Под конец советской власти я как-то предложил Горбачеву создать временную комиссию Верховного Совета СССР по разработке концепции национальной безопасности. Умысел был простой: вскрыть военный бюджет, посмотреть, что реально в нем есть. Я тогда возглавлял постоянную Комиссию Комитета Верховного Совета по науке, образованию, культуре и так далее. Я думал, что, покритиковав эти военные расходы, можно будет оторвать что-то такое для школ, вузов, культуры, науки и так далее. Горбачев согласился сразу… Весной 90 года была создана эта комиссия, которую я возглавлял. Туда вошли человек 16–17 депутатов Верховного Совета и делегатов Съезда народных депутатов, там был и начальник тогдашний Генштаба Лобов, представители экологии, экономики, юриспруденции и так далее. Я ведь рассматривал концепцию безопасности не только в разрезе военных проблем, но речь шла и о экономической, экологической, информационной безопасности. Я уже тогда опубликовал свои оценки военного бюджета. Но мне так и не дали истинных цифр, мне морочил голову министр финансов, а потом премьер-министр Павлов, выдавая абсолютно липовые цифры, и публично в том числе. Кончилось все тем, что мою комиссию закрыли по требованию военных и КГБ, а конкретно Язова и Крючкова, они нажали на Горбачева. Она просуществовала 40 дней, эта комиссия. Горбачев написал на моей справке (мы тогда только начали работать): «Считать, что комиссия свою работу выполнила. Дальнейшие вопросы безопасности СССР президент берет на себя. Горбачев». Это был конец мая — начало июня 90 года. Когда я ему теперь напоминаю об этом, он уходит от этой темы. Мне рассказали, как на него тогда нажали.

Официально нам внушали, что наш военный бюджет где-то меньше 20 миллиардов рублей, скажем, с 90 года условно или с 89-го. Это было смешно, потому что нельзя было содержать пятимиллионную армию с огромным количеством вооружения на эти деньги. А какой-то генерал в «Правде» опубликовал заметку, в которой шла речь о том, что мы не можем Прибалтику отпустить, потому что в Прибалтийском военном округе имущества военного на столько-то миллиардов рублей. А я помнил из специальной литературы, что военный бюджет соотносится со стоимостью военного имущества страны с коэффициентом 4–6. Я знал количество округов. Они, конечно, разные. В одном округе больше, в другом меньше военного имущества. Я умножил цену военного имущества Прибалтики на количество округов и разделил на пять. Получил триста миллиардов рублей. В 90-х годах я опубликовал в «Новом времени» статью. Там было и о военном бюджете, и о конверсии. Кроме всего прочего упоминалось, что наш реальный военный бюджет превышает двести миллиардов. Меня потом премьер-министр Рыжков спрашивал, мол, откуда взялась эта цифра. Мол, мы и сами его не знаем, поскольку он у нас весь раскидан по разным статьям. Мои расчеты совпадали с расчетами западных специалистов.

Теперь можно сказать определенно, что за эти годы ничего позитивного не произошло ни в концепции национальной безопасности, ни в трансформации экономики, ни в демилитаризации экономики. Просто военная экономика развалилась, но она не перелилась ни во что. Мы развалили свою страну за счет супермилитаризации экономики и промышленности. Ни одна страна не выживет втаком режиме, когда все для фронта, все для победы. Теперь идут колоссальные исследования. Есть свежие брошюры, рассматривается и пересматривается бюджет Советского Союза, послевоенный бюджет и все остальное. Из этих данных становится абсолютно ясно, что экономический коллапс страны был гарантирован, даже если бы не произошло политического.