Дневник

— Успокойтесь, — попросила я. — Денег у меня нет, но я могу поговорить с вами. Подумаем вместе, есть же выход из вашей беды!

Женщина-старушка молчала. Я села рядом и предложила ей валидол. Потом она позвала меня:

— Пойдем со мной, если не трус... Ты, надеюсь, не выдашь меня? Мне стало любопытно, и я пообещала:

— Не выдам!

Мы вошли в сильно разрушенный многоэтажный дом, явно нежилой. Я шла осторожно, стараясь не наступать на битое стекло и на человеческие и собачьи фекалии.

Женщина попросила меня:

— Отвернись!

Я отвернулась. Иначе для чего я за ней шла?

— Теперь смотри! — сказала мне нищая.

Передо мной оказалась молодая красивая женщина с помадой на губах. У нее в руках — большой яркий пакет. В нем лежат плащ, парик и еще что-то.

— Да как же это? — удивленно спросила я.

— А вот так! — твердо и почти с гордостью отвечает мне «бабушка», держась за сердце. Оно у женщины действительно болит.

— Я на товар зарабатываю, чтобы купить его и на рынке торговать! — объяснила она. — Мы втроем живем: я, мама и мой сын. Мама — она, по своему возрасту, еще не на пенсии. Плохо ходит. Больные ноги. Все ценное у нас в квартире, конечно, украли. Ну, как у всех. Мои украшения — цепь, серьги мы давно продали. Деньги ушли сразу на лекарства и на еду. Люди советовали мне в пятницу идти к мечети. Я не решилась. Вдруг родственники бывшего мужа увидят, осудят. Работы, сама знаешь, нет. Можно только завалы разбирать да улицу мести. Оплата такая, что втроем не жить, а от голода умирать надо. Без работы теперь даже квалифицированные специалисты с вузовским образованием.

— Дома мы экономим, — продолжала женщина. — Мясо никогда не покупаем. Картошка, разные каши и макароны — вот наша еда. Сыну беру молоко. Один раз в неделю что-нибудь сладкое. Зато рублей по семьдесят могу отложить!

Вот еще неделю так «поработаю», и за товаром в город Хасавьюрт (Дагестан) поеду. До последней войны я ведь торговала! Имен друг у друга мы не спросили. Горько и страшно смотреть на это.

В Чечне очень не простая сложилась ситуация: ставленник Москвы, бывший поборник «джихада» Ахмат Кадыров, захватил власть. В народе бродит не подтвержденная официально новость, что Гантамирова (более давнего друга Кремля) отравили! Якобы тот сейчас находится в больнице. Ничего про это лично не знаю: ни подтвердить, ни опровергнуть не могу.

Люди Кадырова засели в Министерстве печати напротив моей газеты «Молодость». Само Министерство печати тут же переделали в Министерство национальной политики, а Министерство печати ликвидировали.

На всех улицах стоят с ног до головы вооруженные кадыровцы — точно так же, как ранее стояли гантамировцы. Они плохо говорят по-русски, многие — из горных сел.

Что творится! Людям во всех общественных местах приказывают голосовать на выборах за Ахмата Кадырова. 5 октября у нас выборы президента Чеченской Республики. Тем, кто откажется за него голосовать, угрожают невыплатой заработной платы!

Русских солдат тоже заставляют голосовать за него. А ведь недавно он агитировал убивать всех «захватчиков чеченской земли» и просто русских людей! Ни для кого не секрет ни прошлое этого господина, ни будущее... По всем улицам плакаты: Президент РФ Путин пожимает руку А. Кадырову!

В институте хаос. Нас не переводят на второй курс! Требуют дополнительный экзамен по анатомии (который мы, к слову, уже сдавали). Хотят, наверное, долларов? У меня их нет. Я агитировала студентов всей группой ходить добиваться перевода на второй курс! Решено собраться всем в понедельник 15 сентября и идти к декану.

P. S. В «Молодости» задерживают зарплату.

17 сентября. Вечер

С переводом вопрос решили. Я на втором курсе. Забрала из института свой школьный аттестат за 11 классов — чтоб при обстреле не сгорел. Обстрелы часты и стихийны.

Война продолжается с 1994-го, а остальные регионы России обманывают по радио и телевидению, что у нас «все хорошо и мир». Я специально, после очередных ежедневных перестрелок и терактов жду, когда же о них скажут российские СМИ? Но многое, почти все, замалчивается!

Начали восстанавливать один дом в центре города, покрасили его разной краской с разных сторон: желтой, зеленой и розовой. Теперь именно его снимают то с одной, то с другой стороны и показывают в новостях как «массовое восстановление», а мы все продолжаем жить в руинах.

В газете «Молодость» не заканчивается выяснение отношений между мной и Аланом. Я узнала, как он и другие люди из руководства газеты мухлюют с зарплатой: денежную надбавку, которая приходит на всех сотрудников, они забирают себе. Никому мои разговоры на эту тему не понравились. Не желая признаваться и восстанавливать справедливость, Алан стал хамить мне. Чтобы обидеть и задеть, он внезапно сообщил:

— Стихи, те, что ты мне написала, съела крыса! И злобно засмеялся. А я ответила:

— У крысы есть вкус.

Он не нашелся, что бы еще сказать. Но мое требование платить мне зарплату наравне со всеми опять проигнорировал.

Давно не видела пожилого Инала. Даже немного соскучилась по его брюзжанию.

19 сентября. Утро

Меня хитростью решили убрать из родной редакции. Хорошо хоть вне штата издают мои работы по всему Северному Кавказу.

Дружу с корреспондентом Умишей. Хорошо общаюсь с поэтом У. Яричевым. Недавно еще познакомилась с сотрудником газеты «Известия», седым Гапуром. Он похож на персонажа, что был у Золушки кучером. Мне невероятно нравится этот образованный, благородный пожилой чеченец, умеющий тактично пошутить и, несмотря на все невзгоды, оставаться честным и порядочным. Он зам шефа в газете «Известия», а главный там папа Алана.

Гапур пообещал, что если «моим» удастся выкурить меня путем травли из родной редакции, то он постарается устроить меня в газету «Известия» специальным корреспондентом. Правда, папа Алана, после того как я не отдала тебя, Дневник, высказывается против. Но у Гапура имеется мечта открыть свою собственную газету «Народ».

Мне бы очень хотелось расстаться с газеткой «Молодость», но из-за финансовых трудностей и отсутствия рабочих мест приходится многое терпеть. Вчера хитрый Алан подстроил мне встречу с Бухгалтером — она протянула мне пустую бумагу и попросила: «Подпиши, это формальность». А сам Алан убежал. Я подписала, толком не разобравшись, зачем это нужно, и, как оказалось впоследствии, это была не до конца составленная (!) бумага о том, что я согласна с тем, чтобы меня уволили!

Самое интересное: в списках на увольнение нет ни рулевого нашей газеты — Профессора, ни самого Алана, ни Бухгалтера! Я быстро написала заявление о том,

что у меня на иждивении больная мать, мы скитаемся без жилья и пенсии, и на этом основании меня следует увольнять в последнюю очередь, а не подсовывать мне бумаги подобного рода. Они скривились, но сильно препираться побоялись, зная мой характер.

P. S. Кроме всего прочего, милый Дневник, мне угрожали. Военные. Они не представились, но я поняла, что они отвечают за внутреннюю безопасность. Я очень боялась, что они причинят мне зло, но они только сказали, чтобы я сожгла тебя и забыла все, что тут писала, иначе не жить ни мне, ни маме, и отпустили. Еще ругали за кое-какие статьи, которые мне «больше писать не следует». Я пообещала «подумать».

21 сентября. Ночь

Привет!

Много было мыслей. Однако я не смогу убить тебя, Дневник, ибо ты значишь гораздо больше, чем жизнь одного или двух человек. Если положить на весы мою жизнь и твою значимость, ты перевесишь. А уж раз мне угрожали из-за тебя, так оно и есть!

Сегодня опять в «новостях» рассказывали про Кармадонское ущелье и пропавшую съемочную группу Сергея Бодрова-младшего. МЧС вначале вело поиск людей, но потом, сославшись на то, что в тоннеле, куда люди забежали перед обвалом, есть горная река и всех там затопило, прекратило поиски. Но люди-родственники и волонтеры-спасатели не ушли с места трагедии. Они сами, без техники, бурили скважины на много метров — искали живых или тела умерших! Нашли целый футляр от плеера, без батареек. Значит, кто-то был жив все это время?! Кто-то же их вынул.

Нижний этаж тоннеля залит водой. Обычные люди, которые поневоле стали спасателями, до сих пор не уходят — все надеются найти хоть кого-то... разбили там лагерь. Ведь вместе с пропавшими в тоннель перед обвалом забежали лошади. Значит, была надежда, что кто-то сможет выжить, найдет еду...

Я умею говорить с книгами.

Спросила по зеленой Книге^[1]: живы ли они?

Мне ответили: «Они — предстали перед Нами».

Значит — нет.

Сегодня посмотрела трогательный, добрый фильм «Медвежий поцелуй».

Мне очень жаль, что с людьми в Кармадонском ущелье случилось несчастье. Я желаю Им, чтобы у них было все, чего бы они ни захотели во времени и пространстве. Да поможет им Всевышний!

5 октября. Вечер. День выборов!

Ничто так не близко к глупости, как ум без здравого смысла.

Неккер

Стрельба вчера и сегодня на улицах моего города. Но не сильная. Народ «выбирает» А. Кадырова! Хотя его давным-давно уже выбрали. Никто о других кандидатах не говорит. Всюду только слышится: «Кадыров! Кадыров!» В народе упорные слухи:

Кто сегодня женится — получит в подарок машину от Ахмата. Кто родит ребенка — 50 тыс. рублей.

Откуда такие финансы у простого муллы?! Загадка.

Недавно летал А. Кадыров с президентом России В. Путиным в США. Путина на переговоры в Кэмп-Дэвид пустили, а муллу Кадырова — нет. Показав таким образом, что в Америке не очень рады этому гостю.

Я продолжаю обучаться в Школе корреспондентов. Вижу там поэта У. Яричева — он преподает. Инал передумал меня публиковать в «антологии чеченской поэзии» — обиделся на равнодушие к его персоне.

Мне нужно ставить шесть коронок и ставить пломбы в десять зубов. Когда это станет возможным в моей родной стране? Помощи от властей нет.

Мы с мамой отсылали в Администрацию Старопромысловского района письмо о помощи. Ведь в новостях по телевизору упорно передают, что бедным людям помогают, больным выделяют деньги на лекарства и т. д.

Наш дом восстановлению не подлежит — он разрушен, я была ранена, мы живем до сих пор без отопления и лекарств. Но нам пришел ответ из Администрации — в любой помощи отказали. О чем бумагу с подписью властей прилагаю к твоим страницам.

13 октября. Вечер

А теперь отгадай, кто победил на выборах? Правильно, Ахмат Кадыров!

Опять легко сотряслись дома — люди этого даже не заметили толком, в суматохе своих проблем и несчастий. Ученые предупреждают о возможном землетрясении на Северном Кавказе до девяти баллов. Неудивительно. В предгорье Кавказа, в Чечне, есть места, которые местные старики называли «особыми», «священными». Проходя по этим местам, путники снимали свою обувь и говорили шепотом. Теперь там носятся, лязгая железными гусеницами, российские танки, бэтээры и стреляют из тяжелых орудий. Никто не думает, как жить дальше.

Денег и на половину зубов не нашлось, но часть из них все же удалось «отремонтировать». Я проявила невиданную храбрость, когда мне вынимали нервы сразу из нескольких зубов. У врача я пробыла около семи часов. Пока сидела, открыв рот, то успела помедитировать на потолок, помолиться и мысленно пересказала себе пару поэм Шекспира, а потом стихи и песни, что знаю наизусть.

Общение было приятным... :-)

23 октября. Вечер

Извини, электричество погасло.
Темнота беспросветная.

24 сентября Привет!

У нас появился новый котенок.

Дело было так: российские солдаты покинули свой пост — «Вышку», недостроенное девятиэтажное здание рядом с заводом «Электроприбор». Приказ уходить был внезапным, так как они кубарем скатились оттуда. Вначале люди нашего четырехэтажного дома, где мы обитаем по милости Таисы, обрадовались: теперь не будет глупой стрельбы по собакам и по двору с мирными жителями из автомата (искренне расстроились только торговцы водкой — ведь они лишились постоянных и надежных клиентов), но потом жильцы опять оказались недовольны. Дело в том, что у русских солдат на «Вышке» завелся котенок. Маленькая трехцветная кошечка — их боевая подруга. Но, убегая впопыхах, они забыли ее на самом верху. Крошка не могла спуститься сама.

Шесть дней вопли голодного несчастного животного оглашали наш двор из нескольких четырехэтажных домов. Люди не решались идти к «Вышке», полагая, что она может быть заминирована. Никто не хотел умирать!

Поэтому неустанно высказывались предположения, когда же издохнет сам котенок?! Только моя седая мама, на шестой день, помолившись, приняла решение влезть на «Вышку». Я, понятное дело, ее отговаривала, понимая, что она может покалечиться или умереть, наступив на мину. Но она очень упрямая. Раз решила идти, пошла. Я последовала за ней. Потому что разделяю участь того, кто рядом.

Мы аккуратно расчистили себе дорогу, раздвигая руками траву — на случай, если там есть минные растяжки, но их не было. Однако влезть наверх «Вышки» мы не сумели — оказалось, там не всюду есть лестничные проемы. Котенок кричал на последнем издыхании. Он завывал подобно охрипшему волчонку в лесу.

И неожиданно в этот момент к нам подбежал взъерошенный сосед с первого этажа. Тот самый, знаменитый торговец водкой. Он удрал от жены и детей, которые не пускали его на спасение кошки, крича и ругаясь. Сосед увидел в окно, как я и мама пытаемся влезть наверх и как у нас ничего не получается. И он влез!

Влез на «Вышку» по железным искореженным кускам свай, которые, извиваясь, свисали вниз. Сосед достал котенка и отдал нам. Мама взяла на руки дрожащий маленький комочек шерсти, и мы понесли его домой. Назвали Карина. Спасибо тебе, сосед!

25 октября. Суббота. Вечер

Мы с мамой приехали с Северного базара. Торговали! Купили еды себе и кошкам. Это хорошо. Джамалай и его сын Исмаил были так добры, что подвезли нас на своей машине к подъезду. Обычно мы выходим за два квартала (у их дома) и плетемся к себе, нагруженные сумками.

Еще, Дневник, я хочу поделиться с тобой своей печалью.

Не думала, что могу быть подвержена депрессиям. Я сильная. Если не я, то никто. Я сверну горы и переплыву океаны. Я не могу быть слабой. Мне нельзя. Но почему-то в последнее время так хочется плакать украдкой, без явной на это причины. Мама говорит:

— Это — осень!

Но я люблю осень.

Сколько строк мною брошено перед ней...

За окном возникла осень,
Словно маленькая чудь,
В волосах мелькает проседь —
Черных кос мне не вернуть.

Не вернуть в горах тропинку
И смородины кусты...
С того лета паутинку,
Где остался только ты.
 

Я заметила, что депрессия начинается в выходные — с субботы на воскресенье.

Возможно, это связанно с тем, что всю неделю я бегаю по делам, занимаюсь учебой в Школе корреспондентов, готовлюсь к сессии в вузе, и мне просто некогда подумать над окружающим меня пространством.

В выходные же время начинает течь медленно, задумчиво — и это самое страшное. Я начинаю пересматривать свою жизнь, переливая ее, будто по капле, из одной чаши в другую. Выискиваю самые отрицательные и чудовищные фрагменты и оплакиваю их. Даже в моменты жестоких обид и лишений я не проливала слез. Теперь же, при пересмотре жизни, я сажусь одна в комнате перед зеркалом, разбитым и старым, и плачу навзрыд.

С понедельника время убыстряется, и до следующих выходных я живу спокойно. В эту осень подобное было трижды, и это меня пугает. Обычно я сижу в маленькой темной комнате и думаю примерно так:

«Что, если бы моя жизнь сложилась иначе? Что, если бы в мои девять лет не случилась война, и мы жили, как прежде?Все соседи дружили между собой, никто не враждовал... Вражду принесли войны на мою землю! Какой была бы моя жизнь без голода, ранений и болезней?

Жизнь, в которой я могла бы путешествовать и любить, купаться в реках и озерах, петь песни и вплетать в волосы цветы. У меня не разбомбили бы дом, не отняли здоровье и любимого деда. Ябыла бы счастлива...

Я могла бы пройтись по траве, не боясь наступить на мину. Я не умела бы уворачиваться от пуль».

После чего, оглянувшись и заметив голодную кошку, а также понимая, что зима не принесет ничего кроме лютого мороза в квартире и очередного приступа ревматизма, я начинаю горько рыдать. Мне вторит стрельба за окнами.

Не могу найти точку отчета, где допустила ошибку. Не вышла замуж? Но я ничего не чувствовала к тем, кто сватался ко мне. Я честна в чувствах — дурная прибыль мне не нужна. Я любила Аладдина, но и это не сделало меня счастливой.

И вот я расстраиваюсь, становлюсь злой и раздражительной. Мне начинает казаться, что все окружающие виноваты в моих страданиях. Мне хочется выйти из дома и убежать, не разбирая дороги. Прочь! В никуда! Под грозой из сверкающих молний и грохочущую канонаду. Не думать ни о чем и ничего не жалеть. Закончить жизнь так, как она начиналась: в полном неведении, не контролируя разум. Невероятно, что все-таки я призналась тебе в этом, Дневник.

Мне уже ничего не забыть
Из того, что давно пора...
Мне уже никого не любить,
Кроме игры пера...

Я осталась там, за чертой,
Где скрестились света лучи.
Уходи от меня! Не стой!
А останешься, так молчи...

P. S. За окном буря. Деревья танцуют в ритме ветра...

26 октября. Воскресенье. Ночь Привет!

Я лежала и мечтала о Полинезийских островах, прозрачном океане и огромных мудрых черепахах. Представь, мне сразу стало легче! Да, я не могу путешествовать физически. Но ничто не мешает мне закрыть глаза и создать реальность внутри себя.

С мамой мне тяжело. Я многого не пишу, но характер ее все портится и портится.  Война довела ее стрессами и болезнями до ужасного состояния.

Электричества опять нет. Холодно. Мы сидим в квартире без света. Воду натаскали на третий этаж ведрами. Мне нельзя поднимать тяжести после ранений, но я стараюсь не думать об этом.

Слабо горят маленькими огоньками две газовые конфорки на печке — это все наше тепло. Отопление в жилье отсутствует несколько лет. Мама вздыхает и жалуется на боль в спине — застудила поясничный нерв.

Хотела написать стихи, но — увы. Свечки закончились, и тебя, Дневник, я пишу, поймав лунный луч, который струится из окна.

Люди для меня — создания загадочные и непостижимые. Может быть, поэтому я стараюсь фиксировать почти каждый случай из своей жизни?

Например, совсем недавно в газете «Молодость» было чаепитие. И меня тоже пригласили попить чаю. Инициативу проявила Бухгалтер:

— У нас торт! — сказала она, загремев чашками. — Садись, мы тебя угостим.

Я, поблагодарив, села. Мгновенно из-за стола выскочили четыре сотрудника и покинули комнату. При этом я услышала шепот: «Ее фамилия — русская... с русскими мы за одним столом не сидим». Уйти сразу я сочла неуместным. Поэтому выпила глоток чая, откусила кусочек тортика. Он был, кстати, старый, засохший, с чьего-то дня рождения.

Бухгалтер, заметив, как ее приглашение повлияло на остальных, сильно покраснела и тоже вышла из-за стола. Я осталась в полном одиночестве, среди наполненных чашек чая. Встала. Попрощалась. Ушла. Больше я с ними чай не пью.

Никогда.

При встрече мы все так же улыбаемся друг другу.

Еще у нас в редакции есть телефон. Он всегда занят. Народ разговаривает, названивая в разные города. Когда я один-единственный раз спросила:

— Мне можно позвонить? Алан, заместитель шефа, ответил:

— Можно, но мы вычтем деньги из твоей зарплаты.

Что с людьми сделала война? Как она озлобила их... Я никого не виню. Просто не понимаю.

27 октября Привет!

Видела Амину. Это молодая девушка-чеченка, с которой я познакомилась на Северном базаре. Амина модно выглядит, не носит платок. Она была в одной из страшных тюрем, где пытают и убивают людей. Это тюрьма — Чернокозово.

Амина рассказала, что ее похитили и привезли туда в 2001 году, когда ей было пятнадцать лет, для того чтобы «установить личность», так как у нее с собой не было паспорта. В итоге девушка-подросток пробыла «там» полгода!

Она рассказывала мне всякие ужасы: например, что палачи, которые работали в этой тюрьме, раздевали догола узников и заставляли на четвереньках, по-собачьи, таскать в зубах помойное ведро... И это еще не самое плохое, что палачи творили.

Про себя Амина сказала так: «Я понравилась одному русскому военному, и меня не трогали другие». Потом неожиданно расплакалась и сказала, что больше не хочет жить. Что хочет умереть. Понятное дело, я стала ее отговаривать. Я настаивала на том, что у нее живы родители и ей следовало бы подумать о них. Но Амина махнула рукой:

— В нашей семье еще пять девочек. Родители переживут! Я все равно теперь «позор семьи».

И ушла своей дорогой. А я стояла под проливным дождем, не замечая, что моя одежда насквозь промокла, и думала, что, пожалуй, война, голод и холод — это не самое плохое, что может случиться в нашей стране с человеком.

29 октября. Утро. Среда

Пломба, которую мне поставили в поликлинике, выпала через четыре дня. Пришлось опять путешествовать в стоматологию. Врач сожгла мне раствором десну. Не нарочно, конечно. Не знаю, сколько продержится новая пломба.

В газете «Республика» переделали до неузнаваемости мою статью, переврали факты, а фамилию под статьей оставили. (Эти сотрудники еще периодически учат меня «правильности» стиля, переделав с «литературного» на «рыночный» весь мой труд.) Видя, каково вышло, я отправилась к нотариусу и составила заявление об опровержении данной статьи из-за отсутствия в ней подлинной информации. Нотариус заверил мою подпись. Заявление отдала в редакцию «Республики».

Вообще начальница этой газеты подозрительно все время меня отсылает на семинар, который то ли «в городе Назрань», то ли «в городе Владикавказ», с совершенно неизвестным мне мужиком-литератором. Я литератора этого в глаза не видела и, разумеется, ехать куда-либо с незнакомцем в его машине отказываюсь. Что вызывает явное ее недовольство.

Говорила с Аланом. Он мне грубил. Он забраковал все мои работы. Расчищает место для «своих». Раньше меня публиковали на трех полосах из четырех в газете.

Под разными чеченскими фамилиями. Платили, правда, копейки. Теперь же мои работы вдруг «не годятся».

31 октября

Сегодня праздник — Хэллоуин. Он отмечается в ночь с 31 октября на 1 ноября. Люди наряжаются в колдунов, вампиров и чертей. Во многих странах его справляют...

5 ноября

Опять из зуба вывалилась пломба. Из того же самого зуба, откуда и в прошлый раз... Современная российская медицина!

Привели малышку Тамилу. Оставила ее с мамой и побежала к врачу.

7 ноября

Написала новой кошечке стихи. Мы очень полюбили ее.

Карине

У нас есть кошка — правнучка Пантеры,
Ее глаза — как будто изумруды...
Она священна в книгах древней веры,
Она опасна, как сокровищ груды.

Появится — и затихают мыши.
Мяукнет — и внимает ей волынка...
А хвост ее отмечен знаком Свыше!
Его венчает — Белая Снежинка!

P. S. Я измерила сантиметром свой рост — 167 см. В модели меня не возьмут (улыбаюсь). Параметры: 97-65-97 см.

17 ноября Привет, Дневник!

Мне приснился сосед по некогда родной улице Заветы Ильича, участник Второй мировой войны, Тунзин Юрий Михайлович. Я хорошо помню этого старика и его жену.

8 августе 1996, когда русские военные покидали город, а боевики их подгоняли, повсюду была адская стрельба, и наша семья, к которой прибились соседи-старики, вместе пережидали бои, спасались от обстрелов.

Когда бои поутихли и мы вновь разбрелись по своим квартирам, старики поссорились. Старик обвинил старуху, что она взяла его пенсию. Она клялась, что не брала. Через некоторое время она отлучилась куда-то, а старика Юрия Михайловича убили. Ее же по возвращении изгнали ближайшие соседи-чеченцы, захватив двухкомнатную квартиру со всем имуществом.

Тело Юрия Михайловича новые владельцы его жилья завернули в полиэтилен и где-то прикопали. Его пожилую супругу они же обвинили в том, что она якобы крала пенсию старика и потому является «плохой женщиной», не заслуживающей квартиры в городе Грозном.

Однако спустя некоторое время эти же соседи всем рассказали, что пенсия нашлась в диване. Старик сам ее туда положил и забыл! Пенсию соседи-чеченцы тоже «прихватизировали», и много по этому поводу веселились.

Во сне Юрий Михайлович был весел и бодр. Он был одет в новую белую рубашку и темно-синие брюки. С собой он вез дорожную сумку на колесиках.

— Пришло время уезжать, — сказал старик, чему-то радуясь. — Я долго ждал, и вот мне дали билет. Теперь я навсегда уеду из этих мест.

— Как вы себя чувствуете? — спросила я его.

— Убили меня, — сказал он. — Пришлось это пережить. И засмеялся.

— Вам плохо было?

— Я с фашистами воевал. А убили те, с кем много лет общался, соседствовал... Обидно было.

Во сне под нашими ногами лежала асфальтированная дорога, которая в какой-то момент сменилась гравием. Я взялась проводить старого соседа. Мы шли рядом, прямо по гравию, а гравий хрустел. Маленькие камешки больно кололи ноги, и сумка Юрия Михайловича подскакивала на своих колесиках и тарахтела. Небо заволокли тучи. Солнце все время было где-то далеко...

— Спасибо, что не забываешь меня, — сказал старик, улыбаясь. Свою дорожную сумку он вез сам.

— Помните, как однажды вы ссорились с женой, а я постучала в вашу дверь? Я попросила у вас соли. Мне не нужна была соль — просто я хотела, чтобы вы не ссорились.

Старик кивнул:

— Сколько тебе было тогда, лет девять?

— Одиннадцать!

— Хитро придумала, — и опять засмеялся. — Молодец...

— Вы же перестали тогда ругаться?

— Да, мы в тот день помирились.

Мы шли долго, пока не показался пустынный берег моря. Вода была по-осеннему холодной. Волны с силой накатывали на гальку и шумели. Старик Юрий Михайлович сел на ближайший валун, которых на берегу было великое множество, и попрощался со мной:

— Дальше я сам, спасибо.

— Как же вы переправитесь? — удивилась я. — Здесь нет лодки.

— Немного еще подожду. Должна приплыть. А ты иди. Тебе нужно успеть вернуться. Мир живых — там, за дорогой, здесь — нейтральная территория. Прощай!

Я пожелала старику удачи и ушла. Царство ему небесное!

19 ноября. Вечер

Поссорилась с Аланом в пух и прах. Алан — заместитель шефа в моей газете «Молодость». Ему около тридцати лет, внешне симпатичный парень. Про себя любит рассказывать, что долго жил и работал в Москве. Правда, сотрудники газеты «Плюс», которая находится за углом, его «выдали», сообщив, что около года назад данный гражданин работал в их редакции вне штата.

Про Анну Политковскую — известную российскую журналистку, Алан говорит:

— Она лишь делает себе имя на чеченцах!

Как он может учить меня литературе?! Наша ссора на этот раз была из-за моей статьи «Художники», которую он до неузнаваемости переделал. После чудовищных исправлений она превратилась в гадкое подобие своей первоначальной версии, и меня в Министерстве поругали за нее. Когда за разъяснениями я обратилась к Алану, тот ответил, что отныне и впредь будет исправлять мои статьи, как пожелает, и никогда не будет советоваться или показывать мне их перед выпуском: если я не хочу увольняться и терять средства к существованию, я соглашусь с его требованиями. Нарочно кричал и унижал меня перед женщиной-бухгалтером и другими сотрудниками. Заявил, что мои статьи «русско-христианские» и оттого ему, честному мусульманину, ненавистные. Я невероятно удивилась, потому как подобное заявление является явным бредом. Далее, на мои справедливые замечания по поводу сворованного гонорара, Алан разъярился еще более. Хотя я и представила доказательства.

— Ты ничего не докажешь! — взвизгнул он мне в лицо и был таков.

Более всего меня порадовало, что его заслуги перед отечеством отметило грамотой военное командование Чечни.

Алану на днях была вручена грамота за «Освещение реальности в газете». Конечно, слово «освещение» следовало бы исправить на «расхищение», а уж потом награждать!

Соседка по этажу Зарета приходит ко мне по вечерам. Совершенно бескорыстно я делаю ей курс уколов антибиотиков. Она недавно потеряла ребенка.

22 ноября. Суббота

В четверг я путешествовала до соседнего городка Гудермес. Для меня это невероятное приключение, ведь я одна поехала в чужой город, да еще не зная адреса того, кого хотела найти, и не имея с собой телефона. Впервые я была в чужом городе без мамы!

Я прибыла туда с целью найти Председателя союза журналистов. Спрашивала у прохожих, где находятся редакции местных газет? Люди показывали, пытались объяснить, рассказать. Несмотря на войну, многие читают, разбираются в прессе. Я выяснила, где именно работает Председатель. Мне повезло. Я застала его склонившимся над бумагами.

Рассказав во всех подробностях, как ведет себя Алан, как у меня утаивают гонорар, я заручилась словом Председателя, что он разберется. Проводив меня до автобуса на Грозный, Председатель подарил мне Ежедневник и красивую ручку на память о моей первой поездке в его городок.

Трепку Алан должен получить во вторник — первый праздничный день мусульманского праздника Уразы-Байрам!

P. S. Муса, старый сотрудник Министерства, невероятно благородно приглашал в кафе меня, маму и Айну. Айна — моя подруга, старше меня лет на семь. Она — знаток высшей математики. Мы дружно ходим и угощаемся невероятными вкусностями: салатами, курицей и пирогами! За столом в кафе разговоры о книгах, философах и будущем Чечни.

Говорят в основном мама и Айна, так как подруга гораздо старше меня. Младшим по закону положено молчать. Муса тайно симпатизирует мне, но, понимая великую разницу в возрасте, говорит, что желал бы видеть меня своей невесткой. Хочет познакомить с младшим сыном.

Славный Гапур, седой сотрудник «Известий», отдал мне в пятницу гонорар за публикации в их газете.

Мне же в «Известия» запрещает ходить Алан. Скандалит:

— Ты — наш корреспондент, а «Известия» — чужая газета! Не смей туда ходить! — кричит он и топает ногами.

— Но твой папа там работает... — отвечаю я и вижу, как начальника начинает трясти, словно замерзшего от холода пса.

Что ответить на это, он не знает, теряется и молчит.

P. P. S. Сегодня в 13:00 в клубе «Оргтехника», в районе, где мы сейчас проживаем, будет выступление чеченской команды КВН. Меня пригласила туда девушка Лариса. Не знаю, пропустят ли без билета? Концерт платный. У меня только пропуск из газеты «Молодость».

Лариса участвует в концерте и в КВН. Хочет, чтобы я написала о них статью. Лариса моя ровесница. Она пишет стихи, прозу. Состоит в какой-то партии... Молодежь увлекается партиями, толком даже в них не разбираясь. Я стараюсь держаться от этого подальше.

23 ноября

Привет, милый Дневник!

У мамы новая работа. На почте. Я ей помогаю.

Но, помимо этого, продолжаю нянчить ребенка за двадцать рублей в день и пишу материалы в газеты и журналы.

Почтовое отделение находится на остановке, где мы в данное время проживаем. Там официально оформлен неизвестный нам человек, но он не работает. Видимо, чей-то родственник, как тут и принято.

Нам же толстая тетка из Администрации Старопромысловского района пообещала платить семьсот рублей в месяц, если мама будет принимать почту, продавать конверты и убирать территорию вокруг отделения.

Еще нужно следить за котлом и работать с письмами. В первый же день едва не взорвался автономный котел для отопления! В него следует наливать воду и следить за горелкой. Если уровень воды понижается до определенного предела, то котел может взорваться. Воды туда залить позабыли... (в единственный маленький котел).

Хорошо, мы в свой первый рабочий день успели сбегать купить воду по два рубля ведро у водовоза и спасли почтамт от взрыва! «Спасибо» мы так и не услышали.

Благодаря отоплению автономного котла легкое тепло распространяется на все помещение почтамта, и мы греемся, ибо ничего подобного давно нет в квартирах. Там — лютый мороз. Красные от холода руки постепенно согреваются, и боль от застуженных нервов в плечах и пояснице временно утихает. Также от тепла все время хочется спать.

22 ноября, в субботу, я пошла как корреспондент от газеты «Молодость» в клуб для детей и подростков — «Оргтехнику».

Это представление я забуду не скоро...

Актовый зал, в котором происходило все действо, небольшой. Но люди изголодались по зрелищам. Ведь последние десять лет нет нормальной учебы, мирной жизни, и многие кроме воровства и пьянства ничем не заняты. Молодежь пошла по кривой дорожке: наркотики, выпивка.

Прилично вести себя умеют единицы. Большинство, из-за ужасающей реальности, разрушающей все нормы морали, полуграмотные или же стали больными и неадекватными. Война загубила даже многих способных к учебе детей и подростков.

Теперь же молодое поколение только знает, как нужно прятаться, когда самолет бросает на их дома бомбы, и как потом искать в руинах еду. Остальные знания оказались не столь важными.

В зал клуба «Оргтехника» набилось несколько сотен человек! Встать и уйти оттуда у меня впоследствии не было возможности — зал был переполнен. Парни, девушки и дети сидели на всех ступеньках зала, стояли в проходах, плотно прижавшись друг к другу из-за невероятной тесноты. Было душно.

На сцене артисты показывали номера самодеятельности, имея мужество выступать в невыносимых условиях холода, шума и непонимания. Поначалу в выступающих артистов местный контингент молодежи кидал бутылки из-под спиртного и окурки сигарет. Раздавался свист и топот ногами.

Таким образом одни зрители выражали недовольство, другие — радость. Громкий мат звучал сразу на двух языках: русском и чеченском.

А где-то посередине представления началась массовая драка между зрителями. Те, кто одобрял артистов, стали лупить тех, кто выражал недовольство. Бесноватость охватила зал.

К дерущимся молодым людям стали пробиваться военные чеченцы, которые охраняли представление для детей и подростков. Именно они открыли стрельбу из автоматов! Прямо в зале. Пули замелькали над головами... Я находилась примерно в середине зала.

«Какая нелепая и глупая смерть... на КВН...» — почему-то мелькнуло в сознании. И я почувствовала злость. От стрельбы заложило уши. Подростки и дети в ужасе кричали (!). Пули попали в лампы, и всех нас окутала тьма.

Мысли исчезли. Словно их и не было никогда, а была тьма и сверкающие в темноте пули. Каким-то невероятным чудом в жуткой воющей толпе, которая пыталась вырваться из зала и давила друг друга, рядом со мной мелькнуло лицо Ибрагима, парня с Северного базара. Он, не говоря ни слова, распахнул дубленку и обнял меня.

Я все так же сидела на своем месте, обхватив голову руками — защитная реакция при стрельбе, выработанная годами. Только теперь рядом был он. И он меня спасал. От страха. От неизвестности. От пуль. Закрыл собой.

Худенькая девушка-чеченка, не знающая настоящей войны и, как многие беженцы, недавно вернувшаяся из спокойных регионов России, испугалась. Потеряла сознание. Когда часть толпы вырвалась наружу, удалось вынести ее из зала на улицу. На улице завывал ветер и повсюду лежал снег. Я лихорадочно искала в своей сумке лекарства. Бесконечная война научила меня: с собой должна быть сумка, а в ней — медикаменты первой необходимости, бинты, нож, вода и спички. Девушка пришла в себя, и выяснилось, что ее зовут Рахимат, и у нее больное сердце. Никто не погиб, так как чеченские милиционеры, будучи охранниками мероприятия, стреляли над головами. Спасибо, что не ниже.

Ибрагим, как только суматоха улеглась, сказал мне:

— Я женюсь в следующее воскресенье. Родные нашли невесту. Ей только что исполнилось четырнадцать лет. Она на десять лет младше меня. Совсем ребенок. Мои родные хотят много внуков. У нас большой огород. Девушка нужна работящая, которая и со скотиной управится, и огород вскопает. Но я не люблю ее. Русские убили много чеченцев — следует восстанавливать чеченскую кровь, нужно много детей. Жениться важно только на чеченках. Я знаю, так приказали старейшины. Но я ничего не чувствую к ней. Мое сердце — словно камень. Я не знаю эту девушку. Я ни разу не говорил с ней. Я не видел ее. Родители сами договорились и заплатили за нее калым — выкуп.

— Как ты оказался в нашем районе? — спросила я. — Ты ведь тут не живешь. Это мистическая случайность?

— Искал тебя. Я думал, ты придешь на это мероприятие. Хотел сказать... Если ты согласишься, я отменю свадьбу. Я клянусь. Я буду с тобой. Пожалуйста, подумай! Ты любишь книги, и я тоже. Помнишь истории о Сократе? Я не смогу без тебя жить!

Мне было грустно. Шел снег, укутывая нас с головы до ног. Толпа молодежи разбрелась по дворам, громко ругаясь, и в какой-то момент, оглянувшись, я поняла, что мы стоим на улице вдвоем, и мне слышен только стук моего сердца. Ибрагим почтительно находился в нескольких метрах от меня, не смея даже посмотреть мне в глаза. Он ждал ответа. Я сказала:

— Ты — хороший друг. Ты — настоящий чеченец и славный сын своих родителей. Спасибо тебе. Но не нужно делать то, что так расстроит всех и не принесет счастья. Женись. Пусть Аллах хранит тебя и твою будущую жену.

Ибрагим кивнул головой, а сказать в ответ ничего не смог. Мне было тяжело, хотелось обнять его и растормошить, сказать, что все будет хорошо. Но это недопустимая вольность на Кавказе — дотронуться до чужого мужчины. Я не посмела.

Я и так слишком вольна в мыслях и философии. Я хочу учиться, исследовать, писать. В простой чеченской семье мой удел — огород и дети. Но в первый раз мне так больно было отказывать. Ибрагим — храбрый и добрый. Я это точно знаю.

24 ноября Привет!

В нашем подъезде на первом этаже живет многодетная чеченская семья, что торгует водкой, и русская соседка Валя, которую пытали утюгом. Валя всех боится и запирает дверь подъезда даже днем.

На втором этаже живет седая кумычка, чей внучек утопил любимого кота бабули, положив животное в мешок и закидав в реке камнями. Там же проживает вторая жена милиционера и сам милиционер, чеченцы. Есть у него еще и первая жена с детьми, но она здесь не живет. Вторая жена — полная грузная чеченка, любит покушать и посплетничать.

Далее, на третьем этаже, проживаем мы, как я думаю, весьма «своеобразные личности», и семья Зареты-красавицы.

Далее на четвертом этаже расположилась большая семья «Чувырлы»: папа-чеченец, «Вобла», сестра «Воблы», «Кошачий племянник» и другие.

А возле мусорных баков, недалеко от нашего подъезда, бездомная собака родила щенят. Соседи их долго гоняли и желали смерти. Я же принесла песикам воды и немного хлеба, за что сразу получила нотации.

— Нельзя кормить собак, Патимат! — строго крикнула мне вторая жена милиционера. — Это грех!

— Грех их не кормить, — ответила я. — Пророк Магомед велел заботиться о животных и помогать им.

Вторая жена презрительно фыркнула и скрылась. В окрестных домах люди называют меня «Патимат» или «Фатима». Никто по новому месту жительства не знает моего имени по паспорту. Поэтому мы до сих пор живы. К людям с русскими именами и фамилиями очень плохое отношение.

Собак в Чечне не любят. Местные суеверия гласят, что в собак может вселиться злой дух (совсем как в старых русских сказках в кошек). Поэтому собак опасаются и гоняют.

У нас же в моем детстве жила собака Чапа. Умная, красивая и ласковая. Мой дед по матери, Анатолий, нашел ее при капитальном ремонте дома в начале 90-х годов. Кто-то бросил щенка в подвал, и тот выл несколько дней. Дед, привязав плотную сумку к своей трости, спустил «сачок» вниз, и щенок сам забрался в сумку. Так удалось его спасти. Решили — отогреется и отпустим на улицу. Но на следующее утро щенок из коридора принес деду тапочки в зубах! И остался. Оказался щенок девчонкой. Назвали Чапа.

Собака прожила у нас около двух лет. Но некоторые соседи по улице Заветы Ильича не могли успокоиться — они все время грозились зарезать Чапу. Мама никогда не отпускала ее с поводка. Сама собака была невероятно добрая. Были соседи, которые Чапу любили и приходили даже играть с ней. Одни же люди придумали вот что: они прислали своего маленького ребенка — покормить собачку. Тот постучал к нам в дверь и сказал:

— Я обедал, и у меня остались кусочки курицы. Я так люблю вашу собачку — можно мне ее покормить?

Моя мама, не подозревая коварства, разрешила. Чапа скончалась через два часа в страшных мучениях. В еде был яд. Мы не смогли ей помочь. Похоронили Чапу за огородами.

У соседей же, отравивших собаку, с той поры так и случались несчастия: муж-наркоман бил жену, а ребенок сошел с ума в первую чеченскую войну...

Вечер

Молоденькая соседка Зарета стучит в нашу дверь. Она пришла на уколы. Втайне ей нравится Семерка. Она, боясь тумаков от мужа, который гораздо старше ее и часто ее гоняет, не смеет даже здороваться с новым соседом. Но иногда, пока никто не видит, она любуется Семеркой, выглядывая с нашего балкона третьего этажа, и мечтательно вздыхает. Семерка же курит у своего подъезда папиросы и не замечает влюбленных взглядов.

25 ноября. Вечер Я дома.

Над нашим двором зависали необычные летающие объекты. Они были похожи на светящиеся цилиндры, которые выделывали геометрические фигуры невероятной сложности, то удаляясь, то приближаясь к земле... Люди в страхе шептали:

— Это проделки Джиннов — злых духов, или проделки русских военных!

И только пожилой чеченец по прозвищу Анкел-Бенс, у которого есть и радио, и телевизор, объявил, что это — НЛО. Также он сказал, что многого мы не знаем — тайны неопознанных объектов учеными нарочно скрываются, но есть страны, которые официально признают факт существования внеземного разума.

Сегодня с ночи начинается самый главный праздник мусульман — Ураза-Байрам.

Вчера же в нашей газете зарплату не дали только мне. Я пришла за ней в 14:30, но дверь в газете «Молодость» была закрыта на замок. Газеты «Плюс» и «Известия» продолжали работать.

Алан, бежавший мне навстречу, отвернулся и побежал дальше, не оглядываясь.

Итак, денег нет. Завтра первый день Праздника. Мама в депрессии. Впала в бешенство. Оскорбляет меня, кричит. Появились фантазии на тему «убить меня, когда я сплю»... Ходит мама по дому, сжимая в руках нож. Я понимаю, что ее состояние все хуже и хуже. Нет врачей, нет психологов, нет реабилитации.

Мама желает, чтобы я чувствовала себя виноватой, обвиняя меня в том, что я не вышла замуж за Тодди (или хоть еще кого-нибудь).

— Из-за тебя я голодаю! — кричит она, задыхаясь. — Ты обязана меня кормить и содержать!

Если я включаю наш маленький черно-белый телевизор, она выхватывает пульт и выключает его, трясясь мелкой дрожью. У нее истерика. Я не могу ее успокоить. И мне очень обидно — ведь я всегда зарабатывала сама, честным путем. Мои первые заработки начались в шесть лет — я продавала печенье в пачках на рынке «Березка» в начале перестройки. Мама стеснялась торговать — отворачивалась. Ей, человеку из интеллигентной семьи, было стыдно продавать товары.

У меня сильно болят виски, голову словно сдавливает невидимый обруч. Я не могу бросить ее — она больна, войны лишили ее здоровья, и не могу так жить, ведь это невыносимо! Она страдает бессонницей. Не может уснуть по ночам. Помучившись немного, она будит меня среди ночи тумаками:

— Если я не могу уснуть, и ты не будешь спать! — твердит она.

Так случалось, что поднимала она меня среди ночи, даже если я была больна, с температурой.

В такие моменты мама плачет и часто рассказывает об одном случае из своего детства. Ей только исполнилось три года. И она сильно нашкодила. Дома не было ни ее мамы, ни ее бабушки. Только отец. Он не стал ее наказывать. Зато, по рассказу мамы, закрыл ее в кладовке, а сам ушел. Мама очень боялась темноты. Она проплакала несколько часов, пока не охрипла. К сожалению, женщины семьи вернулись домой не скоро. Соседи же не имели ключа, чтобы освободить маленькую пленницу.

Как я могу оставить ее? Я должна быть уверена, что смогу помогать ей, что у нее всегда будет возможность купить еду и лекарства. Но выйдя замуж, по местным обычаям, я не смогу видеть ее. Мать можно увидеть не раньше чем через шесть месяцев, и то — с разрешения мужа.