О репутации в высоком смысле этого слова рассуждать весьма увлекательно и, можно сказать, легко. Репутация как феномен в свете теории социального прогресса, механизмы формирования репутаций в науке, социологические модели репутационных рисков, репутация как один из регуляторов бизнес-процессов — все это описано неплохо и полно. Правда, лучше и полнее — вне пределов нашего отечества. Зато в пределах отечества все (кажется) знают, что надо беречь честь смолоду, а платье снову, что присягать следует разборчиво, а присягнувши — держать слово, на службу не напрашиваться, но от службы не отговариваться. Более или менее повсеместного следования краткому наставлению старшего Гринева, возможно, было бы в принципе достаточно для того, чтобы мы не посвящали этот том «власти репутаций».

Однако наставление это почему-то не утрачивает своей дидактической актуальности, до сих пор толком не усвоенное соотечественниками, хотя со времени действия «Капитанской дочки» прошло двести сорок лет, а после публикации — сто семьдесят восемь. Более того, мы беспрестанно норовим подвергнуть краткий список правил ревизии, в разные эпохи обновляя его на разный лад. Относительно вегетарианские времена приводят к избытку досуга и полной распущенности мыслящих граждан и образованных горожан: они начинают хотеть прекрасного и требовать невозможного. В чем их легко изобличить. Например, доказав на исторических примерах избыточность и утопичность ожиданий, согласно которым государством должны управлять благородные и просвещенные мужи, наукой — блестящие и одновременно деловитые ученые, образованием — великие педагоги и организаторы учебного процесса в одном лице, медициной — самоотверженные врачи-менеджеры, экономикой — честные эффективные предприниматели, искусством и культурой — ...ну, ими лучше вовсе не управлять. Что еще нам потребно? Ну, скажем, парками и садами чтоб заведовали талантливые садовники, библиотеками — библиофилы, театрами — гениальные режиссеры. Чтобы поступившему скверно ел глаза стыд. Чтобы представления о дурном, хорошем и зазорном были всем нам понятны и близки. Список притязаний можно сладостно длить, но в целом тенденция ясна.

По правде говоря, не так уж и трудно понять и принять рассуждения о том, что все это невозможно. Ведь всего этого у нас и нет. И ничего — жалуемся, но живем. И жить будем, равно как и жаловаться продолжим. Другой вопрос — то совершенно обывательское, ничтожное, в сущности, очень прикладное измерение репутации, без которого временами становится и в самом деле тошно, а иногда даже случаются протесты, бунты и крупные беспорядки. Речь о минимальном достаточном уровне общественного доверия, который необходим для мирной жизни. И без которого, как выясняется, вообще не складывается устойчивая конвенция, дающая возможность достойно существовать: рожать, учиться, лечиться, платить налоги, соблюдать законы, работать на совесть, сортировать мусор, избираться и быть избранным, не воровать, не гадить в пресловутом подъезде, не давать взяток, помнить себя, умирать. Связь между репутацией и доверием очевидна и неоспорима, хотя измерить ее и выразить сухой цифрой вряд ли возможно. К тому же традиционно занимающиеся у нас этим делом социологи имеют не самую завидную репутацию и не пользуются доверием.

В этом номере ОЗ мы анализировали репутацию как сложный культурный, социальный, философский, политический феномен — в варианте, так сказать, hautecouture. Но при этом мы держали в уме простую мысль: общественное доверие — а именно оно необходимо нам как воздух — может возникнуть лишь тогда, когда само общество хоть немного начнет походить на отлаженную фабрику репутаций, производящую практичные вещи для повседневной носки, prêt-a-porter. Мы продолжим наши изыскания. Следите за обзором новых коллекций 2014—2015.