Алгоритм освобождения (А. Д. Билимович. Экономический строй освобожденной России)

Проф. А. Д. Билимович. Экономический строй освобожденной России. Мюнхен: Издательство Центрального объединения политических эмигрантов (ЦОПЭ), 1960.

Строгие ученые обычно остерегаются предсказывать будущее и строить дальние прогнозы.

Александр Дмитриевич Билимович (1876–1963) — типичный академический ученый (к началу революции и Гражданской войны в России он был одним из лидеров киевской экономической школы — автор нескольких монографий и профессор киевского университета) — осмелился выступить с таким долговременным прогнозом и программой действий на весьма неопределенное и отдаленное будущее. В эмиграции с 1920 года, до конца своей долгой жизни принципиальный противник марксизма вообще и большевизма в особенности[1], А. Д. Билимович продолжал свою научно-исследовательскую и педагогическую деятельность в университетах Югославии, Германии и США. Его последняя книга «Экономический строй освобожденной России» (1960) была посвящена перспективам экономики постсоветской России.

Ответу на вопрос «Почему надо заниматься вопросами будущего устройства России?» посвящен вводный раздел книги А. Д. Билимовича. И тут с первых же строк автор сам предупреждает: «Говорить об экономической или какой-либо иной стороне будущей России очень трудно… надо еще доказать право, целесообразность и тем более необходимость заниматься вопросами будущего устройства России. Ибо против этого выдвигается целый ряд возражений».

«Против» был сам дух времени рубежа 1950–1960-х годов. Это было время неуклонного советского политического, экономического, технологического роста. СССР в то время выглядел как никогда стабильной и динамичной державой, и, как признает сам Билимович, в такой ситуации часто даже противники Советского Союза полагали бесполезным загадывать, как, когда, отчего может рухнуть советский режим и что бы могло его сменить в России. И все же, настаивает Билимович, — история Россия не может кончиться на большевиках, рано или поздно в ней наступит новая посткоммунистическая эра. Конечно же, Билимович пишет прежде всего для эмигрантской аудитории, для противников советской власти. Этой среде, питающей антикоммунистическую социальную мысль, он обращает упрек: «Мы слишком повернуты к прошлому, слишком мало стремимся рассмотреть будущее… Мы даже не удосужились написать что-либо свое антикоммунистическое, аналогичное “Что делать” Чернышевского или Ленина. Не написано ничего систематического даже подобного прогнозам и заветам Д. И. Менделеева… Русские антикоммунисты слишком часто являются утопистами и слишком редко реалистами».

Все же насколько возможно быть реалистом, провидя будущее. Для этого, по мнению автора книги, подобно шахматисту, перебирающему основные стратегические варианты развития партии, надо проанализировать главные возможные комбинации политического и социально-экономического развития России. Здесь А. Д. Билимович предлагает своеобразный алгоритм тестирования исторических развилок будущего развития России.

Первая развилка: 1. Советская власть будет держаться долго; 2. Советская власть падет быстро.

1. В развитии событий по первому — долгому варианту также возможны два основных направления:

1.1. Коммунизм продолжает свою экспансию по миру — «ползет как рак» вплоть до самой своей победы мировой революции и будет после этого держаться длительно, на основе нового извода азиатского способа производства. Но, утверждает упрямый Билимович, и мировой коммунизм не будет вечным, так же как, в конце концов, не оказались вечными древние азиатские деспотии. Более того, в самой яростной экспансии коммунизма Билимович прозревает его же собственную погибель. Эта экспансия подобна «пожару», «который сжегши все у себя, должен ползти на новые места за новым горючим, чтобы не угаснуть».Так, истощив колхозами сельское хозяйство Европейской России, хрущевские коммунисты наступают совхозами на девственные земли России Азиатской. В конце концов, заключает Билимович, такой распространяемый внутри и вовне коммунистический империализм, скорее всего, падет на полдороге к мировой гегемонии под тяжестью собственной расточительности и неэффективности.

1.2. Коммунистический мир, с советской Россией во главе, остается в основном в своих нынешних границах, блокируемый США и западноевропейскими странами. В этом случае «между коммунизмом и свободным миром идет состязание на скорость: коммунизм ли скорее захватит свободный мир или он будет скорее опрокинут народными массами в своих цитаделях. Весь период этого состязания будет периодом холодных или более горячих столкновений». И здесь опять возможны две развилки развития исторических событий:

1.2.1. Cоветская власть не идет ни на какие уступки в демократизации общественной жизни, ортодоксально верная идее диктатуры пролетариата.

1.2.2. Советская власть эволюционирует в сторону смягчения собственного политического и экономического режима.

По мнению Билимовича, этот вариант будет очень непоследовательным. На этом пути «оттепели» слишком часто будут сменяться новыми «морозами». В своих уступках власть будет стремиться оставлять неприкасаемыми основания собственного режима. Маловероятно, но возможно, что коренные уступки приведут даже к смене режима, если «лидером этой смены окажется кто-либо, вышедший из рядов самой советской власти». Уточняя особенности этого маловероятного развития событий, Билимович употребляет даже термин «коренная перестройка», при которой описываемое автором развитие событий действительно напоминает историю социально-политического кризиса СССР второй половины 1980-х годов: «Общество все более будет становиться в оппозицию к существующему порядку и его носителю — партийному аппарату. От власти постепенно будет отходить все самое чуткое, особенно молодежь. Во всем государственном аппарате будет усиливаться разложение при прогрессирующем моральном падении правящего слоя, потерявшего веру в свое дело и догмы, на которых построена власть. Все чаще будут самими членами этого слоя выноситься на всенародное поругание переставшие быть секретом злоупотребления и преступления своего же господствующего класса. В конце концов, у свергаемого режима не будет вовсе людей, проникнутых энтузиазмом и искренне ему преданных, даже просто талантливых людей, желающих отдать ему свой талант и готовых бороться за него».

2. Вторая возможность — скорое падение советской власти. Здесь также рассматриваются два варианта.

2.1. Переворот сверху, свершаемый некоей организованной силой. По Билимовичу это так называемое «срезание большевистской головки».

2.2. Переворот снизу — массовый социальный взрыв, народное восстание, способное перерасти в хаос второй пугачевщины.

При любых вариантах разрушения коммунистической системы, подчеркивает Билимович, — скорых и долгих, «сверху» и «снизу» — новая постсоветская власть будет очень нуждаться в программе действий по обустройству России. И общие контуры этой программы, по мнению автора, все же возможно наметить: «Если… отбросить нереформированный частный капитализм, с одной стороны, и марксистско-ленинский тоталитарный социализм и коммунизм, с другой стороны, то в этих пределах делавшиеся до сих пор высказывания специалистов-экономистов, политических деятелей, политических и других организаций, техников и деловых кругов, публицистов, представителей старых и новых российских эмигрантов сравнительно мало расходятся между собою. По ряду вопросов уже выкристаллизовалось некоторое общее мнение относительно их оптимального решения…»

Программа устройства будущей России должна быть комплексной, формулируемой в порядке иерархии ценностей: религиозных, духовных, образовательных, воспитательных, культурных, социально-экономических.

Автор подчеркивает, что сосредотачивается в своем дальнейшем изложении на экономических вопросах развития постсовет ской России. Но прежде, в соответствии с системой взглядов Билимовича, должен быть разрешен мировоззренческий вопрос: мессианство или нормальная жизнь должны быть целью стратегического курса политического, социально-экономического и культурного развития России?

Билимович крайне отрицательно характеризует любые формы мессианизма — правые и левые, православные и марксистские, панславистские и интернациональные, идеи Бакунина и Бердяева. Это мессианство, по мнению автора, превратило в глазах всего мира русский народ в самого опасного империалиста и мирового агрессора. Собственное мнение Билимовича таково: «Кто дал комулибо право навязывать русскому народу без его ведома новые мессианские жертвы? Его надо уберечь от жертв, а не наваливать на него новые тяготы из-за придуманных для него мировых миссий. Дальнейшая моя работа построена поэтому на предположении, что будущая хозяйственная жизнь России будет свободна от жертв, требуемых какими-либо мессианскими задачами. Народу нужна нормальная жизнь без надрывов и ненужных жертв».

И только после всего нами вышеописанного рассмотрения историко-методологических и культурно-мировоззренческих доминант в понимании российского развития Билимович переходит к непосредственно содержательной части своей работы, озаглавленной «Общий тип хозяйственного строя будущей России».

По мнению автора, существующий экономический строй в СССР страдает несколькими фундаментальными пороками. Первое — это отсутствие свободы хозяйственной деятельности, а также бесправие и беззащитность трудящихся перед лицом правящей бюрократии, игнорирование властью элементарных потребностей народных масс, бессмысленная растрата природных богатств и трудовой энергии людей. Проводя далее анализ коренных пороков коммунистической системы, Билимович приходит к выводу, что «советский социализм оказывается грубым, реакционным, диктаторским, монопольным государственным капитализмом».

Каким будет экономическое самосознание народа, когда настанет глобальный кризис экономики СССР? Здесь, надо признать, Билимович достаточно точно предсказывает эволюцию экономических идеалов и иллюзий современников перестройки конца 1980-х — начала 1990-х годов. Народ «вряд ли отнесется… с большим доверием к тем, кто станет уверять его, что советский социализм ненастоящий и его надо только заменить настоящим социализмом. Требования или пожелания такой замены, иногда даже со ссылкой на ленинский НЭП… будут, вероятно, чаще высказываться оппозицией, но при продолжающей существовать советской власти. После же смены этой власти, когда маски будут сняты, предложения такой замены вряд ли встретят сочувствие у массы населения…» А вот в том, что произошло с экономическим самочувствием после крушения СССР, прогноз Билимовича не подтвердился: «Однако, сметая советский социализм, население освобожденной России не пожелает получить вместо него и частного капитализма, не ограничиваемого государственной властью, без справедливого регулирования отношений между трудом и капиталом, грозящего повторениями социальных конфликтов и социальных бурь». Как мы теперь знаем, народ не то чтобы сам с охотой выбрал частный нерегулируемый капитализм (его никто и не спрашивал), но в постсоветской России он стремительно впал в политическую апатию, ругая постсоветский частный капитализм (опять же с неистребимо выраженным государственным лицом), жалуясь на него (теперь уже неизвестно кому), но кое-как приспосабливаясь к нему, а не вступая с ним в принципиальную борьбу.

По мнению же самого Билимовича, очевидно зачарованного послевоенным ростом welfare state, «…cтарый капитализм превратился в современный реформированный и регулируемый социальный или народный капитализм. Последний даже перестал быть “капитализмом”, так как влияние капитала в нем часто уступает влиянию труда». Поэтому и для экономики будущей России Билимович провидит как наилучший вариант «совершенно новое народное хозяйство… смешанного типа с частным, кооперативным и обобществленным секторами». Такое хозяйство автор называет «смешанная хозяйственная система»[2]. По его мнению, «особенно ценно в этой системе то, что для нее открыта свободная дорога к мировому эволюционному устранению замеченных темных сторон без грубых ломок, попрания чужих прав и насилия над людьми».

Поэтому в будущей российской экономической политике Билимович призы вает соблюдать разумную дозу свободы и регулирования. Но эта доза, подчеркивает автор, должна быть различна в разных отраслях народного хозяйства.

Не будем останавливаться на подробном обозрении каждой экономической отрасли, затронутой анализом Билимовича. Отметим лишь те общие черты, которые присущи этому анализу. Во-первых, это осторожное, вдумчивое оперирование цифрами печально знаменитой советской статистики. Во-вторых, признание положительных черт советской экономики, правда, с непременным подчеркиванием соответствующих изъянов. Так, например, признавая мощь форсированной советской индустриализации, Билимович вместе с тем призывает не забывать, какими чудовищными жертвами она сопровождалась и насколько уродливой, бюрократически скособоченной оказалась советская индустрия. Билимович проницательно ставит вопрос о значении грядущих постсоветских процессов разгосударствления промышленности — формировании новых прав собственности. По его мнению, реституция (возвращение прав собственности и выплата компенсаций дореволюционным владельцам) уже не пройдет: «Данные ясно показывают, как мало общего имеет современная советская промышленность с русской дореволюционной промышленностью. С этим, между прочим, отпадает и вопрос не только о каком-либо возвращении через полстолетия уже давно не существующих старых предприятий прежним владельцам и их наследникам, но и об уплате им какого-либо возмещения, в том числе и иностранным компаниям, даже если бы их претензии находили дипломатическую поддержку. Советская власть, действительно, ограбила в свое время всех владельцев, получила бесплатно чужие сбережения, нажилась на этом, как сейчас наживается на народном труде. Но все эти ценности унесены потоком революции так же безвозвратно, как унесены десятки миллионов невозвратимых жизней. В огне революции сгорели все частные права. Да и старых предприятий давно нет. Что уцелело, было заново перестроено. Главную же массу составляют новые сооружения, созданные трудом и жизнью замученных людей России». Но Билимович не останавливается лишь на проблеме прав старых русских и иностранных собственников. Он ставит и вопрос о возможной экспансии новых русских. По твердому убеждению Билимовича, «…вообще невозможно будет передавать огулом народное достояние, каким являются сколько-нибудь значительные государственные промышленные и горные предприятия, в частные руки… кому их можно передать? Очевидно лишь тому, кто имел бы средства, чтобы их купить или взять в аренду. Но кто из частных лиц в России будет иметь эти средства, кроме, может быть нажившихся и уцелевших советских главарей или их приятелей?» Билимович, описывая подобный сценарий, еще не знал термин номенклатурная приватизация, обозначивший в начале 1990-х годов именно такой доминировавший способ формирования крупной частной собственности в постсоветской России. В противовес этой форсированной политике социальной несправедливости Билимович предполагает, что «…вопрос о судьбе советских предприятий… должен будет решаться соответственными свободно выбранными федеральными и местными законодательными органами на основании мнений компетентных специалистов и представителей рабочих коллективов». Именно подобного рода демократические комиссии в условиях свободной гласности будут в каждом конкретном случае определять форму собственности конкретного советского предприятия. Мелкие и средние предприятия в массе своей должны быть приватизированы частным или кооперативным образом. Но при этом Билимович предлагает в целом в смешанной российской экономике оставить и мощный казенно-коллективный сектор, прежде всего, сверхкрупных предприятий: «Нет оснований пугаться того, что… главные промышленные предприятия останутся в руках центральной или местной государственной или общественной власти. Не надо забывать, что и в дореволюционной России… главная часть рельсовой сети, почта, телеграф и почти повсеместно телефон… значительная часть военной, горной и металлургической промышленности были казенными… и работали успешно. Некоторые более крупные хозяйственные задачи и в новой России сможет выполнять только государство».

В вопросах денег, кредита и финансов интересно отметить ряд стратегических утверждений программы Билимовича.

Постсоветские деньги от коммунистического статуса лишь формальных счетных средств, имеющих установленную покупательную силу, с необходимостью вернут себе все присущие рыночные функции. В рыночных условиях особое значение будут иметь вопросы кредита особенно на государственном и межнациональном уровнях, при этом автор подчеркивает, что по старым долгам царского правительства постсоветской России платить не нужно, потому что «…частные права сгорели в огне революции... Требования иностранных государств-кредиторов не имеют для себя более юридического основания. Ибо ино странные государства-кредиторы, признав советскую власть не только de facto, но и de jure без требования от нее признания долгов старой России, тем самым отказались от претензий по этим долгам. Какое же основание было бы у них требовать от послебольшевистской России уплаты долгов, которые были списаны для советской власти?»

Конечно, новой России новые международные кредиты очень понадобятся. Поэтому, несмотря на отказ платить по старым долгам, по мнению Билимовича, свободная Россия будет иметь полное моральное и логическое право на доступ к западным кредитам, ведь освободившись от коммунизма, она этим освободила бы весь мир от советской экспансии, от подрывной коммунистической работы. Здесь Билимович особо полагается на американскую помощь: «В особенности для США материальная поддержка свободной России была бы самым высоким идеологически, самым важным политически и самым выгодным экономически применением плана Маршалла. Прежде всего кредиты, открытые освобожденной России, были бы для США с избытком покрыты миллиардными сокращениями расходов на оборону… Вторым покрытием было бы исчезновение пропасти между двумя частями мира с вытекающими из этого выгодами от нормальных сношений Запада и Востока…» Вместе с тем наш автор памятует о значении сохранения экономической самостоятельности страны, развитии собственного интеллектуального и профессионального потенциала, а потому особо подчеркивает: «…для будущего народного хозяйства важно, чтобы иностранный капитал приходил в Россию в роли кредитора, а не учредителя-предпринимателя, концессионера или, чего избави Бог, скупщика народных богатств страны. Россия прошла тяжкую школу интенсивной индустриализации. В ней выросли многочисленные кадры инженеров, организаторов, управляющих и всевозможных специалистов. Поэтому будущая Россия не будет нуждаться в иностранных инструкторах, учредителях и организаторах».

В заключение А. Д. Билимович ставит последний вопрос, чрезвычайно для него болезненный и важный, — вопрос о хозяйственном единстве России. Из всего содержания книги ясно, что автор — сторонник сохранения единого и неделимого советского территориального наследия. При этом невозможно упрекнуть Билимовича в национализме, он не пишет о каких-либо особенных экономических, культурных, политических преимуществах великороссов, наоборот, порой подвергает их критике. С другой стороны, ни прибалты, ни тюрки, ни кавказцы, ни иные славяне, ни их территории, кроме вообще русских и России, не называются, не упоминаются Билимовичем, постоянно утверждающим как некую естественную объективную данность именно ту территорию России, которая полностью находится в границах СССР. По мнению Билимовича, например, Финляндия, Польша, Аляска не входили в органическое хозяйственно-культурное единство России и поэтому она сама «по собственной инициативе отказалась от них». Все же остальное — это живой организм России, и потому будущая Россия «не допустит без борьбы расчленения себя». Билимович анализирует гипотетическую возможность отделения южан европейской части России и находит такое отделение маловероятным: «Представьте себе, что от России отторгается юг ее европейской части. Помирится ли Россия с тем, что от нее будут отняты южные земли и она будет отрезана от Черного моря? Общими вековыми усилиями и кровью своих сынов, северных и южных, отвоевала эти земли от татар, турок, поляков, заселила своими людьми пространства Новороссии, культивировала их, построила там города, развила промышленность. Что же она откажется от этого исторического достояния? Нет, она будет защищать его, будет биться за него с расчленителями до последнего… Совершенно так, как бились бы США с поддержкой самого местного населения, если бы ктолибо попытался отсечь от них южные штаты или отбросить от Тихого океана… Да и с чисто экономической точки зрения будут ли именно южане заинтересованы в их отделении от общего российского народного хозяйства? Захотят ли они, чтобы общероссийский рынок, на котором они сбывают продукты своего сельского хозяйства, своей свеклосахарной промышленности, других отраслей, стал для них иностранным рынком с возможными высокими ввозными пошлинами? А северный лес, кавказская и волжская нефть, среднеазиатский хлопок и центрально-русские текстильные изделия, равно как продукты русского машиностроения, стали иностранными импортными товарами со всеми возможными ограничениями ввоза их в отделившиеся области? Наконец, выгодна ли будет для них потеря возможности свободного и равноправного приложения труда и своих дарований на всей громадной территории российского государства? Разрывать все эти экономические связи поистине значило бы резать единое народное хозяйство по живому телу». В конце концов, Билимович высказывает уверенность, что российский хозяйственный организм останется нерасчлененным, а граждане отдельных частей России будут жить и развиваться в условиях максимально широкой политической и культурной автономии.

С точки зрения эстетики интеллектуальных озарений текст А. Д. Билимовича уступает многим произведениям российской эмигрантской литературы, таким, например, как «Истоки и смысл русского коммунизма» Бердяева, «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» Амальрика, публицистическим пророчествам Солженицына. Но надо признать и несомненные достоинства стиля Билимовича. Несмотря на некоторую сухость, строгость изложения, его текст является образцом правильной, логичной мысли профессора старой школы.

Билимович, безусловно, является наследником мировых и российских традиций рационализма и просвещения. Со страниц этой книги перед нами предстает пророк неуклонного развития разумных кооперативных, многоукладных начал в экономике, роста демократизации народной жизни, запечатленных в той славной культуре российских земцев и кооператоров, в которой сформировался сам профессор Билимович. Но этим отнюдь не исчерпывается его мировоззрение. И профессорские рассуждения подогреваются страстным, воинствующим, порой доходящим до примитивизма антикоммунизмом. Всю жизнь советских людей он описывает и представляет исключительно в беспросветно мрачных тонах. По Билимовичу, эти советские люди все как один томятся под игом коммунизма, постоянно мечтая о пришествии грядущего великого освобождения. На самом деле, как мы знаем, действительность была сложнее, в стране свинцовых мерзостей ГУЛАГа и повседневно унизительных дефицитных очередей люди стремились к достойной, разумной, счастливой жизни и, несмотря на все стеснения советской идеолого-бюрократической машины, изобретательно воплощали свою свободу хотя бы в пространстве кухонно-дачной повседневной культуры. Есть и, безусловно, общая тревожно иррациональная составляющая в целом позитивно рациональном мировоззрении нашего автора. Вроде исходит он из веры в неуклонно растущий повсюду всемирный гуманный народный капитализм, предсказывает грядущее вхождение России во взаимовыгодное международное сотрудничество, и тут же с глубокой тревогой протестует против возможного внешнего порабощения России вплоть до утери ею экономико-политической самостоятельности и даже территориально-национального расчленения.

В целом, надо признать, что «степень попадания» Билимовича в осуществившееся будущее оказалась впечатляюще высока. Автор довольно точно предугадал ход осуществления событий перестройки конца 1980-х — начала 1990-х годов. К сожалению, после крушения СССР мы видим сбывшимися и весьма мрачные варианты развития России, которые сам автор упоминал, но считал маловероятными и крайне нежелательными.

И по-прежнему актуально звучит призыв Александра Дмитриевича Билимовича «к полному достоинства и свободы мирному и благословенному труду для себя и своей семьи, а тем и для своей страны… к тому, по чем истосковались люди, населяющие эту страну». Но алгоритм достижения этой цели Билимович предоставил постигать своим читателям самостоятельно.

---

[1] Перу Билимовича принадлежит книга «Марксизм (изложение и критика)» (Белград, 1936; 2-е изд.: Сан-Франциско, 1954) — это одно из самых воинствующих и дерзких произведений в истории антимарксистской литературы. Подробная критика большевизма, в особенности большевистской экономической политики, дана Билимовичем в двух томах его фундаментального труда «Эра пятилетних планов в хозяйстве СССР» (Мюнхен, 1959. Ч. 1–2).

[2] Высказанная Билимовичем идея «смешанной хозяйственной системы» оказалась чрезвычайно плодотворной в последующем развитии мировой и постсоветской экономической теории. Подробнее см., например, книгу: Cмешанное общество: российский вариант. М.: Наука, 1999.