«Школа моя хорошая...»

Не очень согласен, что наша школа — прямое наследие коммунистического режима, хотя надо признать, что школа одна из самых консервативных систем в обществе, она изменяется медленно. Я в этом не вижу большого минуса. Давайте оставим политическую терминологию, наша школа всегда традиционна. Что-то появляется новое, но это новое достаточно трудно приживается и не всегда идет на пользу структуре. Школа должна быть подконтрольна, обязательно должен быть стандарт.

После революции была творческая работа по обсуждению того, какой должна быть школа. Потом все несколько законсервировалось, причиной тому не в малой степени было слияние Наркомпроса с высшей школой. В результате этого слияния средняя школа совершенно потерялась рядом с высшей школой. Сейчас за образовательный сектор отвечают люди, очень мало знающие реальные проблемы школы. Школа стала второстепенной, и это большая ошибка, которая всем нам дорого обойдется. У нас сейчас бытует мнение о необходимости всеобщего среднего образования. Я не думаю, что это правильно. Мне кажется, что должно быть общее начальное, надо давать начала знаний всем. Но раньше, чем ученик дойдет до 9-гокласса, ему надо предлагать систему факультативов, за счет которых учащийся может получить углубленные знания по тем предметам, которые интересуют его. Обучение старшего звена хорошо бы сделать разнообразным, должны существовать профессиональные училища. У нас получается значимый разрыв между потребностями страны и тем, что все в обязательном порядке получают усредненное образование. Мы всех готовим как бы к высшему образованию.

Катастрофическое положение с воспроизводством интеллигенции. Многие уезжают, я могу судить об этом, так как выдаю личные дела в школе.

Десять лет назад американцы снимали фильм у нас в школе. Снимался эпизод— обсуждение спектакля, наши ребята говорили о школьном спектакле, это была блестящая дискуссия. Недавно та же съемочная группа снова была у нас, им хотелось поговорить с ребятами, которых они тогда засняли. Не менее 50 процентов оказались уже за границей. Это страшно. Кроме всего прочего, интеллигенция теряет свою роль в обществе, так как у нее нет своих вождей. Вожди интеллигенции, на мой взгляд, не выдержали искуса денег и власти.

А у интеллигенции должен быть вождь. Для меня эталоном всегда был Сахаров. Интеллигенция России нужна, и ее воспроизводство надо поощрять. Этому должно помочь перепрофилирование школы в старших классах, должны развиваться профессиональные, гуманитарные, естественные, художественные направления.

Главная проблема школы сейчас в том, что не хватает профессионалов-педагогов, школа теряет кадры. Учителя в моей школе были штучного производства. Прежде всего, они любили детей. Мало того, это были профессионалы. Если это была литература, то это была действительно литература, а не что другое. Сейчас становится меньше хороших преподавателей по той простой причине, что людям нужно на что-то жить. Зарплата учителя не позволяет выжить. В прошлом году у меня ушло несколько учительниц английского языка, это были девчонки, которых мы воспитывали с первого класса. Они получали 30 долларов в месяц, а сейчас они работают в фирмах и получают 20 долларов за урок. Особенно мало хороших учителей в начальной школе. А ведь именно от них зависит, какими будут отношения между ребенком и школой. Это вопрос вопросов — материальное положение учителей.

Конечно, важно не только заинтересовать учителей, необходимо особое внимание к каждому ученику. Какое-то время у нас практиковался индивидуальный учебный план, который составлялся для каждого учащегося, в зависимости от его возможностей и потребностей. Обязательный школьный минимум в этом плане сохранялся. Но давали возможность ребятам изучать то, что они хотят, в более развернутом, углубленном виде, но все это опять же требует денег и кадров. Наше ремесло такое, что оно должно выходить за рамки ремесла, надо, чтобы на твои уроки ребята бежали. Наша цель — развитие творческой личности. Если эту цель не преследует государство, то это либо трагическая ошибка, либо преступление. А воспитывать личность могут люди одаренные. Учитель должен быть личностью, он должен быть интересен и сам себе и другим. В школе необходимо особое настроение: радости, любви и, конечно, иронии. У меня в школе, когда входишь, прежде всего видишь шаржи на всех учителей. Есть два вида правления в классе и школе: власть от авторитета или авторитет от власти. Если авторитет от власти, то, конечно, дети не захотят ходить в школу. А школа необходима ребенку не только потому, что он в ней получает определенные знания и навыки, в школе он растет, воспитывается. Я считаю, что школа, кроме всего прочего, должна руководить патриотическим воспитанием. Должна быть организация, которая взяла бы на себя эти функции. Мало написать, что мы великая страна. Надо действительно создать базу, экономическую, идеологическую. Только тоталитарная система живет на одних лозунгах. Но я против церковных организаций в школе, это в определенной системе насилие. Надо создавать систему, созданную на общечеловеческих принципах.

Я верующий человек, я верил в идею коммунизма. Для меня перестройка не была сменой костюма, эта была трагедия. Я знал, что такое сталинские лагеря, члены моей семьи побывали в этой мясорубке. Я вижу тысячи невинно убиенных людей, когда об этом думаю. Но я боюсь быть субъективным. Когда я преподавал в школе, я не врал. Когда были события в Чехословакии, я собрал учителей и сказал, что то, что там происходит, — преступление. И я действительно так считал. Но в школе у меня никогда не было портретов генсеков и членов политбюро.

Приятнее всего, когда мои ученики говорят, что школа из них сделала честных людей.

У меня в кабинете висел герб — кнут и пряник. Я порол детей и считаю, что это нормально. Если у меня доверительные отношения с ребенком и его родителями, никакого вреда это принести не может. У меня был случай: девчонка летом сбежала с дачи и пропала. Мы ее искали пять недель, родители не спали, да что родители, я сам и моя жена не спали. Через полтора месяца мы получили письмо. Оказывается, она пряталась где-то в Подмосковье и прислала оттуда письмо, письмо шло полтора месяца. Когда девочка появилась, родители облобызали ее и все простили, а я вызвал отца с ней в школу и выпорол в присутствии отца, совершенно серьезно — голову в колени — так что она три недели сидеть не могла. В школе всегда нужны действия, которые неординарны. Однажды приходит парень — ревет: меня избили. Я говорю: «Ты мужик, иди разберись». Позвал я его оппонентов троих в кабинет, спрашиваю: «В чем дело?» Оказывается, он в их присутствии хвастался победой над одной девчонкой. Девочка очень хорошая, очень чистая, но есть такие мальчишки, которые любят смаковать всякие интимные подробности в большой компании, и ребята не вытерпели. Они не избивали его, а каждый «по разу его слегка стукнул». «А что нам было делать?» — спрашивают они. Я отпустил их на урок и за это время написал четыре приказа со строгим выговором за драку. И вот этим троим после уроков вручил эти приказы и сказал: «Носите это гордо. Вы были правы».

Я никогда не думал, что буду работать в школе, но когда я окунулся в эту специальность — это высшее наслаждение. Я в школу всегда приходил в шесть часов и вызывал на 6.30 тех, кто накануне двойку получил, — ответ держать. В это же время я просил зайти и родителей. Одно дело прийти в школу, когда хочешь, а другое дело в 6.30 — это производило огромное впечатление на родителей.

Мы в своей школе создали организацию, назвали ее «Остров сокровищ», отдали детям подвал, они там днюют и ночуют. Ставят спектакли, причем делают это хорошо. Иногда даже слишком хорошо. Помню, как в одной сцене Ромео взасос целовал Джульетту. Я от возмущения даже закричал, зал был в полном восторге. Сочиняют музыку, песни, на это стоит посмотреть, но мне хотелось бы, чтобы вся школа была на самоуправлении, чтобы ребята сами решали, кто им нужен, что им нужно, но до этой ступени мы еще не дошли. То есть ребят надо организовывать, а не заорганизовывать. Школе, с одной стороны, нужна свобода, а с другой — как это ни парадоксально — жесткая власть. Я пользовался своим правом директора и многих учителей, которых считал неподходящими, уволил. У меня были строгие требования к учителям — педагог должен быть не только сильным профессионалом, но и интересной личностью. Только тогда он имеет моральное право вести за собой.

Школа моя хорошая, скажу без лишней скромности. Многие хотят в ней учиться. Многих детей я беру бесплатно, но и ищу «дойных коров». Это вопрос очень щекотливый, меня утешает то, что в школе все знают, что я ни копейки не возьму себе лично. Более того, я всем учителям из этих денег доплачиваю, а себе не доплачиваю, чтобы не было разговоров. Для тех, кто проработал в школе не один десяток лет, учрежден специальный пенсионный фонд. Они получают вполне существенную прибавку к пенсии — 200 долларов. Но разговоры идут всегда. Так, я узнаю, что один из моих родителей говорил о том, что он дал Мильграму огромные деньги, этот человек действительно дал много денег, но перечислял их на счет школы. И теперь, наверное, имеет право сказать, что он дал их Мильграму.

Не только деньги нужны, необходимо уметь ходить по кабинетам. Я добился нового спортивного зала, построил бассейн. Я ввел в своей школе пять уроков физкультуры в неделю, получил на это разрешение, у меня каждый день дети плавают. В нашей директорской должности только первые пять лет трудно, потом все легко. Нарабатываешь имя, и когда все знают, что ты живешь для дела и этим делом живешь, стараются пойти навстречу. Я ходил в разные чиновничьи кабинеты и мне, как правило, не отказывали. С тем же самым бассейном — я бился, бился, но все-таки добился. Сейчас я делаю новое помещение для начальной школы. Я придумал ФОК. Такого в Москве еще не было: на первом этаже искусственный каток, на втором универсальный спортзал.

Надо все время что-то делать. Библиотеки, компьютерные центры – все это нужно в школе, и это надо делать тоже. Нужен нам и репетиционный актовый зал. А там, где дети занимаются биологией, необходим зимний сад.

Я вижу трагедию страны в приоритете бюджета военного над бюджетом образования. Мы уже бесконечно отстали от других стран. Нужны новые технологии, надо поднимать экономику. Наша школа потеряла свое качество, но ее большая заслуга, что она вообще выжила в таких условиях. Качественного улучшения структуры ждать не приходится, потому что для этого нет никаких оснований, уходят лучшие люди. А школе надо дать возможность развиваться и решать кадровые вопросы. Я не считаю, что нужны какие-то кардинальные новации, наша традиционная школа не так плоха, как кажется. Я был в Америке, во Франции — там школы хуже с точки зрения образовательного уровня. В Израиле не определен общеобразовательный минимум. Это очень плохо. Там три-четыре гимназии при университетах блестящие. Остальное — болото. Главный принцип в этих странах— не перегружать ребенка, а без настойчивого труда ничего выдающегося получиться не может. Планка знаний у них ниже. Конечно, и наша программа может быть в чем-то скорректирована. Так, литературой можно заниматься не по отдельным произведениям, а изучать ее тематическими блоками, давая представление о ней как о социально-культурной среде. Уровень образования, подготовка к жизни, воспитание — это то, что должна давать школа.

В 90 странах мира дети учатся в школе 12 лет. Чтобы наши дети могли учиться и там, надо переходить на 12 лет.

Школа должна быть демократична с той точки зрения, что какие-то программы, планы должны приниматься общим обсуждением. Но когда план уже есть, необходимо авторитарное руководство. Школа должна быть строгой по форме. В самом даже формальном понимании. Я всегда сам стоял у входа в школу с картонной коробкой и собирал золотые украшения, сережки. Должна быть форма, равенство. Парад возможностей не нужен в школе. У меня вообще свой взгляд на то, как надо одеваться женщине. Мы с моей тещей были в Риме, и она спросила меня, как одеты женщины. Я сказал: «Не вижу…» Она ответила, что это значит, что они хорошо одеты.

Конкурс в хорошие школы сейчас огромный, люди ищут жилье с учетом того, где хорошая школа. Частные школы теряют популярность, они предлагают санаторный режим. А ребенка, чтобы он развивался, надо нагружать. А когда родители платят деньги, они пытаются вмешиваться в образование, учителя боятся лишний раз одернуть богатенького ученика. У меня ребенок из очень обеспеченной семьи нанял своего одноклассника носить портфель. Пришлось вызвать папу и попросить его забрать сына из школы.

Пока мы держимся, но держимся за счет небывалого энтузиазма. Мы же не Московская экономическая школа, поступление в которую стоит 25 тысяч долларов, поэтому крутимся как можем. И я считаю, что надо решать проблемы в каждой отдельно взятой школе, а руководящая образовательная система — она сама по себе, она указывает нормативы, дает циркуляры, но жизнь все равно богаче и разнообразнее, и делают ее люди на местах.