«Карельское дело» Екатерины Соловьевой

Екатерина Самкова^[1]

 

Эту женщину я видела на редких фотографиях, сохранившихся в нашем доме. Это моя прабабушка — Екатерина Ивановна Соловьева. Бабушка, старенькая, теплая. А еще я видела ее фото, когда работала над первым своим исследованием «Он, она и карельское дело». Другая, молодая, дерзкая. Моя работа, написанная по материалам следственного дела, была посвящена судьбе прадеда Соловьева Михаила Ивановича, проходившего по так называемому «Карельскому делу». В нем я обнаружила несколько писем, написанных в защиту моего деда его женой. Так появилось естественное желание узнать как можно больше о жизни моей прабабушки.

Однажды во время летних каникул, решив продолжить работу о политических репрессиях, я посетила деревню Мудрово. Эта деревня находится в Тверской области, в 30 км от Лихославля. Раньше это была очень большая деревня, но сегодня, к сожалению, там осталось всего лишь десять домов, при этом некоторые из них пустуют. Здесь когда-то жили моя прабабушка и ее родные, сейчас здесь живет моя тетя Альбина.

Я решила поподробнее расспросить тетю Алю о Екатерине Ивановне, потому что она единственная из моих родственников, кто может рассказать о том, что меня интересует. Тетя Аля очень удивилась моему вопросу и, как я заметила, разволновалась. Затем я рассказала ей о своей первой работе. Тетя Аля успокоилась и даже обрадовалась. Она сказала, что благодаря этой работе все наши родственники узнают о себе и о тех, кого нет, и память о них не пропадет бесследно.

А потом мы обнаружили записи — воспоминания моей бабушки, Лидии Ивановны Самковой, младшей дочери Екатерины Ивановны. Это была уникальная находка. Всего несколько листочков записей. Два листочка: фирменный бланк Лихославльского райисполкома и листочек из блокнота-календаря, похожий на лист из ежедневника, к сожалению, без указания года. Старенькие, простые, написанные красивым женским почерком, но в них ушедшая Эпоха, в них жизнь моего рода, жизнь старшего поколения. Бабушка вспоминала, мысли теснились, и она торопилась записать. Видно, как менялся почерк, как сползали строчки. Воспоминания возвращали в то время, и, записав, а потом еще что-то вспомнив, бабушка приписывала, где надо смотреть продолжение, обозначала вставки. Подробно, детально о том далеком времени, о таком источнике можно только мечтать.

И, конечно, следственное дело самой Екатерины Ивановны. Оно находится в Тверском центре документации новейшей истории. Были разговоры и с моим старшим сводным братом, видевшим в детстве Екатерину Ивановну. При написании работы использовались также документы из домашнего архива. Вот та источниковедческая база, которая лежит в основе моей новой работы. А началось «мое возвращение к истокам» с анкеты «Политические репрессии в истории моей семьи», заполненной мной. Анкетирование осенью 2012 года в нашей гимназии проводила моя учительница Сербская С. П. в рамках подготовки к научно-практической конференции, посвященной Дню памяти жертв политических репрессий. В ходе опроса-анкетирования 18 ребят нашей гимназии узнали, что их родственники пострадали в годы сталинских репрессий, и я была в их числе. Так началась моя работа, результаты которой представлены в этом исследовании.

Первый и единственный опыт

Наша Тверская земля уникальна. Здесь берут свое начало великие реки Европы Волга, Днепр, Западная Двина. Однако главным богатством моей малой родины являются ее люди. Население Тверской области составляют 1 325 703 человека^[2]. Многонациональна Тверская земля, здесь проживают представители более девяти национальностей. 1 % населения всей области составляет особая национальная группа — тверские карелы. На территории края они проживают в количестве 14 663 человек. Это больше, чем где бы то ни было на территории Российской Федерации, конечно, кроме Республики Карелия, где их насчитывается 65 651 человек^[3]. Всего же в нашей стране проживают 93 334 карела. Я и мои предки относимся к этой этнической группе.

Тверские карелы — отдельная ветвь карельского народа, проживающая в Тверской области. Самое первое упоминание о карелах было в 1143 году. Их прародиной была территория Верхней Волги, где до X века проживало финское племя Меря, реки Мологи с притоками, где до XIV века проживало племя Весь, а также рек Мета и Цна, где проживало племя Чудь. Первый исход карел на Тверские земли был из Западной Корелы в 1353 году.

Второе упоминание о нескольких карелах на Тверской земле есть в Новгородской писцовой книге за 1564 год. Первая небольшая переселенческая волна относится к периоду 1581—1595 годов, когда город Корелу и Карельский уезд захватили шведы. После заключения 18 мая 1595 года Тявзинского мира часть бежавших карел снова вернулась на родину. Вторая основная переселенческая волна пришлась на период с 1617 по 1661 год после захвата Швецией всего Карельского уезда и подписания в 1617 году Столбовского мира. Третья, последняя, миграционная волна относится к периоду после 1721 года, после окончания Северной войны и подписания Ништадтского мира.

Карелы впервые были крещены в православие в 1227 году новгородским князем Ярославом Всеволодовичем. Сложность перехода карел к православию заключалась в незнании ими русского языка, а большинство священнослужителей не знали карельского языка. Первые карельские священники, знающие язык, начали составлять исповеди и молитвы на карельском языке с применением кириллицы. Священник с. Козлово Вышневолоцкого уезда Григорий Ефимович Введенский вместе со священником села Кава Бежецкого уезда М. А. Яолотинским в 1817 году перевели с русского на карельский язык «Евангелие от Матфея», которое было издано в 1820 году в г. Санкт-Петербурге. Священники, обучавшие карел грамотности, стали для них первыми учителями русского языка^[4].

Родиной карельской письменности на латинице является тверская земля. Датой ее рождения можно считать 1 февраля 1931 года — день выхода первого номера газеты «Колхозойн Пуолех» на карельском языке.

1 марта 1930 года Комитет по делам национальностей народного комиссариата просвещения СССР провел заседание, посвященное созданию карельской письменности. На заседании было решено всю работу среди тверских карел устроить на карельском языке, положив в основу карельского литературного языка толмачевский говор, организовать разработку карельской письменности на латинской основе. Комитетом было решено в месячный срок разработать карельский алфавит, к 1 сентября 1930 года выпустить букварь с материалами для чтения, разработать программу и методические указания по преподаванию родного языка в школах. Летом 1930 года организовать курсы по переподготовке учителей на родном языке. Тверская карелка из села Толмачи Александра Алексеевна Милорадова, выполняя это решение, вместе с профессором Н. А. Яковлевым составила алфавит для тверских карел на латинизированной основе и «Букварь», преподавала учителям карельских курсов основы карельского литературного языка^[5].

Летом того же года тверской карел А. А. Беляков вместе с А. Милорадовой организовали подобные курсы учителей в Твери. Подготовленные на курсах карельской письменности учителя стали основным ядром карелизации. В это время профессор Д. Н. Бубрих выступал за создание единой карельской письменности как для тверских карел, так и для карельского населения Карельской АССР, где изучали финский язык.

25 апреля 1931 года в Москве состоялось заседание Президиума национальностей ЦИК СССР, на котором обсуждался вопрос о карельском языке. С докладом выступил первый секретарь Карельского обкома ВКПБ Густав Ровио, который резко критиковал создание карельского письменного языка, заявлял, что это «дело безнадежное». Ему возражал представитель тверских карел А. А. Беляков, фракция которого нашла тогда поддержку.

Благодаря усилиям Александры Алексеевны Милорадовой, Алексея Антоновича Белякова и других активистов создания карельской письменности за короткое время были подготовлены и изданы около сотни книг на карельском языке. С 1 сентября 1932 по май 1938 года карельский язык и литература преподавались в 181 школе на территории 12 районов Тверской области. В Лихославльском педагогическом техникуме была организована подготовка учителей для преподавания на карельском языке.

9 февраля 1938 года, через семь месяцев после создания национального округа, УНКВД по Калининской области возбудило уголовное дело № 13601 по обвинению активистов карельского движения «в контрреволюционной разведывательной деятельности в пользу одного иностранного государства» (Финляндия). В тот же день были проведены первые массовые аресты карельской интеллигенции. Были арестованы по так называемому «Карельскому делу» аспирант Беляков Алексей Антонович, учителя Ефрем Ефремович Гуглин и Александра Алексеевна Милорадова, редактор карельского сектора Учпедгиза Евдокия Ивановна Дудкина и многие другие. Вторая волна арестов руководителей и партийных работников округа прошла в июле 1938 года.

Аресты продолжались до конца года, по этому «Карельскому делу» проходило около 400 человек, 139 из них были арестованы, шестеро умерли в тюрьме. «Карельское дело» было полностью прекращено 28 мая 1940 года, уже после окончания Зимней войны между Советским Союзом и Финляндией.

7 февраля 1939 года Президиум Верховного Совета РСФСР издал Указ «О ликвидации Карельского национального округа». В отношении многих арестованных уголовные дела были прекращены. Между тем образование национального карельского округа посредством создания алфавита, издания собственной газеты, учебников карельского языка и книг способствовало пробуждению самосознания тверских карел и подъему национальной культуры.

Среди тех, о ком в цитируемых строках говорится «и многие другие», — дорогие моему сердцу люди, мои родные: прабабушка и прадедушка — Соловьевы Иван Михайлович и Екатерины Ивановна.

Ход жизни восстанавливая по крупицам

У каждого человека есть день, которого он особенно ждет, надеясь, что с его наступлением в жизни может произойти чудо. Этот день — день рождения человека. У каждого из нас есть документ, удостоверяющий это событие, — свидетельство о рождении. Свидетельство о рождении моей прабабушки Екатерины Ивановны, а я ее тезка, утрачено. Зато в нашем домашнем архиве есть небольшой (21 × 11 см), грязного желтого цвета уникальный документ — копия актовой записи церкви села Кова^[6] за 1893 год. Этот документ был выдан заведующим Новоторжским городским бюро ЗАГС (дата не указана). Согласно этой записи 12 ноября 1893 года в семье крестьян деревни Мудрово Лихославльского уезда (сегодня Лихославльский район Тверской области) Ивана Павловича и его жены Ирины Алексеевны родилась дочь. Так я узнала имена своих далеких предков, имена прапрабабушки и прапрадедушки.

О родителях Екатерины Ивановны известно немного, только из ее показаний на следствии. Мои родственники были из крестьян, а в справке об аресте моей прабабушки есть приписка: «крестьяне-середняки». Иван Павлович «в 1915 году купил землю 30 га земли и имел ее до 1918 года. В его хозяйстве были две лошади, две коровы. До революции девушка жила при родителях, находилась на их иждивении»^[7].

Родившуюся девочку нарекли именем Екатерина. О рождении девочки в метрической церковной книге была сделана запись за № 99. В документе также указывается, что 14 ноября 1893 года, то есть на третий день жизни, девочка была крещена. Так я узнала о начале жизни той, кому посвящена моя работа, моей прабабушки Екатерины Ивановны Соловьевой. Только в то время это была еще совсем крошечная девочка, Катюша Миняева. Почему родители выбрали это имя для дочери — неизвестно. Мы предположили, что ей было дано имя святой, память которой в эти дни чествовалась согласно христианскому правилу. Однако обратившись к именному православному указателю, мы выяснили, что наши предположения неверны. Наверное, просто понравилось имя. Так как Мудрово — деревня, то собственного храма здесь не было, поэтому жители Мудрова были прихожанами села Кова, находившегося в 15 км от нее. Именно там и произошло крещение моей прабабушки.

В ходе работы выяснилось, что в конце XIX века в деревне было начальное училище. Мне удалось узнать, какое образование получила моя прабабушка. Среди немногих документов, которые сохранились в нашей семье, есть один, говорящий о том, что «предъявительница сего, дочь крест. Новоторж. Уезда, Кузовинской вол., дер. Мудрова, Екатерина Иванова Миняева, род.^[8] 12 ноября 1893 года, православного^[9] вероисповедания, обучавшаяся всем предметам учебного курса начальных училищ, успешно окончила курс учения в Мудровском начальном училище, в чем и выдано ей сие свидетельство 1906 года, мая 29 дня».

По воспоминаниям тети Али, Екатерина Ивановна была еще с детства очень умной, и в четвертом классе ее учительница предложила свои деньги, чтобы отправить девочку учиться дальше. Возможно, что это была учительница В. Власова, подпись которой стоит на свидетельстве об окончании начального училища. Из воспоминаний домашних известно, что Екатерина Ивановна окончила Тверскую учительскую школу П. П. Максимовича. Это было одно из первых земских учебных заведений, готовящих сельских учительниц. В школе П. П. Максимовича обучались в течение пяти лет. Когда училась Екатерина Ивановна — неизвестно, но из показаний на следствии следует, что ее «трудовая деятельность началась в 1913 году. Сначала она «учительствовала в Моло-Плосковской школе до 1915 года. В 1915 году была переведена в Дурунинскую школу, где проработала один год, а затем сама переехала в Аужковскую школу Лихославльского района, где проработала два года, то есть до 1917-го. В 1914 году снова перевелась в Сухонивскую школу, где проработала до 1931 года. В 1931 году работала в Кузовской школе комсомольской молодежи до 1933 года, а в 1933 году перевелась в Лихославльское Карельское педучилище, где и работала до дня ареста»^[10].

В 1917 году Екатерина вышла замуж за Соловьева Ивана Михайловича. В 1933 году семья прибыла в город Лихославль. Жили в доме с надворными постройками. По воспоминаниям тети Али, дом был перевезен из деревни Мудрово и отстроен в 1936 году. Домашние пользовались услугами домработницы, о чем говорит п. 20 анкеты арестованного. Он свидетельствует, что в 1936 году бабушка состояла под судом за неуплату домработнице, но была оправдана. При доме был огород. Екатерина Ивановна проживет в этом доме всю свою дальнейшую жизнь. Согласно справке бюро технической инвентаризации города Лихославля от 23 мая 1989 года прабабушка занимала к этому времени лишь часть дома (35,1 из 74 кв. м).

Семья Соловьевых была такой же, как и семья Ивана Михайловича, крестьянской, работящей, крепкой. Все подчинялись родителям, особенно отцу, которому перечить было нельзя. Этого требовал от домашних и Иван Михайлович. «Я никогда не решалась ему противоречить или грубо разговаривать. В это время было так во всех крестьянских семьях», — пишет моя бабушка в своих воспоминаниях. Позднее, в 1918 и 1919 году, в семье родились две дочери — Валентина и Лидия. Когда родителей арестовали, дочери Валентина и Лидия были студентками Калининского педагогического института: старшая — математического, а младшая — филологического факультета.

Екатерина Ивановна устроилась в Лихославльский педагогический техникум, где заняла должность заведующей заочным сектором этого учреждения. Ее муж Соловьев Иван Михайлович, 53 лет, стал преподавателем русского и карельского языка здесь же. Летом 1938 года бабушка была арестована и с 21 августа 1938 года содержалась под стражей. 29 марта 1939 года была освобождена из-под стражи «в связи с прекращением дела»^[11].

Екатерине Ивановне заплатили зарплату за все время пребывания в тюрьме. Она поступала на работу в педагогический техникум, но так как вакансии преподавателя русского языка не было, была принята на работу в торфотехникум, где и проработала несколько лет. В возрасте 60 лет Е. И. Соловьева вышла на пенсию, к этому времени она вновь работала в педагогическом техникуме заведующей педагогической практикой. Уже находясь на заслуженном отдыхе, Екатерина Ивановна помогала добиваться законной пенсии многим людям пожилого возраста. «Нужны были документы, не все знали, как их можно получить, где и т. д. Нередко в случае обиды кого-либо… она писала письма в разные властные инстанции. И тон ее писем был тверд и решителен. Многие были ей благодарны за это», — написала в своих воспоминаниях Лидия Ивановна Самкова.

Долгую, трудную, но честную и достойную жизнь прожила моя прабабушка. В 1989 году она ушла из жизни в возрасте 95 лет.

Там, где страшно было

После работы о прадедушке, Соловьеве Иване Михайловиче, мне стало немножко легче прикасаться к следственным делам. Но все равно у меня дрожали руки, когда в Центре документации новейшей истории мне принесли «Следственное дело № 15373-с». Было очень страшно — а как же было женщине в этом ужасе?

Моя бабушка, Лидия Ивановна Самкова, младшая дочь Екатерины Ивановны, в своих воспоминаниях указывает, что ее «маму арестовали в Калинине, когда она была на сессии заочников, потому что училась в Калининском педагогическом институте на отделении русского языка». «Мама была в одном полотняном платье, потому что было очень жаркое лето». Именно такой я ее и увидела на фотографии из следственного дела. Простое полотняное платье, открытый решительный взгляд.

Родные не сразу узнали о ее аресте. Дочь Лидия заходила к матери, но, не застав ее, подумала, что мама где-нибудь на экскурсии или в театре. Много позже Иван Михайлович расскажет ей, что Екатерину Ивановну вызвали с лекции двое молодых людей без формы и посадили в машину. Дочерям отец сразу не сказал, но ходил как в воду опущенный. Сам Иван Михайлович ждал ареста каждый день. Окружающие по-разному отнеслись к аресту: некоторые удивлялись, некоторые жалели, тогда еще не понимали, что это все несправедливо, все фальшиво. Некоторые люди постарались кое-что из дома позаимствовать, «дескать, теперь и дом, и все, что в доме, пойдет на продажу за бесценок …дом большой, недавно построенный, в квартире по тому времени все было: мягкая мебель, ковры и т. д.», вспоминала Лидия Ивановна. А вот Валентине, младшей дочери Екатерины Ивановны, декан литературного факультета, где она училась, сразу восстановил стипендию, когда узнал, что родители арестованы. «Так что не без добрых людей на свете. А студенческая семья приняла их так же, как и раньше: многие жалели, внешне ни в чем и никак это не проявлялось. Может где-то, что-то и было, но они этого не знали, никакого отчуждения не было: все студенты знали и все понимали. Мои родители были не первые арестованные», — нахожу я в бабушкиных воспоминаниях. Девочки жили, сдавая облигации в сберкассу^[12], получали немного денег, да и стипендия была в прибавок.

В Калинине девочки ходили в комендатуру, небольшое здание возле управления НКВД, во дворе нынешней медицинской академии, где давали сведения об арестованных. «Народу там — тьма, большие очереди, открывалось окошечко, и оттуда говорили: осужден, под следствием, выслан… Нам с сестрой говорили: «Под следствием». Бабушка пишет в воспоминаниях, что через несколько месяцев дочерям сообщили через окошечко в комендатуре, что можно посылать деньги. В тюрьме был ларек, и родителям было разрешено кое-что там покупать. Об этом много позже, после освобождения, расскажет Екатерина Ивановна. И дочери посылали. В декабре 1938 года Лидию Ивановну вызвали в деканат, и секретарь сказала, чтобы она с паспортом в комендатуре получила пропуск в то страшное здание. В комплексе этих зданий располагались Управление НКВД и внутренняя тюрьма. В пропуске была указана комната, находящаяся на четвертом этаже. У входа в здание стоял солдат с винтовкой. Когда Лидия Ивановна подошла, он проверил пропуск, и девушка вошла. Когда она подошла к указанной комнате, оттуда вдруг очень быстро выскочил человек и сказал: «Нельзя, нельзя — подождите». Лидия Ивановна подождала, затем ее впустили. «За столом сидел маленький черненький человечек». Он усадил девушку, сказал, что ее маме разрешена передача, и стал перечислять, что нужно принести. Лидия и Валентина затем все принесли, а как передавали и кому — не помнят.

По воспоминаниям тети Али и письменным воспоминаниям Лидии Ивановны, у Екатерины Ивановны следователем был некто Хизвер, человечек небольшого роста, так о нем пишет бабушка в воспоминаниях. Я, работая с материалами следственного дела, видела подписи этого человека и читала, как он разговаривал с моей прабабушкой. Моя бабушка пишет, что «маму он не бил, иногда ставил к стенке — стоять, это такое наказание. Мама на него не обижалась». Объяснение такого отношения к прабабушке я услышала от тети Али. Она утверждает, что такое отношение было благодаря жене того самого следователя, который проводил допросы. Проходя по коридору в сопровождении конвоя, Екатерина Ивановна однажды столкнулась с женой следователя, шедшей по тому же самому коридору. Это была женщина необычайной красоты, и Екатерина Ивановна даже притормозила при встрече. Конвой не посмел толкнуть или поторопить задержанную. Некоторое время они смотрели друг на друга. Когда Екатерину Ивановну ввели в кабинет следователя, за ней сразу же зашла его жена и сказала ему тихо несколько слов. После этого он начал допрос, но производил его очень вежливо и не бил Екатерину Ивановну, как других, а по ее рассказам с допросов все приходили избитые до крови. А вот другой, чужой следователь иногда заходил и орал на нее, угрожал. Она его боялась.

Итак, прямо с лекции Екатерина Ивановна была увезена, арестована. Очень показателен список вещей, которые при личном обыске были изъяты у той, кого заподозрили в антисоветской деятельности: паспорт, зачетная книжка 370092, сберегательная книжка на сумму 11 736 рублей, шесть штук тетрадей с рецензиями на прочитанные книги^[13], портфель черный, деньги со знаками СССР в сумме 113 рублей 49 копеек.

В следственном деле есть документ 2 «Постановление о мере пресечения»^[14], согласно которому 10 июля 1938 года «начальник 2 отделения 3 Отдела УГБ УНКВД по Калининской области мл. лейтенант Госбезопасности Асташкин, рассмотрев материалы об антисоветской деятельности Соловьевой Екатерины Ивановны, … руководствуясь ст. 143 и ст. 145 УПК, постановил: мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда …избрать содержание под стражей». 19 июля помощник начальника Управления НКВД по Калининской области Бобков санкционировал арест, о чем в левом верхнем углу документа есть соответствующая резолюция. Таким образом, на основании этого документа Екатерина Ивановна 21 июля была арестована.

В деле Соловьева И. М. я нашла страшный, на мой взгляд, документ, который может объяснить причины того, что произошло с Екатериной Ивановной:

 

Выписка (часть таблицы)^[15]

сов. секретно

Список лиц, скомпрометированных показаниями арестованных по следственному делу №___ «__» отдела УНКВД Калининской области

Фамилия, имя и отчество лиц, скомпрометированных показаниями	Кто дал показание	Оперативные мероприятия Арестован или нет	Отметки 1-го Спецотдела о взятии на учет
Беляков Алексей Антонович	<…>	арестован

 

По-видимому, было достаточно упомянуть человека во время допроса, даже просто в числе людей, с которыми общался по работе, в гражданской жизни, — и человек мог быть арестован. Значит, открытое «Карельское дело» и проходившие по нему люди «потянули» за собой и мою бабушку.

Только 22 сентября, то есть через два месяца, бабушке было предъявлено обвинение. Очень показателен этот документ. Он отпечатан на пишущей машинке. Рукой в графе «Утверждено» вписано число «1 августа 1938 года», а зачитано (объявлено) Екатерине Ивановне оно было 22 сентября, о чем свидетельствует ее собственноручная запись. В предъявляемом обвинении указывается, что она «достаточно изобличена в принадлежности^[16] к карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой контрреволюционной организации^[17]. Руководствуясь ст. 128 УПК постановил: Соловьеву Екатерину Ивановну привлечь в качестве обвиняемой и предъявить ей обвинение, предусмотренное ст. 58 п. 6. 10 и 11 УК РСФСР. Опер. Уполномоченный Хизвер». В чем же обвинялась Екатерина Ивановна Соловьева, школьная учительница, руководитель учебной части Лихославльского педагогического техникума? Согласно следственному делу в вину вменялись:

1.  преступная деятельность и причастность к Карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой организации;
2.  внедрение в школах изучения карельского языка на «финно-латинизированной» письменности;
3.  антисоветская деятельность.

 

Чтобы доказать антисоветскую деятельность моей прабабушки, по делу были привлечены и допрошены ее коллеги. Протокол их допроса приведу почти целиком, с небольшими сокращениями.

 

Выписка

Протокол допроса обвиняемого Смирнова Петра Петровича

24 февраля 1939 года^[18]

Допрос начали в 11 ч. 30 мин.

Вопрос: Расскажите о своей служебной и внеслужебной связи с Соловьевой Екатериной Ивановной?

Ответ: По службе связи с Соловьевой Е. И. я не имел, заданий антисоветского характера ей не давал. Она по отдельным вопросам работы в школе неоднократно обращалась к Соколову С. С., но давал ли он ей антисоветские, буржуазно-националистические задание или нет я не знаю. Внеслужебные отношения с Соловьевой у меня были нормальные.

П. Смирнов

Вопрос: Что Вам известно об антисоветской деятельности Соловьевой Е. И. и ее принадлежности к буржуазно-националистической организации?

Ответ: Об антисоветской деятельности Соловьевой Е. И. мне ничего не известно. Как участницу антисоветской буржуазно-националистической организации я ее не знаю.

П. Смирнов

 

Протокол допроса обвиняемого Соколова Сергея^[19]

Соколов Сергей Семенович 22 сентября 1938 года об ответственности за ложные показания я предупрежден ст. 95 УК мне известна.

Вопрос: Вы знаете Соловьеву Екатерину Ивановну?

Ответ: Да Соловьеву Екатерину Ивановну я знаю как учительницу педагогического училища в гор. Лихославле.

Вопрос: Когда и при каких обстоятельствах Вы познакомились с Соловьевой Екатериной Ивановной?

Ответ: Соловьеву Екатерину Ивановну я знаю еще с детского возраста она проживала со мной в одной волости.

Вопрос: Изложите следствию подробно, что Вам известно о прошлом Соловьевой Е. И.?

Ответ: О прошлом Соловьевой мне известно следующее. В бытность моего ученичества Соловьева Е. И. учительствовала в Сухонинской школе быв. Дорской волости. После этого она переехала Кузовинскую школу, а потом в гор. Лихославль где проживает и по настоящее время.

Вопрос: Что Вам известно об антисоветской деятельности Соловьевой Екатерины Ивановны?

Ответ: Об антисоветской деятельности Соловьевой Е. И. мне известно следующее: Соловьева будучи антисоветски настроенной она состояла членом Карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой организации и проводила антисоветскую-шпионскую и вредительскую деятельность по указаниям этой же организации.

Вопрос: От кого Вам стало известно, что Соловьева Екатерина Ивановна является членом Карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой организации.

Ответ: О том, что Соловьева Екатерина Ивановна состоит членом Карельской буржуазно-националистической организации мне сказал Смирнов Петр Петрович.

Вопрос: Кто ее завербовал в Карельскую буржуазно-националистическую шпионско-повстанческую организацию?

Ответ: В Карельскую Буржуазно-националистическую шпионско-повстанческую организацию Соловьева Екатерина Ивановна была привлечена ее мужем Соловьевым Иваном Михайловичем по моему заданию. Последнего я завербовал в 1935 году.

После этого у меня была встреча с Соловьевой Е. И. где договорились, что она выполняет ряд поручений Карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой организации. Соловьева Е. И. дала свое согласие и с этого момента стала принимать активное участие в Карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой организации.

Вопрос: Какие задания антисоветского характера Вы дали Соловьевой Екатерине Ивановне?

Ответ: Соловьевой Екатерине Ивановне я дал задание восхвалять финских буржуазных националистов для этого в Карельских школах внедрять финско-латинизированной письменности и воспитывать в буржуазно-националистическом духе карельских школьников.

Вопрос: Какие задания антисоветского характера Соловьева Е. И. выполнила по Вашему заданию?

Ответ: Будучи преподавательницей русского языка в Карельском педучилище Соловьева Е. И. по моему заданию вела усиленную пропаганду антисоветского характера усиленно рекомендовала изучить финско-латинизированной письменности.

Вопрос: Еще какие задания антисоветского характера Вы дали Соловьевой Е. И.?

Ответ: Больше я заданий антисоветского характера Соловьевой ни каких на давал. В дальнейшем Соловьева выполняла указания своего мужа Соловьева Ивана Михайловича. Последний в своей антисоветской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой деятельности был связан со всеми членами организации, от которых получал задания и передавал их своей жене Соловьевой Е. И.

Вопрос: От кого Вам стала известно, что Соловьева Екатерина Ивановна была привлечена в Карельской буржуазно-националистической шпионско-повстанческой организации ее мужем?

Ответ: О том, что Соловьева Е. И. была привлечена в Карельскую буржуазно-националистическую шпионско-повстанческую организацию ее мужем мне лично сказал Смирнов Петр Петрович.

Вопрос: Еще какие задания антисоветского характера Вы дали Соловьевой Е. И.?

Ответ: Больше заданий антисоветского характера я Соловьевой не давал.

 

Протокол допроса обвиняемого Соколова Сергея Семеновича
23 февраля 1939 года^[20]

Вопрос: на допросе 22 сентября 1938 года Вы показали о том, что Соловьева Екатерина Ивановна является участником антисоветской карельской буржуазно-националистической организации и проводила антисоветскую, вредительскую деятельность. Дайте показания о ее практической антисоветской, вредительской деятельности?

Ответ: Ничего мне, об антисоветской вредительской деятельности Соловьевой Е. И. не известно. Показания свои 22 сентября 1938 года о том, что она является участником антисоветской, буржуазно-националистической организации и проводила антисоветскую, вредительскую работу, я дал ложно, которые я отрицаю. В них я оговорил Соловьеву Е. И. (Соколов)

Вопрос: Вы ведете себя непоследовательно на следствии, даете ложные показания. Требую от Вас правдивых показаний об антисоветской, вредительской деятельности Соловьевой Е. И.?

Ответ: Ничего об антисоветской, вредительской деятельности Соловьевой Е. И. мне не известно. (Соколов)

Вопрос: Вы говорили неправду, скрываете антисоветскую принадлежность Соловьевой Е. И., ее принадлежность к буржуазно-националистической организации, а вместе с тем скрываете и ее антисоветскую, вредительскую деятельность. Следствие требует от Вас правдивых показаний по этому вопросу?

Ответ: Ничего мне неизвестно об принадлежности Соловьевой Е. И. к антисоветской буржуазно-националистической организации и об ее антисоветской деятельности. Показания записаны с моих слов правильно и мной лично прочитаны. (Соколов)

Протокол допроса Соколова Николая Петровича^[21]

Вопрос: Вы знаете Соловьеву Екатерину Ивановну, если знаете то с какого времени?

Ответ: Соловьеву Екатерину Ивановну я знаю с 1934 года по совместной работе в Лихославльском педучилище.

Вопрос: Что Вам известно о фактах антисоветской буржуазно-националистической деятельности, исходящей со стороны Соловьевой Е. И.?

Ответ: О буржуазно-националистической пропаганде со стороны Соловьевой Е. И. мне ничего не известно.

 

Протокол допроса Смирновой Варвары Александровны^[22]

Вопрос: Вы знаете Соловьеву Екатерину Ивановну, если знаете то как и с какого времени?

Ответ: Соловьеву Екатерину Ивановну я знаю с 1932 года по совместной работе в Кузовинской школе в 1933 году она переехала на постоянное местожительство в город Лихославль и устроилась на работу в педучилище, в 1937 году я поступила работать тоже в педучилище и проработала с ней вместе до дня ее ареста.

Вопрос: Что Вам известно о фактах антисоветской буржуазно-националистической деятельности исходящей со стороны Соловьевой Е. И.?

Ответ: Буржуазно-националистических высказываний я от Соловьевой не слыхала.

 

Протокол допроса Сорокиной Екатерины Васильевны^[23]

Вопрос: Вы знаете Соловьеву Екатерину Ивановну, если знаете то как и с какого времени?

Ответ: Соловьеву Екатерину Ивановну я знаю с 1933/34 учебного года по совместной работе в Лихославльском педучилище, она работала преподавателем русского языка, а я преподавателем по математике. В 1938 году Соловьеву Е. И. арестовали.

Вопрос: что Вам известно о фактах антисоветской буржуазно-националистической деятельности исходящей со стороны Соловьевой Е. И.?

Ответ: Фактов антисоветской буржуазно-националистической деятельности со стороны Соловьевой Е. И. мне слышать не приходилось.

 

Протокол допроса Шахова Николая Петровича^[24]

Вопрос: Вы знаете Соловьеву Екатерину Ивановну, если знаете то как и с какого времени?

Ответ: Соловьеву Екатерину Ивановну я знаю с 1933 года по совместной работе в Лихославльском педучилище, она преподавала русский язык, а я пение и физкультуру.

Вопрос: Что Вам известно о фактах антисоветской буржуазно-националистической деятельности исходящей со стороны Соловьевой Е. И.

Ответ: О буржуазно-националистической пропаганде исходящей со стороны Соловьевой Е. И. мне ничего не известно.

 

Протокол допроса обвиняемого Тихонова Александра Васильевича^[25]

8 марта 1939 года

Допрос начат в 11 час. 25 м.

Вопрос: На допросе 14 сентября 1938 года Вы показали о том, что Соловьева Екатерина Ивановна является участницей карельской, буржуазно-националистической организации о чем Вам стало известно от Елесеевой М. И. и от самой Соловьевой Е. И. Расскажите следствию о всей ее антисоветской деятельности.

Ответ: О принадлежности Соловьевой Е. И. к карельской буржуазно-националистической организации мне ничего не известно. В своих показаниях от 14 сентября 1938 года я оклеветал Соловьеву Е. И. назвав ее участницей выше названной организации. О принадлежности Соловьевой Е. И. к буржуазно-националистической организации, как лично она, так и Елесеева М. И. мне никогда не говорили и разговоров с ними на эту тему я никогда не вел. Антисоветскую деятельность Соловьевой Е. И. я так же не знаю.

Вопрос: Вы знаете Соловьеву Екатерину Ивановну?

Ответ: До своего ареста я работал инспектором Лихославльского Района. Соловьеву Е. И. я знаю как преподавателя Лихославльского педучилища с августа месяца 1935 года. Личной связи с ней не имел. По службе так же сталкиваться с ней не приходилось.

Вопрос: Как Вы знаете Соловьеву Е. И.

Ответ: О Соловьевой Е. И. мне было известно то, что она является преподавателем педучилища в гор. Лихославле. Служебной и внеслужебной связи я с ней не имел, поэтому как с отрицательной, а так же с положительной стороны ее я не знаю и утвердительно ничто о ней сказать не могу.

Протокол допроса обвиняемого Степанова Федора Амбросимовича^[26]

Допрос начали в 19 ч. 15 м.

Вопрос: Знаете Вы Соловьеву Екатерину Ивановну?

Ответ: Соловьеву Екатерину Ивановну я знаю, она работала преподавателем Лихославльского педтехникума. Личной связи с ней не имел.

Вопрос: Что Вам известно о ее принадлежности к карельской буржуазно-националистической организации?

Ответ: О принадлежности Соловьевой Е. И. к карельской буржуазно-националистической организации мне ничего не известно.

Вопрос: Следствию известно, что Соловьева Екатерина Ивановна Вами завербована в карельскую буржуазно-националистическую организацию. Дайте по этому вопросу правдивые показания.

Ответ: Но это я отрицаю. Соловьеву Е. И. в карельскую буржуазно-националистическую организацию я никогда не вербовал и о ее принадлежности к названной организации ни от кого из участников не слышал. Я лично, как участник организации ей не доверял, не считал ее националистически настроенной.

Вопрос: Что Вам известно об антисоветской буржуазно-националистической деятельности Соловьевой Е. И.

Ответ: Об антисоветской, буржуазно-националистической деятельности Соловьевой Е. И. мне ничего не известно.

Допрос закончен в 19 ч. 45 м.

Показания записаны с моих слов правильно и мною лично подписаны.

 

Никто и ничто не подтверждало участия Екатерины Ивановны в антисоветской организации. Допросы самой бабушки тоже очень показательны. Все, чьи фамилии упомянуты, впоследствии будут оправданы.

 

Протокол^[27]

Допроса обвиняемой Соловьевой Екатерины Ивановны от «31» июля 1938 г.

Вопрос: В протоколе допроса от 25 июля 1938 года Вы показали, что в город Лихославль Вы прибыли в 1933 году и устроились в качестве заведующей заочным сектором в Лихославском педтехникуме. Сообщите, кто Вам содействовал устроиться в педучилище?

Ответ: Содействие и при прямой поддержке Белова Михаила Ивановича я устроилась в педучилище на эту должность.

Вопрос: Когда и где вы познакомились со Смирновым Петром Петровичем?

Ответ: Со Смирновым П. П. я познакомилась в гор. Лихославле точно время не помню.

Вопрос: При каких обстоятельствах Вы познакомились со Смирновым П. П.?

Ответ: Со Смирновым П. П. я познакомилась в силу служебных взаимоотношений, так как мы с ним работали в одном помещении, где в то время помещалось педучилище.

Вопрос: Каким образом Смирнов П. П. устроился к Вам на квартиру?

Ответ: Смирнов Петр Петрович устроился ко мне на квартиру при следующих обстоятельствах. До этого он жил в педучилище, и занимал одну маленькую комнатку в связи с этим создавались большие неудобства и все учителя стали настаивать, чтобы Смирнов выехал из педучилища куда-либо на другую квартиру. Смирнов П. П. узнав о том, что в скором времени у меня будет отстроен дом, где можно будет устроиться на квартиру, спустя некоторое время Смирнов П. П. явился на квартиру ко мне вместе с Дворцовым Алексеем Алексеевичем и еще один какой-то гр-н, фамилию я его не помню, и стал уговаривать меня, что бы я ему сдала квартиру я согласилась и сдала часть дома за 80 руб. в месяц. И Смирнов прожил у меня на квартире с декабря 1936 по Апрель 1937 года.

Вопрос: Часто ли Вы посещали Смирнова П. П. и с какой целью?

Ответ: Смирнова П. П. я посещала редко, ходила я с целью проверки в каком состоянии он содержит сданную мною ему квартиру правда имеет место. Когда Смирнов приглашал меня и моего мужа к себе в гости.

Вопрос: Кто посещал квартиру Смирнова П. П.?

Ответ: По словам моей домашней работницы. Квартиру Смирнова посещали Соколов Сергей Семенович, Беляков Алексей Антонович и сотрудники методического кабинета.

Вопрос: Вы с Беляковым Алексеем Антоновичем встречались?

Ответ: С Беляком Алексеем Антоновичем я встречалась в июне месяце 1937 года. Эта встреча произошла при следующих обстоятельствах. В июле месяце 1937 года в гор. Лихославль приехал Беляков Алексей Антонович, который обратился к директору педучилища с предложением оставить учителей Карел еще на две недели для лучшего изучения Карельского языка. Я проводя сессию в нормальных условиях пришла к убеждению что оставлять еще на две недели учителей заочников абсолютно ничего не даст так как все зачеты ими были сданы, и, кроме того сами учителя устали и к тому же мы не располагали средствами для этой целью. Беляков стал настаивать на своем предложении и по этому вопросу я вынуждена была в ОБЛОНО где я изложила свою точку зрения. Сотрудникам ОБЛОНО Ко***нниковой и Тригубовой, которые согласились со мною и тут же дали указание, что сессию продолжать не нужно. Беляков настаивал оставить хотя бы отстающих. Но в связи с тем, что сами учителя были уставшие, то к моему приезду в гор. Лихославль половина из них уже разъехались, и предложения Белякова осталось невыполненным. Кроме того я еще раз встретилась с Беляковым во время приезда для доклада по национальному вопросу точно не помню.

Вопрос: Какое отношение имеет Беляков к учителям заочникам и к педучилищу?

Ответ: Беляков А. А. неоднократно приезжал в гор. Лихославль и вербовал учеников Карел, окончивших педучилище для Карельского отделения Калининского пединститута, о чем неоднократно директор педучилища хвастал, что мы Белякова поддерживали в том отношении, что из учеников педучилища дошкольников дали ему подготовки квалифицированных Кадров Карельских педагогов. Почему Беляков так настаивал, что бы учителя заочники еще оставались на две недели учить Карельский язык для меня не понятно, так как он никакого отношения не имеет к педучилищу.

Протокол записан из моих слов правильно мною прочитано о чем я и подписываюсь.

 

Резко, дерзко, честно отвечала бабушка на вопросы следователей. Ни давление, ни попытка запутать бабушку, не могли ее сломить. Вот еще один фрагмент из протокола допроса обвиняемой Соловьевой Е. И. от 22 октября 1938 года^[28].

«Вопрос: Вам предъявлено обвинение предусмотренной ст. 58 п. 6 УК. Следствие требует от Вас по существу правдивых показаний в чем Вы признаете себя виновной?

Ответ: По существу предъявленному мне обвинения ст. 58 п. 6 я виновной себя не признаю

Вопрос: В таком случае в чем Вы признаете себя виновной?

Ответ: Повторяю, я не в чем не признаю себя виновной, никакой антисоветской деятельностью я не занималась.

Вопрос: Вы лжете, следствие располагает данными о Вашей преступной деятельности и предлагает Вам сознаться». Абсурд, я не слышу, что Вы не виноваты, но сознаться вы должны. (Страшное, опасное время. — Е. С.)

«Ответ: Еще раз заявляю, никакой преступной деятельностью я никогда не занималась и виновной себя не признаю»… И такие слова в следственном деле повторяются неоднократно.

221 день провела моя прабабушка в камере внутренней тюрьмы. Согласно копии справки № 20664, выданной Управлением НКВД по Калининской области от 29 марта 1939 года, Соловьева Екатерина Ивановна «с 21/VIII.38 года содержалась под стражей и 29 марта 1939 года из-под стражи освобождена в связи с прекращением дела».

***

Екатерину Ивановну выпустили, освободили из тюрьмы в марте. Некоторое время она даже не могла ходить, около недели. Екатерина Ивановна жила все это время у дочери Лидии в комнате общежития. Приехав в Лихославль, она зашла домой к квартирантам. Они не платили, поэтому бабушка категорически потребовала, чтобы они освободили помещение, и ушла в деревню Мудрово к родным. Когда квартиру убрали, она вернулась.

По прошествии времени родители моей бабушки, Екатерина Ивановна и Иван Михайлович, получили повестки явиться в милицию с паспортом. Испугались очень (опять арестовывают), оделись основательно, на себя натянули по несколько пар белья, потому что намучились после первого ареста. Однако, к счастью, оказалось совсем не то: спрашивали, как относились к ним следователи, гуманно или нет. Екатерина Ивановна ничего плохого не написала, Иван Михайлович написал о жестоком обращении. В записках я обнаружила, что на него «следователь орал: «Знаю, у тебя две дочери. Одна учится, где школа была Максимовича, а вторая — вот здесь, и указывал в окно. Орал, не признаешься, дочек арестуем и сошлем»^[29].

Екатерину Ивановну позже неоднократно вызывали на суд, когда судили за избиение подсудимых того самого следователя. Екатерина Ивановна рассказала, что ее не били, да и кроме нее было много людей, которые подтвердили то же самое. Конечно, положение следователя было сложное само по себе. Он изверг, который выколачивает и выбивает информацию, а с другой стороны — это человек, который откликается на просьбы жены, который способен проявить сострадание и не избивать подследственных. Казалось бы, власть его велика, но и сам он запросто может оказаться на месте тех, чья судьба находилась в его руках, о чем свидетельствует судебное дело, открытое против него.

Слово в помощь от родного человека

До начала работы я не верила, в то, что можно противостоять этой машине, поглощающей все на своем пути, но после прочтения этого письма я убедилась в обратном, даже появилась какая-то гордость за то, как настойчиво бабушка обращается к очень серьезным и в какой-то мере страшным людям. В следственном деле дедушки я обнаружила бабушкино письмо, в котором она обращается к начальнику управления НКВД. Вот его текст^[30]:

 

Начальнику управления НКВД

от Соловьевой Е. И.

жены Соловьева И. М.,

находящегося в тюрьме

Заявление

Прошу Вас рассмотреть дело моего мужа Соловьева Ивана Михайловича, 33 года работавшего учителем, из них (?), арестованного 15 августа 1938 года и находящегося до сих пор в Калининской тюрьме. Я тоже была арестована по тому же делу и за прекращением дела была выпущена 29 марта.

Соловьева И. М. же до сих пор не выпускают, хотя он совершенно ни в чем не виноват. С теми людьми, к которым его причисляют, он никогда не имел ничего общего и не сталкивался с ними, постольку поскольку он карел, хорошо знает разговорный карельский язык, преподавал этот язык (частично) и был посылаем в командировки. <…>

Категорически, и с полной ответственностью утверждаю, что мой муж, Соловьев Иван Михайлович никогда и никаких, кроме служебных связей не имел <…>. Я прожила со своим мужем 23 года, работали мы на одном поприще и поэтому привыкли все говорить друг другу, и никогда я никогда не слыхала ни одного антисоветского слова. И вдруг человека арестовывают и предъявляют ему такое ужасное обвинение! Просто волосы встают дыбом! И откуда оно взялось? И кто его создал? Я твердо уверена, что те сведения, по которым мы с мужем были арестованы, ложны с начала и до конца. Мой муж — честнейший человек и добросовестный учитель является жертвой злостной клеветы.

Не получив ответа, бабушка вновь обращается в правоохранительные органы. Теперь это самый главный орган — Управление НКВД СССР. Четыре тетрадных листочка в клеточку, написанных аккуратным каллиграфическим почерком в защиту мужа, семьи. Правды против лжи, боли. Смело, отчаянно.

 

В Управление НКВД СССР

От гражданки

Соловьевой
Екатерины Ивановны,

гор. Лихославль,

Калининской области,

Первомайская улица,

Дом № 48

Заявление

Убедительно прошу Вас внимательно отнестись и поскорее рассмотреть дело моего мужа, Соловьева Ивана Михайловича, которое от Областного прокурора гор. Калинина, в конце июня месяца, было направлено в Москву на Особое Совещание^[31]. Он привлекается по карельскому делу; с его делом я отчасти знакома, т. к. я сама привлекалась по этому же делу и находилась под следствием 6 месяцев.

Мой муж обвиняется в связи с руководителями Карельского методического кабинета. Конечно, как преподаватель карельского языка в Лихославльском карельском педучилище, он по обязанностям службы должен был время от времени посещать методический кабинет, где давались установки по преподаванию карельского языка. Личных связей у него ни с одним из работников методкабинета не было. <…> Я была выпущена из тюрьмы 29 марта 1939 года, а 25 марта я была на допросе, кажется, у самого начальника 3-го отдела НКВД (фамилии его я не знаю) и в беседе с ним я поставила ему вопрос «за что я сижу?» На что он мне ответил: «Ваш-то муж ведь был связан с методкабинетом?» Я ответила, что мой муж был связан с методкабинетом ровно настолько, насколько это требовалось для службы, т. е. как все прочие преподаватели карельского языка.

Следовательно, его главное обвинение заключалось в связи с руководителями методкабинета. Однако один из главных руководителей методкабинета — его завуч или старший методист Соколов Сер. Сем. 2 августа 39 года был освобожден Калининским военным прокурором.

И я теперь нахожусь в полном недоумении: люди, из-за которых нас взяли, свободны, а люди, оклеветанные ими, сидят в тюрьме.

Я глубоко уверена в справедливости Советского суда во всякой его форме. В этом меня убеждает и мой собственный пример, меня арестовали, т. к. я была оклеветана, проверили и выпустили, убедившись в моей невнимательности.

Я надеюсь, что и с моим мужем, Соловьевым Ив. Мих., 33 года добросовестно проработавший учителем, из них 25 лет народным учителем в одной школе, поступят так же, как и со мной.

Я, да и все, кто его знает, считали его за честнейшего человека и добросовестнейшего учителя, всецело преданного делу воспитания молодого поколения в духе коммунизма.<…>

Я глубоко уверена, что органы НКВД отнесутся к делу моего мужа так же справедливо, как они отнеслись в свое время ко мне и моему делу. Мой личный опыт подтверждает, что невиновные люди НКВД не нужны.

Если уж, разобрав дело Соколова С. С., нашли возможным его отпустить, то мой муж тем более должен быть выпущен, т. к. он обвиняется в связи с руководителями меткабинета, одним из которых и является Соколов С. С.

14/VIII.-39 г.

Е. Соловьева

Я немало удивлена такому смелому, храброму поступку прабабушки, конечно, на такие решительные действия может толкнуть только любовь. Женщина, которая сама прошла застенки внутренней тюрьмы, «сама привлекалась по этому же делу и находилась под следствием 6 месяцев»^[32], без страха обращается к своим мучителям. Она смела в высказываниях: «Где же тут логика! Где справедливость», «Просто волосы встают дыбом!», «Что за абсурд получается!». Она не впадает в истерику, не показывает бурю эмоций, но я представляю, как возмущена, как негодует все ее существо. Она сдержанна, достойна и тверда в своих требованиях. И все же ее любовь слышится, она говорит о том, чем должен заниматься сейчас ее муж. Смелость, достоинство, честь — вот качества, которые свойственны моей прабабушке. Я не знаю, имели ли результат письма в столь значимые и значительные инстанции, но их существование говорит о качествах, которыми обладала моя бабушка.

Мы о них вспоминаем

Я не помню Екатерину Ивановну, поскольку я была в последние годы ее жизни совсем маленькой. Работая над исследованием, я собрала о ней воспоминания родственников. Доброта, теплота, признательность — вот что их всех объединяет.

Мой сводный брат Константин намного старше меня, и он смог рассказать мне о моей прабабушке. Он говорил мне о том, что наша прабабушка всегда была рада его видеть, очень любила его, что, конечно, было взаимно. Костя каждый день проводил у нее, каждый день приходил на блины, которые были любимым блюдом у Кости и Екатерины Ивановны. Екатерина Ивановна всегда хранила в шкафу конфеты, чтобы побаловать Костю. Некоторые лежали там по полгода, становились или очень мягкими, или наоборот твердыми, но Косте они все равно очень нравились.

Часто правнук и прабабушка читали трехтомную энциклопедию про динозавров. Костя часто пугал Екатерину Ивановну, спрашивая, боится ли она того или иного динозавра. Часто играли в прятки, иногда Екатерина Ивановна находила Костю, а иногда нет.

Костя запомнил Екатерину Ивановну крепкой, бодрой, трезвомыслящей. Прабабушка сама копала огород, следила за ним. Ко всем относилась радушно, даже когда за столом собиралось 15 человек, она всегда умела поддержать разговор и со всеми хорошо общалась. Открытый, честный человек.

Костя с Екатериной Ивановной играли в магазин. Костя «продавал» ей вещи, которые находил в ее же комнате, причем играли с реальными деньгами Екатерины Ивановны. Один раз Костя «наторговал» у нее на сумму в 20 рублей, что по тем временам было много. Часто играли в роботов, Костя придумывал роботов и спрашивал, что бы сделала Екатерина Ивановна при встрече с тем или иным роботом.

Екатерина Ивановна очень редко отдыхала, но когда это происходило, то Костя оставался в половине дома чем-то заниматься. В это время еще не было телевизора и игрушек, и Костя играл с различными старинными предметами.

Костя вспоминает, что однажды Екатерина Ивановна решила перекрасить всю мебель в бронзовый цвет (зеркало, кресло, вазу).

Газа у Екатерины Ивановны не было, она готовила на электрической плитке. Домашних животных у Екатерины Ивановны не было. Про страшные месяцы своей жизни она никогда не рассказывала. Об этом много позже внуку расскажет бабушка — Лидия Ивановна. О своем муже Иване Михайловиче тоже ничего, но с гордостью говорила, что он был очень представительным, «выглядел интеллигентно». В отношениях с детьми был строг.

Моя бабушка, Лидия Ивановна, оставила свои воспоминания о родителях. Сколько уважения, признания в этих строках:

«Они, Екатерина Ивановна и Иван Михайлович, были широко образованными людьми. Хотя кончали только средние учебные заведения — учительскую семинарию и школу Максимовича. Всегда удивлялись общему низкому развитию учителей, окончивших педвузы».

Многие учителя начальных школ хорошо знали и уважали учителей Соловьевых, да и они знали почти всех учителей Лихославльского и других районов, потому что многие очно и заочно закончили Лихославльское педучилище. По вопросам заочного образования Екатерина Ивановна ездила в разные районы области для проведения консультаций, но чаще всего в методкабинет Калининского областного института усовершенствования учителей. Супруги выписывали много газет, были в курсе всех политических событий. А Иван Михайлович, если к двум часам не приходила почта, шел на вокзал и там покупал кучу газет — «Правду», «Известия», «Комсомольскую правду», «Учительскую газету», «Калининскую правду», «За коммунизм». Выписывали журналы «Огонек», «Семья и школа», «Наука и жизнь», «Наука и религия», «Женский журнал».

Дружная, добропорядочная семья. Семья, разделившая со своей страной ее нелегкую судьбу.

Заключение

И вновь я у тверского памятника жертвам политических репрессий. Вот оно то слово, которым можно определить, что случилось с моими родственниками, — они стали жертвами политических репрессий. Но этот свой путь они прошли достойно. И судьба была к ним благосклонна. Они не просто выжили, они были освобождены. И я благодарю судьбу за это. И я кладу цветы к ногам фигуры, стоящей на коленях. Но ни колени, ни даже поднятые над головой руки, не могут выразить сломленности, падения. Стоящие на коленях, жертвы политических репрессий — гордые люди.

А жизнь вновь сталкивает меня с темой, ставшей для меня важнейшей в последний год. Я посмотрела сериал, снятый по произведениям В. Шаламова «Завещание Ленина». Одна серия вызвала у меня особенные, смешанные чувства. С одной стороны, было интересно увидеть, самой прочувствовать все тяготы арестованных, а с другой стороны, до слез жалко людей, которые ни в чем не виноваты, а попали туда просто по случайности. Ощущение негодования, бессилия, жуткие чувства вызвали слова следователя, арестовавшего Варлама: «Что вы знаете о своих подельниках, когда познакомились, какие разговоры вели?» Казалось, что я опять читаю страницы из следственного дела, потому что написанные там фразы звучали именно так. И от этого было еще страшнее.

Самой страшной и душераздирающей сценой этой серии стало избиение стариков молодым офицером, который, получив капельку власти, возомнил себя богом. Через некоторое время он так и говорит: «Бог для тебя здесь один, и это я». Становится понятно, что нет в лагерях места слабости, выжить могут лишь немногие, но еще меньше людей могут сохранить свое лицо в этих страшных муках, не испугавшись унижений и тяжелой работы. И мои родные сохранили лицо. В голове так и звучат слова из писем в органы НКВД: «со всей ответственностью заявляю… виновной себя не признаю… Мой муж ни в чем не виноват».