Мы и наши дети

Мама, папа и я

И решила кроха:
Буду делать хорошо
И не буду плохо.
В. Маяковский

 Если бы я писал эту статью лет двадцать назад, то начал бы ее с цитаты: «Семья — ячейка общества». Однако в наше время слово «ячейка», вызывающее в уме образ одинаковых и безликих пчелиных сот, потеряло былую популярность. Мы стали более чувствительны к различиям, к индивидуальным особенностям. Да и сами различия стали куда значительнее, чем были раньше. Напрашивается даже предпо ложение, что семья, занимающая трехэтажный особняк, и семья, ютящаяся в не отапливаемом бараке, — это ячейки двух разных обществ, у каждого из которых свой способ жизни, свои представления о мире, свои ценности, своя мораль.

И все же границы не столь непроницаемы, как могло бы показаться. Небыва ло быстрый темп социальных перемен определяет не только общую ситуацию в стране, но и судьбу отдельных ее граждан. Из барака — в особняк, оттуда — в тюрьму, потом — снова в особняк, а там, глядишь, уже везут на кладбище с лишней дыркой в черепе. Чуть не каждый обитатель нашего не слишком уют ного улья мечтает — если не для себя, то для своих детей — о первом из этих пе ремещений. Счастливчик, мечта которого исполнилась, опасается последнего.

Непривычная, нестабильная и слабо предсказуемая ситуация вызвала у мно гих родителей растерянность. Как растить детей? К чему их готовить? Что такое хорошо и что такое плохо в нынешних условиях? Не ответив на эти вопросы, нельзя построить более или менее разумную систему воспитания. Это тот случай, когда любой ответ, пусть даже глупый и неверный, лучше, чем никакого. Движе ние всегда оказывается перспективнее, чем бессмысленное топтание на месте. Если достаточно долго идти, то куда-нибудь обязательно придешь, как утвержда ется в «Алисе в стране чудес» Л. Кэрролла.

Вероятно, кому-то покажется странным утверждение о том, что двигаться в неверном направлении лучше, чем стоять на месте. Попробую привести про стую аналогию. Представьте себе, что вы заблудились в лесу и не надеетесь, что кто-либо вас найдет. Вряд ли в этой ситуации вы останетесь неподвижны.

Только идя вместе с ребенком вперед (пусть даже непонятно куда), мы можем научить его ходить. Возможно, потом он выберет другую дорогу, но сначала надо помочь ему овладеть навыками ходьбы, показать, как удерживать выбранное на правление, как уклоняться от веток и острых сучьев. Надо передать ему опыт по колений, полученный нами в наследство от наших родителей и обогащенный на шим собственным, пусть даже не всегда удачным, опытом.

Важнейшее условие существования человеческого общества — это трансля ция культуры, передача ее от одного поколения к другому. Нарушение этого про цесса привело бы к немедленному одичанию. Такая картина иногда изображает ся в антиутопиях (одна из наиболее известных — «Повелитель мух» У. Голдинга). По счастью, в реальности передача культуры никогда не прерывалась. То с бoль шими, то с меньшими трудностями она продолжается на протяжении всей исто рии человечества.

Вместе с тем каждое следующее поколение приносит с собой что-то новое. Иначе отсутствовало бы развитие, и мы до сих пор жили бы в пещерах и поль зовались каменными топорами. За прогресс приходится платить извечным конфликтом «отцов и детей». В одной из древнеегипетских рукописей приво дится характеристика «современной молодежи»: она не чтит традицию, не ува жает старших — в общем, не такая, какими были мы. Не правда ли, знакомые жалобы?

Воспитание ребенка — это балансирование между желанием воспроизвести точную копию себя (прошлого поколения) и стремлением обеспечить своим де тям другое (лучшее) будущее. Первым плацдармом, на котором сталкиваются эти противоположные тенденции, становится семья. Позже их противоборство вы плескивается и на другие территории (школа, институт и т. п.), но семья продол жает служить тем «микромиром», который опосредует, преломляет воздействия, оказываемые на ребенка «большим» миром.

Что из того, чем мы располагаем, мы хотели бы передать детям в неизмен ном виде? Что нуждается в коррекции? Что требует беспощадного искорене ния? Основные ориентиры в нашем движении по жизни и особенно в воспита нии детей определяются системой ценностей. Что значимо и что нет? Что и насколько важно? Что лучше: быть бедным, но здоровым или богатым, но больным? (Увы, известное утверждение, что лучше быть богатым, но здо ровым, чем бедным, но больным, мало помогает решать реальные жизненные дилеммы.)

Мы редко задумываемся над этими вопросами, потому что ответы нам давно известны. Обычно мы начинаем сомневаться в них и заново их пересматривать только в кризисных ситуациях. В повседневной жизни система ценностей не об суждается и не обдумывается, а служит ориентиром для решения конкретных ча стных проблем. Так, хорошо знающему свою гавань лоцману не нужно, проводя очередной корабль, каждый раз сверяться с лоцией.

В отличие от нас, нашим детям еще только предстоит выстроить свою си стему ценностей, которая в дальнейшем станет их лоцией и поведет их по жизни. Они обычно не спрашивают у нас, «что такое хорошо и что такое пло хо», но в нашем поведении, в наших действиях и оценках самостоятельно ищут ответ на этот вопрос. Ребенку важно чувствовать себя хорошим, «пра вильным». Конечно, он ведет себя порой далеко не идеально, но не из-за то го, что он дурной или «вредный». Просто сиюминутные желания легко могут перевесить для него любые другие соображения. Если он утащил из буфета конфету, то мы зря грозно вопрошаем: «Разве ты не знаешь, что нельзя брать без спроса?!» Он знает. Просто очень захотелось сладкого. И большой беды тут нет.

Настоящие сложности возникают тогда, когда мы сами недостаточно ясно понимаем, «что такое хорошо и что такое плохо» — другими словами, когда мы переживаем кризис.

Похоже, что для многих российских семей сейчас настал именно такой период, поскольку само наше общество находится в кризисе.

Семья и мир

Как нас учат книги, друзья, эпоха:
завтра не может быть так же плохо,
как вчера…
И. Бродский

Вряд ли можно найти двух людей, у которых была бы в точности одна и та же систе ма ценностей. Различия касаются в основном не набора (состава) ценностей, а их иерархии, относительной значимости. Для одного важнее одно, для другого — дру гое. Тем не менее можно говорить не только об индивидуальных, но и о групповых ценностях: некотором более или менее общем для определенной группы (или же усредненном) представлении о сравнительной значимости тех или иных ценностей. Индивидуальные ценностные ориентации находятся в сложном взаимодействии с групповыми. В чем-то они совпадают с ними, в чем-то противопоставляются им. Как правило, они в основном соответствуют ориентациям ближайших групп (семьи, профессионального сообщества), но могут сильно расходиться с более отдаленными группами — например, с официально признанными ценностями страны в целом.

В советские времена нам активно и агрессивно навязывались единые ценно стные установки, оформленные в виде государственной идеологии. Некоторые группы и индивиды принимали их (в исходном или модифицированном вариан те), другие вырабатывали свою систему ценностей «от противного». Как в том, так и в другом случае идеология служила эталоном (положительным или отрица тельным), по которому выверялись собственные позиции.

Ныне государственная идеология распалась, а национальная идея, призван ная ее заменить, пока что не сформировалась. Мы оказались на распутье: нам не чего ни принять, ни отвергнуть. Указания, изредка поступающие «сверху», расплывчаты и неопределенны. Вроде бы все прежние представления пересмот рены, но никто еще не написал «морального кодекса строителя капитализма», который можно было бы восторженно принять или с негодованием обличать. Собственную систему ценностей приходится выстраивать на ощупь, без тех чет ких ориентиров, к которым мы привыкли.

По сравнению с западным миром, наше общество отличается не столь уж большим разнообразием взглядов и позиций. Но для нас, выросших в советских условиях и привыкших всегда искать единственно верный ответ, даже эта степень плюрализма оказалась непростой. Декларации о величии либеральных ценно стей перемежаются воззваниями патриотов, кремлевские звезды странным обра зом сочетаются с двуглавыми орлами, проповедь веротерпимости плавно перете кает в обоснование ведущей роли православия. Разобраться в потоке взглядов, позиций, идейных течений нам не проще, чем выбрать одну из десятка мало раз личающихся между собой колбас в большом супермаркете. Поневоле позавиду ешь какому-нибудь французу или американцу, который давно уже выбрал и свой любимый сорт колбасы (возможно, даже не удосужившись попробовать другие), и близкую себе позицию в вопросах жизни, смерти и политики.

Разумеется, никуда не делись так называемые «общечеловеческие», они же «вечные» ценности: любовь, дружба, благородство, свобода, человеческое досто инство и т. п. Но для многих россиян существенно видоизменились иерархиче ские отношения между ними, их соотношение с другими, не столь абстрактными ценностями. Да и само смысловое наполнение этих понятий сильно сместилось. Не возьмусь судить о том, какие именно изменения произошли (да и вряд ли хоть кто-либо смог бы это точно определить), но самый факт их наличия ощущается практически всеми. Он проявляет себя в поведении людей, в их высказываниях и оценках. Давайте посмотрим, как оценивались одни и те же явления и объек ты пару десятков лет назад и как они оцениваются большинством населения сей час (или, по крайней мере, как выглядят эти оценки в телевизионных передачах).

Коммунизм, социализм: было прекрасно (светлое будущее, мечта всего челове чества). Стало — плохо, лживо (тоталитаризм, подавление личности).

Религия: было плохо (опиум для народа). Стало — замечательно (духовность, соборность).

Покорение природы: было хорошо (творческое преобразование действительно сти). Стало — плохо (нарушение экологического равновесия).

Национализм: было хорошо, если у малого народа (борьба за независимость), плохо, если у большого (шовинизм). Стало — хорошо, если наш, российский; плохо, если латышский или чеченский.

Деньги, богатство: было приятно, но немного стыдно. Стало — хорошо и достойно.

Практически то же относится к сексу, который, впрочем, раньше крайне редко упоминался в приличном обществе. Эта тема была почти полностью вытеснена в анекдоты.

Америка (США): было, безусловно, плохо (проклятый империализм). Стало — неопределенно (когда делают нам какую-нибудь пакость — плохо, когда выража ют дружеские чувства — хорошо), но всегда — образец для подражания, путевод ный маяк в строительстве постиндустриального общества.

Итак, мир вокруг неузнаваемо изменился. Мы надеемся, что к лучшему, но пока не поняли, в чем. Тем из нас, кто верил в грядущее «светлое будущее», пришлось расстаться со своей мечтой. Те, кто надеялся, что Россия вернется на путь «нормального исторического развития» (т. е. откажется от коммунисти ческих амбиций и двинется вслед за Западом), могут, казалось бы, радоваться. Но что-то не хочется. Этот путь оказался слишком ухабистым, и движение по нему не доставляет особого удовольствия.

Значит, как всегда, остается верить, что дети будут счастливее нас. Вот толь ко трудно подготовить их к этому неведомому счастью, если не знаешь, в чем оно должно состоять, если смысл высоких понятий (тех самых любви, дружбы и т. п.) стал для нас смутен и неясен. В конечном итоге, наши ценности не столько изме нились, сколько «расшатались»: у нас исчезла уверенность в их незыблемости. Мы боимся передавать их своим детям: вдруг они помешают им в той новой, не понятной жизни, которая ожидает их завтра?

Как уже говорилось, в воспитании очень важно найти правильное соотноше ние между преемственностью и новаторством, традицией и современными вея ниями. Это соотношение меняется в зависимости от скорости преобразований, происходящих в обществе. В стабильные периоды приоритет принадлежит пре емственности, в революционные — изменениям. Однако существуют естествен ные границы, выход за которые чреват серьезными осложнениями. Воспитание поколения — дело длительное, занимающее в наше время не меньше двадцати лет. Если перемены в укладе жизни происходят намного быстрее, то неизбежно возникают напряжения, изломы, тяжелые внутренние противоречия.

Современный мир меняется очень быстро. В нашей стране скорость перемен долго оставалась относительно низкой. В последние пятнадцать лет мы пытаем ся срочно наверстать упущенное, и темп изменений стал необычайно стреми тельным. Мы ворвались в современную капиталистическую систему и спешим приобщиться к ее благам: экономическому процветанию, политическим свобо дам, безопасному сексу, безработице, наркотикам. К сожалению, отделить злаки от плевел не удается, как и никому до сих пор не удавалось. Приходится приоб ретать полный комплект. Правда, экономическое процветание обычно достается одним, а безработица — другим.

Мы хотим, чтобы нашим детям досталось только лучшее, но не знаем, как этого достичь. Во имя их будущего мы отрекаемся от собственных ценностей. Родители, разочаровавшиеся в своих идеалах, не отвечают на незаданный ре бенком вопрос: «Что такое хорошо и что такое плохо?» Семья теряет одну из своих важнейших функций: она перестает обеспечивать человека, вступа ющего в мир, системой координат, которая помогала бы ему найти в этом ми ре свой путь. Мы как бы говорим нашим детям: «Идите вперед! Все у вас бу дет хорошо. Но вам придется самим искать дорогу, мы вам в проводники не годимся».

Не слишком ли тяжелую ношу мы взваливаем на их плечи?

Новые ценности

Шли мы раньше в запорожцы,
А теперь — в бандиты!
Э. Багрицкий

Ценности принято делить на терминальные (окончательные) и инструменталь ные. Терминальные — это те, которые значимы сами по себе: они, как звезды, светят своим собственным светом. Инструментальные важны лишь как средство достижения цели, их свет — отраженный, как у планет.

Представим себе человека, для которого важнейшая терминальная цен ность (то, что ему всего дороже) — уважение окружающих. Если при этом для него основным средством приобретения уважения служат деньги, то они становятся инструментальной ценностью.

Но для кого-то другого, как для пушкинского Скупого рыцаря, они могут быть самодовлеющей, терминальной ценностью. На протяжении жизни как отдельного человека, так и общества в целом ста тус той или иной ценности может измениться. Из инструментальной она может превратиться в терминальную. Ведь и для Скупого рыцаря, по-видимому, деньги когда-то были только средством реализации других, в те времена более значимых для него ценностей. Возможно и противоположное превращение, когда какая либо из терминальных ценностей теряет свою самостоятельность и превращает ся в инструментальную.

Подобные изменения в наше время стали довольно частыми. В частности, во многих семьях явно изменила свой статус ценность образования. В советские времена в культурных кругах образование, как правило, являлось терминальной ценностью, причем одной из наиболее значимых. Сейчас я часто наблюдаю ее превращение в инструментальную. Во многих вполне интеллигентных семьях образование стало рассматриваться не как путь приобщения к культуре, а только как путь к жизненному успеху.

Школы (особенно частные), идя навстречу пожеланиям родителей, вводят курсы менеджмента, бизнеса и т. п. Предполагается, что благодаря этому дорога к успеху станет короче. Между тем длительное исследование, проводившееся большим коллективом американских психологов во второй половине ХХ века, показало, что эти надежды могут не оправдаться.

Исследование проходило в два этапа. На первом этапе из нескольких этниче ских групп были отобраны дети, строго равные по всем мыслимым показателям. Они были одинакового возраста, с одинаковым уровнем умственного развития и происходили из семей с одинаковым социоэкономическим положением. Более того, сами семьи были уравнены по образовательному уровню и коэффи циенту интеллектуальности родителей.

Второй этап исследования был проведен через двадцать лет. Он был предель но прост: психологи ограничились выяснением социоэкономического уровня, достигнутого повзрослевшими детьми. Оказалось, что у представителей разных этнических групп он существенно различается. Полученные данные позволяли связать эти различия с ценностными ориентациями, господствовавшими в каж дой из групп. Наибольших успехов добились не те дети, чьи родители были непо средственно ориентированы на успех, а те, в чьих семьях самодовлеющей ценно стью являлось образование.

Этот результат вполне объясним. Ведь сегодня успех обеспечивается одним набором знаний и умений, завтра — другим. Двадцать лет назад нас учили физи ке и химии, а сегодня оказались полезнее познания в менеджменте и бизнесе. Выучив наших детей сегодня бизнесу и менеджменту, мы рискуем поставить их через двадцать лет в затруднительное положение. Другое дело, если они ценят об разование само по себе, вне его связи с быстрым жизненным успехом. В этом слу чае они получат достаточную базу для того, чтобы в дальнейшем самостоятельно приобретать нужные им познания в самых актуальных на тот момент областях.

«Инструментализация» ценности образования приводит к еще одному пара доксу. Обучение становится сверхранним: ведь надо успеть, не отстать от других, не задержаться на старте. Гонка начинается уже в дошкольном возрасте. В резуль тате у детей не остается времени на игры (кроме, может быть, компьютерных), на занятия рисованием, конструированием из кубиков и на прочие «несерьезные» детские дела. А ведь именно они, как показано в огромном числе психологиче ских исследований, помогают развить способности, обеспечивают возможность самоорганизации, формируют творческий склад личности, умение принимать нестандартные решения в сложных ситуациях.

Чрезмерная озабоченность тем, чтобы снабдить детей всем необходимым для быстрого жизненного успеха (оборачивающаяся подчас своей противоположно стью), типична для родителей, но не для самих детей. У многих из них, начиная с подросткового возраста, начинают проявляться совершенно другие устремления.

Одна из ценностей, явно повысившая свой статус в последние годы, — это ценность «красивой жизни». Раньше она была характерна только для узкой груп пы так называемой «золотой молодежи» (детей высших чиновников, партийных работников, известных деятелей культуры и т. п.). Теперь она получила куда бо лее широкое распространение и проникла во все слои общества, в том числе не имущие. Вероятно, в этом сказалось и упоминавшееся выше ослабление роли семьи в формировании детских ориентаций.

«Красивая жизнь» стала для многих подростков самоценной. Основной об служивающей ее инструментальной ценностью являются, разумеется, деньги. Их источник — бизнес. Но в современной российской действительности грань между респектабельным бизнесом и откровенным разбоем тоньше, чем где-либо в мире. Поэтому в подростково-молодежной субкультуре неожиданно большую популярность получил образ бандита. Его идеализации способствует и телевиде ние (вспомним хотя бы сериал «Бригада»).

Другая проблема возникает в том случае, когда родителям все же удается час тично передать детям свои ценности. Мне не раз случалось наблюдать у молодежи странные гибриды, когда ценность «красивой жизни» сочетается с ценностями интересной работы, творчества, служения людям и т. п. В этом не было бы ничего дурного, если бы не одна мелочь: в реальной жизни крайне трудно получить все это одновременно, особенно молодому человеку, еще не ставшему серьезным спе циалистом. Это тот самый вариант: лучше быть богатым, но здоровым…

В итоге почти неизбежно возникает глубокое внутреннее противоречие. Система ценностей перестает быть ориентиром в жизни, поскольку побуждает человека двигаться одновременно в двух совершенно разных направлениях. Естественные следствия — неудовлетворенность, невроз, депрессия.

Когда-то мы играли в такую игру с государством: думали одно, говорили дру гое. Например, ехали в стройотряд зарабатывать деньги, а во всеуслышание заявляли, что наше главное стремление — помочь колхозу. Подобная раздвоен ность всегда неприятна. Если же она становится внутренней, если человек начи нает играть в такие игры с самим собой, то это особенно тяжело.

Старые предрассудки

Мы пирог свой зажарим на чистом сале,
ибо так вкуснее; нам так сказали.
И. Бродский

В советских книгах и кинофильмах мы привыкли встречать конфликт старого, реакционного с новым и прогрессивным. В последние годы, с их бурными потря сениями и резкими переменами, этот конфликт часто выглядит иначе. Нас бес покоят столкновения старого, привычного и правильного (как мы полагаем), с новым — вредным и реакционным.

Да, конечно, мы вынуждены признать, что не все старое хорошо и не все но вое плохо. Но, с другой стороны, не все новое полезно и не все старое вредно. Не редко первое из этих положений остается формальной декларацией, второе же становится руководящим принципом в воспитании ребенка. Парадокс в том, что родители (а еще чаще — бабушки и дедушки) пытаются привить детям прежние, «правильные» ценности, которые, по их же собственному мнению, не соответству ют новому обществу:

— Сейчас никто не придает достаточного значения учебе, а тебе обязательно нуж но получить высшее образование. Ты не смотри, что я с двумя высшими образованиями си жу без работы.

— Все твои сверстники целыми днями сидят за глупыми компьютерными играми — бах! бах! бах! А ты должен читать книги, чтобы стать культурным человеком.

— Нынешняя молодежь слушает такую ужасную музыку, что с ума сойти можно. Слушай классику — как мы, когда были в твоем возрасте.

Такие увещевания вряд ли помогают, но вполне могут принести вред. Ребенок спокойно пропускает мимо ушей все «надо» и «должен», но принимает на веру утверждение о том, что теперь «все такие». И он тоже старается стать «таким». Между тем ни одно из утверждений, которые я привел в качестве примеров, не отвечает действительности.

Образование отнюдь не перестало быть значимой ценностью. Если для мно гих оно и стало лишь средством достижения жизненного успеха, то это не озна чает, что оно вообще обесценилось.

Компьютер несколько потеснил чтение, но вовсе не исключил его из дет ской жизни. У молодежи есть свои излюбленные книги, свои кумиры среди пи сателей (другой вопрос, насколько они нравятся нам, представителям старшего поколения). К тому же компьютерные игры — это не только примитивные «стрелялки». Некоторые из них не уступают по изощренности всеми уважаемым шахматам.

Подростков можно встретить не только на дискотеке, но и в консерватории. Они отдают предпочтение современной музыке перед классической, но вовсе не ограничиваются ею. Соотношение и в «наше время» было похожим. У каждо го поколения — своя музыка, отвергаемая предшествующим. Когда-то старшие называли какофонией джаз, позднее – «Битлз»…

Пытаться привить детям ценности, которые мы сами считаем устаревши ми, — все равно что плевать против ветра. Это как если бы Иван Сусанин откры тым текстом сообщил полякам: «Идите за мной! Я поведу вас в болото, из кото рого вам никогда не выбраться».

Несколькими страницами раньше я утверждал, что в воспитании ребенка полезнее двигаться хоть в каком-то — пусть и неправильном — направлении, чем топтаться на одном месте. Нет ли тут противоречия с тем, что я пишу теперь? На мой взгляд, нет. Я имел в виду направление, в правильности которого мы не уверены, а не то, в неправильности которого уверены.

Агрессивное навязывание своих ценностей — это другое проявление сомнения в их истинности. Его последствия могут оказаться еще хуже, чем в случае честного признания своей несостоятельности. Оно вызывает протест, который легко при нимает самые неприятные формы — например, антисоциального поведения или ухода от неприятной действительности в мир наркотических фантазий.

И пассивность, и псевдоактивность родителей, не уверенных в своих ценностях и идеалах, в конечном итоге часто толкают подростков на поиск других людей — тех, кто точно знает, куда идти. Отсюда — агрессивные молодежные объединения, движение скинхедов, приобщение к разнообразным религиозным сектам.

* * *

Вероятно, критически настроенный читатель заметил, что автор задался неблаго дарной целью: он пытается придерживаться золотой середины, раздавать всем сестрам по серьгам, искать в каждой навозной куче жемчужные зерна и добавлять в каждую бочку меда по ложке дегтя. Увы, так оно и есть.

Мне и самому хотелось бы четче расставлять акценты, выносить безапелляцион ные приговоры и давать однозначные оценки. Но и сфера воспитания, и сфера цен ностей, о которых я пытался рассуждать, — слишком тонкие материи. Они не подда ются точному научному анализу и совершенно не терпят пророческого пафоса. Удел человека, рискнувшего вторгнуться в них, — строить осторожные гипотезы, а не да вать универсальные рецепты, особенно в переходные периоды, подобные нашему.

Так что давайте думать вместе, не приукрашивая ситуацию и не сгущая краски. Проблема слишком серьезна для того, чтобы отмахнуться от нее или попытаться справиться с ней кавалерийской атакой. Но надеюсь, что она все же разрешима.