этой мифологии имеют как психологическую природу (неизменное стремление общества приписать целеполагающие намерения отрицательного свойства всякому замкнутому коллективу — вспомним масонов), так и историко-политическую (так называемый «черный» миф о иезуитах начал складываться в сочинениях протестантских авторов XVI века и получил окончательное оформление во Франции эпохи Реставрации в процессе борьбы за власть различных политических и церковных группировок). Современная историческая наука подвергла этот миф всесторонней рациональной критике[2].

Чтобы лучше понять дальнейшее, нужно обратиться к истоку, общему для иезуитской мистики и педагогики: основы того и другого заключены в небольшой книжице «Духовных упражнений», своего рода медитативном дневнике, который молодой Лойола вел в пору своих духовных и физических скитаний[3]. В самом единстве мистической духовности и выросшей из нее педагогики нет ничего удивительного, оно естественно и логично. Особенное же состоит в том, что этот общий источник в самом себе изначально содержал сильный воспитательный заряд: свои отношения с Богом св. Игнатий ощущал как сугубо ученические. «Господь соблаговолил научить меня так, как это делает школьный учитель», — сказал он в старости, оглядываясь на прожитую жизнь.

Празднолюбопытствующему читателю текст «Духовных упражнений» представляется не то чтобы загадочным, но скорее банальным и скучным, малоинтересным для чтения. Герметизм этой книги, ее закрытость для непосвященных обеспечивается как раз ее внешней непривлекательностью. Написанная сухим, довольно бесцветным языком, весьма подробно рубрицированная, она являет со  Андрей Тёмкин № 3 2004 188 бой ветвящуюся инструкцию, размеченный указателями лабиринт или «дерево возможностей», открывающихся перед учеником, ступающим на путь затвора и молитвенной медитации. Именно учеником, потому что совершать экзерциции, постоянно находясь в ситуации напряженного выбора между открывающимися путями, надлежит под внимательным руководством наставника, подобно тому как сам св. Игнатий совершал их под руководством Бога. Насыщение сухих пунктов индивидуальным духовным содержанием должно совершаться каждым человеком в интимной молитвенной беседе с Богом.

Такой же схематичный перечислительный характер имеет summa иезуитской педагогики. На протяжении веков ее принципы претерпевали постепенную эволюцию, этапы которой, по мере умножения образовательных заведений на разных континентах, фиксировались в ряде педагогических уставов (ratio studiorum). Последний из таких уставов, носящий название «Характерные особенности иезуитского образования», был сформулирован в 1986 году собравшейся в Риме специальной международной комиссией, состоявшей из иезуитов и мирян[4]. Этот документ можно считать своеобразной хартией иезуитского образования, в нем содержатся лишь основные его принципы, которые детализируются в каждом учебном заведении сообразно с национальными и религиозными традициями той или иной страны, уровнем развития общества, пожеланиями учащихся и их родителей.

Какие бы изменения, модификации и дробления ни претерпевала система иезуитского образования со временем, его динамика, согласно этому манифесту, находит обоснование в неизменной верности традиции Общества и ее истоку — духовному опыту Игнатия Лойолы. Другими словами: энергия движения черпается из особой харизмы иезуитского ордена, ниспосланной через ее основателя. Оставлено в прошлом, пожалуй, лишь одно, но очень существенное — крайний ригоризм Игнатия во всем, что касается религии и морали. Современные католические биографы, описывая известный эпизод его странствий, когда он едва не зарезал случайного попутчика-мавра за ошибочное суждение о Пресвятой Деве, склонны подчеркивать его приверженность высокой истине и пламенность натуры… (Между прочим, от смерти спас мавра лишь мул Игнатия, побредший в сторону: его седок, сжимающий рукоять кинжала, отпустил поводья, доверив животному самому решить судьбу дилетантствующего богослова.)

Нынешняя педагогика иезуитов основана на веротерпимости. В наше время иезуитские педагоги руководствуются напутствием двух пап, Павла VI, призвавшего братьев ордена «общими силами со всею страстью бороться против атеизма», и словами Иоанна Павла II о католицизме как о «доме для всех вер». Поэтому не только среди учащихся иезуитских школ, колледжей, университетов, но и среди преподавательского состава и руководства находится много мирян и представителей разных конфессий, причем с течением времени их доля возрастает. Игнатий сам был мирянином, когда услышал зов Господа, написано в предисловии к «Характерным особенностям», поэтому нет никаких причин препятствовать обучению нечленов Общества в игнацианских школах. Подобные простые силлогизмы вообще задают структурный принцип построения этого документа. Наиболее важные прозрения основателя Общества последовательно разворачиваются в логический ряд тезисов-инструкций. То, что Игнатий  узнал от Бога, педагоги пытаются в адаптированной форме донести до учеников[5]. Если позволено прибегнуть к уподоблению, можно представить, что двери из уединенной кельи затворника открываются прямо в шумные, заполненные молодежью коридоры и аудитории иезуитского колледжа.

О различии между образованием и воспитанием, этом предмете постоянной рефлексии и многочисленных (увы, не всегда плодотворных) дискуссий в современной светской школе, не имеет смысла говорить применительно к иезуитской системе образования, религиозной по своей сути. По замыслу, исходящему из того, что вера не препятствует знанию, но напротив, обостряет интеллект (здесь кстати вспомнить жившего задолго до иезуитов Августина, который считал веру условием sine qua non самого познания), религиозная практика — общая молитва, медитации, беседы — интегрируется в учебный процесс.

Игнатий ощутил Бога как творца и господина вселенной, как высшее благо и единственную абсолютную реальность. Весь остальной мир реален лишь как причастный к Богу, все части мира ценны, лишь поскольку они ведут к Богу. С помощью веры человек усматривает присутствие Бога во всех событиях природной и человеческой истории и — более всего — в своем повседневном духовном опыте. Прямым следствием этих тезисов является мироутверждающий характер иезуитской педагогики: школа должна прививать ученикам способность неустанно удивляться таинственному величию мира. С другой стороны, поскольку сам человек сотворен по образу Бога и является средоточием его любви, задачей школы становится как можно более полное развитие дарованных свыше талантов и способностей каждой личности включая физические способности к спорту. «Cura personalis» («забота о личности») — основополагающий тезис иезуитской педагогики. Исходя из него, учебные программы строятся не с расчетом на то, чтобы все учащиеся в срок освоили тот или иной предметный участок действительности, но максимально адаптируются к интеллектуальным и душевным особенностям каждого воспитанника. Во главу угла ставится не «сухой остаток» знаний, а свободная, богатая и открытая для мира личность. Это, однако, не исключает другого ключевого принципа иезуитской педагогической этики: каждый учащийся в меру своих сил должен стремиться к максимальному совершенству и «блеску» образования (excellence) — равно как и дальнейшей жизненной практики.

Весь космос знаний, подлежащих усвоению студентами иезуитских учебных заведений, традиционно вращается вокруг свободных (гуманитарных) наук, философии и теологии как наилучшим образом отвечающих, по мнению основателей иезуитской педагогики, запросам человеческой души, однако это прекрасно совмещается с критическим изучением широкого спектра естественно-научных и социальных дисциплин. Более того, удельный вес точных наук, преподаваемых в коллегиях, в последние десятилетия по очевидным причинам стремительно растет, и это заставляет преподавателей тем внимательнее относиться к предметам гуманитарного круга — литературе, эстетике, музыке, изящным   искусствам: в документе подчеркивается опасность отвлеченной эрудиции и сухого интеллектуализма, которая подстерегает многих молодых людей, взыскующих знаний.

Известно, сколь важную роль иезуиты всегда отводили искусству убеждения и диалога. С самого начала своего существования иезуитские коллегии были знамениты высоким уровнем преподавания «элоквенции», риторики, навыков владения пером; много часов всегда отводилось упражнениям в сочинительстве речей, драматических диалогов, пьес и т. п. В век развития массмедиа к традиционным дисциплинам добавилось изучение кино, видео и, конечно, Интернета. Обоюдоострый характер технологического прогресса и сопряженные с ним моральные опасности не отпугивают педагогов: учебный процесс мыслится ими как постоянный критический диалог между наукой и культурой, с одной стороны, и верой — с другой. В этом диалоге обе стороны должны постоянно проверять друг друга на прочность.

Вообще вопрос о внешних влияниях на человеческую личность, сама острота которого объясняется греховностью человеческой природы, ставящей человека в унизительную зависимость от окружающего мира, очень важен для иезуитской педагогики. Собственно, «Духовные упражнения» и посвящены филигранной технике «пеленгации» и осознания собственных грехов, мешающих человеку свободно ответить на любовь Бога. Поэтому в игнацианских учебных заведениях культивируется почтительное отношение к знанию как таковому: трезвое и непредвзятое знание о мире и о своей собственной личности позволяет отличать добро от зла и поставить то и другое на службу своему совершенствованию. Знание тем самым помещается в моральный контекст. Для такого взгляда в принципе не существует индифферентных вещей: все феномены, попадающие в поле зрения человека, становятся ценностно-окрашенными. Подобное отношение к миру не может не быть волевым и активным, поскольку требует от человека постоянного нравственного роста.

Воспитанника иезуитского заведения подводят к убеждению в том, что не только моральная личность человека, но и мир с его социальными структурами не являются чем-то навсегда застывшим и, следовательно, должны постоянно быть изменяемы к лучшему. Волю ученика — которая, согласно игнацианским представлениям, является одним из трех главных антропологических измерений личности (наряду с сознанием и памятью), — следует воспитывать в наибольшей свободе. Руководители ордена иезуитов, в частности, одобряют вовлеченность молодежи в политическую деятельность. Генерал Общества Иисуса П.-Х. Кольвенбах в своей речи на Всемирном конгрессе выпускников иезуитских учебных заведений в 1986 году заявил, что политика является естественной сферой приложения сил для мирян, желающих преобразить мир в духе заветов Христа.

Личность Христа была предметом глубоких медитативных прозрений Игнатия, который добивался — и заповедовал это будущим последователям «Духовных упражнений» — почти галлюцинативного видения Иисуса на разных этапах его земной жизни. Фигура Христа — Бога и человека — возвышается над всем учебно-воспитательным процессом. Иисус жив, и каждый может непосредственно обратиться к нему в молитве. Ключевым словом в отношениях человека с Иисусом Христом является слово «ответ». Наиболее адекватным ответом на любовь Бога, по католическим представлениям вообще, является подражание ему. Ученики должны быть внутренне подготовлены к серьезным испытаниям: Христос своей свободной волей отдал жизнь за людей, он излил за нас свою кровь (жизнь), в наших силах ответить на его любовь любовью: стойким перенесением   посылаемых испытаний и, главное, служением и жертвой окружающим людям — если понадобится, вплоть до полного душевного опустошения (истощения жизни). Особо подчеркивается, что ответное отношение к Богу не может быть спекулятивным, т. е. чисто умозрительным. «Любовь следует вкладывать более в дела, нежели в слова», пишет Игнатий, поэтому от учеников ждут, что в дальнейшей жизни они воплотят свои убеждения и свою веру на практике в самых разных сферах, будь то семья, общественные движения, политические и государственные структуры или Церковь.

Особо следует упомянуть о доктрине справедливости, важнейшей в системе иезуитского воспитания. Дело в том, что она включена в учебные программы на предметно-содержательном уровне, причем включена в трех аспектах. Во-первых, вопросы справедливости могут обсуждаться на всех занятиях. В некоторых школах для этого предусмотрен даже особый дополнительный курс. Программа включает критический анализ современного общества в форме, доступной для восприятия детей и молодежи. По замыслу, увенчанием такого разбора должно быть выдвижение различных предложений для исправления существующего положения дел в социальной сфере. Пространство подобных дискуссий задается тремя измерениями: евангельским словом, учением Церкви и духом гуманитарных наук.

Далее, справедливое устройство должно быть воплощено прежде всего в самой школьной жизни. Поэтому администрация учебных заведений всегда должна быть готова по результатам этих дискуссий вносить изменения в школьные программы и уставы. Подобная практика направлена на воспитание в учащихся чувства собственного достоинства, ответственности и уверенности в себе.

И, наконец, третий аспект. Образовательная программа, прививающая воспитанникам принципы справедливости, в обязательном порядке предусматривает их непосредственный контакт с миром несправедливости. Ученикам предоставляется возможность участвовать в социальных службах, встречаться с бедными, помогать им. Согласно принятым относительно недавно документам католической церкви и Общества Иисуса, бедные являются для них «предметом особой заботы». Понятие бедности при этом толкуется расширительно: сюда входят все категории населения, которые неспособны обеспечить себе достойное человеческое существование: старые люди, инвалиды, маргиналы разного рода и т. п. В иезуитских школах постоянно действует программа «Люди — для других людей» (“Men and women for others”). Манифестом этого движения считается речь генерала Общества Педро Аруппе (1973), где, в частности, сказано, что цель иезуитского образования — воспитать человека, который «не мог бы даже помыслить себе любовь к Богу, которая не содержала бы в себе любви к ближнему», поскольку «любовь к Богу, которая не находит осуществления в справедливости, есть не что иное, как фарс». Сложная диалектика справедливости и милосердия — моральных понятий, которые в другой системе ценностей могут входить в радикальное противоречие, — формулируется здесь строго и однозначно: справедливость без милосердия нельзя считать евангельской[6].  

У иезуитских педагогов и школьных администраторов стoит поучиться тому, как они строят отношения с учениками и их родителями. Образцом здесь, как и во всем другом, является для них опыт св. Игнатия. Познав любовь Бога, открытую ему через Христа, Игнатий поделился своим мистическим опытом с «друзьями во Господе» (имеются в виду ближайшие друзья и последователи Игнатия Лойолы) и призвал их к совместному служению Богу и людям. Этот кружок подвижников и является моделью образовательного сообщества иезуитов, убежденных в том, что сила сообщества как такового многократно превосходит возможности любого числа обособленных индивидов.

Коллектив руководителей, преподавателей и технических работников учебного заведения должен, по замыслу, быть моделью и ядром всего учебного сообщества. Внутри этого коллектива, состоящего, повторимся, из иезуитов и мирян, всячески поощряется общение всех видов и уровней: от общего присутствия на литургии, проведения различного рода дискуссий и профессиональных собраний до совместного препровождения свободного времени. Несколько раз в году по подходящим случаям устраиваются совместные обеды с родителями и учениками.

Учителя и администраторы иезуитских школ обязаны тесно сотрудничать с родителями, которые рассматриваются как равноправные члены учебного сообщества. Предполагается, что родители, отдавшие своего ребенка в иезуитскую школу, хотя бы отчасти разделяют ценности игнацианской педагогики. Школа работает в непрерывном контакте с семьей. Родители в режиме «онлайн» получают информацию об успехах детей и обо всем происходящем в школе. Администрация приветствует их участие в школьных советах. Вместе с тем считается, что родители на равных делят с педагогами ответственность за воспитание детей. Что касается самих учеников, то, как было сказано выше, их слово и мнение относительно всех сторон школьной жизни также принимается во внимание, кроме того, они вместе со взрослыми входят в различные школьные комитеты.

Подводя итог, надо сказать, что в игнацианской педагогике вряд ли найдутся оригинальные элементы, свойственные только этой системе. Все они вытекают из общекатолической доктрины и в той или иной мере заимствованы из разных учебных заведений (например, из Парижского университета, где учился св. Игнатий). Открыто признавая это, теоретики иезуитского образования тем не менее неустанно подчеркивают самобытный дух своих школ, который заключается в творческом сочетании этих элементов и особой энергии, исходящей от них. Иезуитские проповедники не увлекаются высокомерным, в сущности, отождествлением самих себя с библейским «малым стадом», «остатком», «избранным родом» и т. п., они не отсиживаются за церковной оградой, а несут свое учение в мир. Судя по тому, что аудитории игнацианских учебных заведений во всех частях света никогда не пустуют, мир относится к этому вполне благосклонно.  

[2] См., например, Леруа М. Миф о иезуитах: От Беранже до Мишле. М., 2001.

[3] Русский перевод см. в журнале «Символ» (Париж). 1991. № 26.

[4] С текстом этого документана английском языке можно познакомиться в Интернете
[http://www.jesuitalumni.org/].

[5] Трудно не заметить, какой контраст составляет этот спиритуалистический логицизм
с дошедшей до наших дней из глубины веков дидактической «системой», суть которой
(применительно к семье) выразительно передает Марина Цветаева: «Если бы матери почаще
говорили своим детям непонятные вещи, эти дети, выросши, не только больше бы понимали,
но и тверже бы поступали. Разъяснять ребенку ничего не нужно, ребенка нужно — заклясть.
И чем сильнее слова заклятья — тем глубже они в ребенка врастают, тем непреложнее в нем
действуют» (Цветаева М. Мать и музыка // Марина Цветаева. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М., 1980.
С. 95).

[6] Такому взгляду в принципе чуждо понимание справедливости как принципа равного деления.
Католический писатель Ж. Бернанос (кстати, закончивший иезуитскую коллегию) сталкивает
обе точки зрения в диалоге двух героев романа «Дневник сельского священника»,
скептически настроенного доктора и сельского кюре, авторского протагониста: «[Доктор:]
Я, впрочем считаю, что человечество делится на две разновидности, в зависимости от своего
представления о справедливости. Для одних она — равновесие, компромисс. Для других…
— Для других, — перебил его я, — справедливость — торжество любви к ближнему, ее
триумфальное пришествие» (Бернанос Ж. Под солнцем Сатаны: Дневник сельского
священника. Новая история Мушетты. М., 1978. С. 362).