Положение обязывает. Как правило, положение обязывает к одному и тому же людей совершенно разных. Разным людям в определенной ситуации положено вести себя определенным образом и никак иначе. Эта расположенность, точнее, предрасположенность поведения определяется так называемыми условностями, то есть представлениями, сложившимися под влиянием определенных условий. Эти условия складывают люди. Складывание условий, так же как и несанкционированное богами обжигание керамических изделий, происходит не сразу, а в течение определенного времени. В результате этого растянутого во времени складывания или сложения (при образовании так называемых временных складок) получается, что одни люди, полагаясь на себя и, по сути, возлагая на себя божественные прерогативы, располагают другими людьми, а иногда даже и самими богами, как заурядными горшками. Делают они это, сообразуясь со сложной системой условностей, которая называется уложением, причем трактуют его исходя из безусловно личных представлений, которые не всегда сообразуются с представлениями общественными и почти никогда — с божественными.

Это изначально условное, а позднее безусловное уложение обстоятельно отражено в основополагающих актах (условно логогрифах), к которым часто прилагаются дополнительные положения, приложения и предложения, что неимоверно осложняет, а иногда и откладывает процесс ознакомления, а следовательно, и познавания. Таким образом, теоретическое уложение могло бы стать предметом отдельной фундаментальной науки.

Какой-нибудь убойной эпистемологии.

Но до сих пор не стало.

Весь комплекс уложения познать невозможно, но его незнание чаще всего не освобождает от ответственности, а следовательно, и от связанных с ней последствий. Сообразуясь с вышеизложенным, одни люди могут обстоятельно совершить в отношении других людей следующие действия: укладывать на обе лопатки, на живот или на бок, на землю или на пол, в больницу или лечебницу, ударом кулака или палки, а то и одним выстрелом на месте, наповал, навзничь, насмерть и пр. С бурным развитием научно-технического прогресса, особенно в постиндустриальную эпоху, действия, совершаемые одними людьми в отношении других людей, изменяются не только в количественном, но и качественном выражении, поскольку осуществляются с применением новейших электронно-технических средств и расходных наноматериалов: газов, кислот, кристаллов. Подробное рассмотрение и осмысление подобных действий — иначе говоря, практическое уложение — могло бы стать предметом отдельной прикладной науки.

Какой-нибудь убойной эпистемологии.

Но до сих пор не стало.

Уложение о действиях одних людей в отношении других людей определяется так называемым жизненным укладом и действует на территории, определенной другим уложением, а именно уложением о территориальной целостности державы и незыблемости державной границы (условно логограммы). Пересечение державной границы имеет свои особенности и заслуживает особого описания, хотя бы в виде краткого изложения, которое мы предлагаем гипотетическому читателю. Сразу же следует отметить, что многочисленные выкладки уложения, отмеченные специальными закладками, определяют различные правила пересечения державной границы для разных категорий граждан.

Каждый гражданин обязан понимать, к какой категории граждан он относится, и определять, может ли он претендовать на практику двойных стандартов.

От этого зависит мера прискорбности его участи.

И мера нашего сочувствия...

Мы — граждане великой державы с имперскими задатками и придатками. Для многих это звучит гордо. У нас есть стяг, герб и гимн, символизирующие имперскую непреложность державы. В отношении нас действуют определенные правила, ограничивающие наши права и не ограничивающие наши обязанности, другими словами, наше обязательное правоограничение. Наше основное гражданское право заключается в том, чтобы жить в соответствии; наша основная гражданская обязанность заключается в том, чтобы это соответствие переживать: так, уживаясь, мы вносим свой посильный вклад в дело имперского усиления державы. Так мы — равноправные вкладчики, заключенные между двумя временными складками, — ладно живем и соответственно переживаем на целостной державной территории в пределах незыблемых державных границ.

Согласно уложению границы бывают трех видов: земные, водные и воздушные. Эти пограничные проявления зримы и уже не раз становились предметом детального описания. Но существует также умозрительная, или подразумеваемая граница, которая пролегает внутри черепа каждого гражданина: она маркирует окончания нервных волокон продолговатого мозга, проходит по варолиеву мосту, петляет вокруг четверохолмия, огибает зрительные бугры, подступает к мозолистому телу и рассекает полушария, западая в извилины, а иногда даже совпадая с бороздами. Эта внутричерепная граница незрима и умонепостижима; уложение ее не определяет, а только подразумевает. Она предположительна и сослагательна по определению, причем у разных граждан по-разному. В зависимости от индивидуальных анатомических особенностей ее конфигурация может значительно варьироваться в пределах черепной коробки, а порой — даже выходить за ее пределы. Разумеется, она так или иначе соотносится со зримыми границами и чаще всего с ними сходится, или, другими словами, с ними совпадает. В подобном случае можно говорить о наложении или даже сложении границ, причем не только в отношении граждан, обремененных кандалами и колодками. В этой типичной, или, даже правильнее сказать, нормативной ситуации все, что обстоятельно или необстоятельно делает гражданин (предполагает, полагает, излагает, слагает, предлагает, влагает, прилагает и т. д.), регламентируется правилами державного уложения и является разумным и осмысленным, то есть способным мысленно раскладываться по полочкам любого гражданского ума. Подобное поведение называется правильной физиологической функцией головного мозга и квалифицируется как прилежное. В этом случае говорят, что жизнь ладится, причем обстоятельно.

Иногда границы не накладываются или же слагаются неправильно, не так, как положено, что может при известных обстоятельствах привести к нежелательной случайности. Случаи, когда гражданин ведет себя нескладно и, соответственно, неладно, встречаются крайне редко и являются скорее исключением из правил. Подобное исключительное, случайное раскладывание, точнее сказать, разложение границ называется раскладом; при этом раскладе возникает недоразумение, которое разрешается по-разному в зависимости от обстоятельств. Существует целый комплекс вразумительных мер, которые призваны исправлять нарушения физиологической функции головного мозга и совмещать нарушенные границы. Внутричерепная слагательность, или, как говорится, «вправление» гражданского мозга, прямо или косвенно зависит от степени сложности недоразумения.

Уложение предусматривает три вида нарушений, ответственность за которые возлагается всегда на нарушителя: легкие, тяжкие и чрезвычайно тяжкие с отягчающими обстоятельствами. В зависимости от степени тяжести нарушений уложение предусматривает три вида наказаний (первые два — сухие, третий — влажный), исполняемых в отношении нарушившего гражданина. Во всех трех случаях нарушитель утрачивает некие права, и в частности право владеть.

С этого момента участь его становится прискорбной.

По крайней мере на этом участке его пути.

При легких нарушениях на нарушителя налагается штраф, именуемый налогом. Налог обстоятельно взыскивается путем прямого и безотлагательного изъятия всего наличного имущества; это несложное мероприятие происходит под лозунгом «вынь да положь».

При тяжких нарушениях в отношении нарушителя применяется наказание, совмещающее налог и залог. В этих случаях помимо всего наличного имущества самого нарушителя прямо и безотлагательно изымается все наличное имущество всех имеющихся в наличии родственников, вне зависимости от степени родства, возраста, пола, вероисповедания и сексуальной ориентации. При этом нарушитель сохраняет все гражданские обязанности, но лишается всех гражданских прав, включая право лежать гордо. В таких случаях говорят, что гражданин залежался и должен выложиться обстоятельно.

Если нарушитель повторно нарушает уложение или, как говорится, кладет на уложение, так сказать, лажает, то подобное действие трактуется как отягчающее обстоятельство и расценивается как двуложность. В этом случае к двум предыдущим взысканиям (налог и залог) добавляется третье: предлог. В этом случае нарушителю делается недвусмысленное предложение проследовать, а затем на нарушителя, как на державное имущество, накладывается арест. Арест выражается в том, что нарушителя задерживают, как предмет державного имущества безотлагательно изымают из обращения и препровождают в места, обстоятельно увлажняя всеми известными способами. С этого момента положение нарушителя усложняется до невозможности или, как говорится, дает лажу.

По факту самого нарушения и отягчающих его обстоятельств возбуждается дело, для чего и составляется гербовый протокол (пролог) с тремя прилагаемыми разноцветными гербовыми вкладышами (слогами) из твердого глянцевого картона, на которых особая комиссия из трех имперских чиновников высокого ранга (так называемая закладная тройка), кратко резюмируя изложенные в протоколе обстоятельства дела, накладывает безапелляционную резолюцию (эпилог) с мерой пресечения (логос), подлежащей безотлагательному применению (улаживание). Важно отметить, что первый вкладыш (красный) отправляется в Главное Представительство Ублажения для вкладывания в личное дело облажавшегося нарушителя, второй (желтый) поступает в Канцелярию Гипотетического Благорасположения, а третий (полосатый черно-желтый) выдается облажавшемуся нарушителю в момент оглашения меры пресечения, то есть за три минуты до ее применения.

Сам факт вручения вкладыша означает автоматический перевод преисполненного раскаяния нарушителя в другую категорию граждан: отныне, но, как правило, ненадолго, он становится лажовым. Существует неписаное правило, которое не нарушает ни один лажовый (а ведь ритуальная процедура остается неизменной на протяжении нескольких веков): ровно за две минуты до применения меры пресечения, стоя под развевающимся державно-имперским стягом в ожидании заключительных звуков державно-имперского гимна, в непосредственной близости от хранителей, облеченных доверием — страшно подумать — самого благодателя («молчи, память, молчи!») — лажовый раздевается догола и съедает свой вкладыш...

На этой крайней мере его прискорбная участь завершается.

По крайней мере на этом участке его пути.

Если меры пресечения бесконечно многообразны, ибо видоизменяются в зависимости от места и времени, продолжительности и интенсивности, а также характера и сопутствующих условий применения, то количество самих средств, или, как иногда говорят, инструментов пресечения, крайне ограничено. Почему меры могут варьироваться (перелог), заменяться (подлог), складываться в бесконечные комбинации (т. н. перемена мест слагаемых) и становиться сложными по совокупности, а сами средства применения этих мер пребывают на удивление и неизменно одномерными и однозначными? Чем объясняется такая парадоксальная ситуация? Чем руководствуется уложение, ограничивая пресекающий инструментарий, или, другими словами, инвентарь мер, умаляя его значение и роль и, как шутливо выразился один из закладных чиновников, «низводя склад до простого приклада»?

Чем?

Ничем.

Уложение является неистощимым кладезем знаний, но было бы наивным полагать, что эти знания легкодоступны. Разумеется, каждый гражданин понимает, что бессмысленно стремиться к постижению как всего механизма уложения в целом, так и какой-либо его части в отдельности, если объяснению с трудом поддаются мелкие элементы и крохотные детали. Гипотетический читатель (хотя читатели, читавшие уложение в подлиннике, а не подложнике, встречаются крайне редко) может лишь попытаться выяснить некоторые аспекты некоторых вопросов, касающихся некоторых правил, определяющих некоторые действия и предписывающих некоторые меры пресечения. Например, в каких случаях применяющие меру пресечения декламируют торжественную эклогу «Не сталевары мы», а в каких аполог «Не плотники»? Почему препровождение в места происходит то в музыкальном, то в танцевальном сопровождении при ослепительном свете прожекторов (чаще всего днем), а иногда в кромешном мраке и при полной тишине (чаще всего ночью), если не принимать во внимание мигание маленьких зеленых лампочек вдали и неистовое завывание местного борея? Что означает «бью об заклад» в устах дежурного державного персонала и «под лежачий камень моча не течет» в устах препровожденных и увлажненных нарушителей? Чем руководствуется администрация, разрешая в одних случаях хужеложство, а в других — лучшеложство? Какой пролежень считается легитимным? За какие заслуги некоторым ложовым накануне пресечения выдают раскладушки с рекламой гигиенических прокладок? Кому разрешается читать свой вкладыш вслух, но только по складам, а кому предоставляется право оплачивать меру пресечения в складчину? Какие расходы чиновника считаются накладными (на что они накладываются)? Как выбирается репертуар для камерного и карцерного хора, кем слагаются эклоги и апологи, кто выкрикивает слоганы, кому и из чьих волос делают укладку-перманент, где возлагаются ленты и венки, когда на голые лаги укладывают штабелями пресеченных ложовых, кто включает маленькие зеленые лампочки вдали и кто дует местным бореем? Где былинное Беловодье? Где Рифейские горы? Для кого и почему ты отродье? Как быть и избыть рутенийскую скорбь?

Разумеется, мы не даем ответы на эти вопросы, а лишь подстегиваем любопытство гипотетического читателя; при известной пытливости он может искать ответы, верить в их существование и даже надеяться на их правильность. Но он ни в коем случае не должен забывать, что поиски ответа следует начинать с происков вопроса. Именно здесь, в гипотетическом понимании вопроса, заложена гипотетическая правильность гипотетического ответа. Принимая это во внимание, мы излагаем просто и доступно, дабы не утомить гипотетического читателя и не ввести его в заблуждение. Мы не углубляемся в детали, мы не останавливаемся на мелочах и тонкостях (как шутливо бы выразился один из закладных чиновников: «нам подавай крупности, да толстости»). Мы пытаемся дать краткое и ясное переложение основной идеи уложения и по возможности избежать излишней техничности, другими словами, неуместной логомахии или даже логореи. В нашем изложении мы полагаемся на логику и здравый смысл. Излагаем просто, хотя и не отказываем себе в удовольствии затрагивать морфологическую и фонетическую вариативность некоторых ключевых терминов.

Что на это может нам возразить гипотетический читатель?

То, что, учитывая тему изложения, полагаться на логику и здравый смысл бесполезно?

Ну-ну.

Где он, этот умник? Кто его знает.

Может быть, сидит сейчас где-нибудь и клеит картонные коробочки, развивая моторику мелкую, или валит лес, развивая моторику крупную...

А, может, лежит где-нибудь на продавленном диване с раскрытым польдевским трактатом «Краткий курс у-вэй» в руках и испытывает скорбное бесчувствие. Кто его знает. Да и есть ли он вообще, этот гипотетический читатель?

Разумеется, при некоей пытливости ума гипотетический читатель — если он все же где-то есть — может заметить, что сегодня, применительно к нашему непростому времени и сложному положению, в данных временных складках и граничных пределах, изложенная нами картина является несколько утопической, идеализированной, то есть возможной в принципе, в сослагательном наклонении, то есть при выполнении определенных условий. Гипотетический читатель может отнестись к изложенным фактам легкомысленно; свести их к идее пусть не новой, но в понятийном смысле голой и отвлеченной, поскольку существующей лишь теоретически. А также отмести всякие сравнения с другими идеями, далеко не новыми, но уже осуществленными практически. А мы ему — раз он все равно гипотетический — ответим следующее: абсолютно новых идей не бывает, как не бывает ни абсолютно новых империй, ни абсолютно новых уложений. Высказанная нами идея может показаться голой лишь легкомысленному читателю; она облечена, облачена и даже обволочена формальными складками времени и пространства (о складках мы уже как-то докладывали, и наш доклад был даже где-то напечатан, но об этом вряд ли кто-то помнит). Она заложена в умах, продумана в уложениях, соответствует укладу и переживается в складчину уже не одним поколением скорбящих и скорбных граждан.

Она обоснована и оправдана Временем (и о хранении времени мы уже как-то докладывали, и наш доклад был даже где-то напечатан, но и об этом вряд ли кто-то помнит).

Поскольку кладущая на все идея определенно осуществлялась в сравнительно недавнем прошлом и все определеннее осуществляется в сравнительно недавнем настоящем, то вполне возможно, что она будет осуществляться и дальше, в не совсем определенном, но все же предсказуемом будущем. А посему мы считаем одновременно своим правом и долгом заявить, что эта идея одновременно имманентна и трансцендентна всем задаткам и придаткам нашей великой державы, что она ей вневременно причастна и присуща, и именно ею, родимой, заложена наша несладкая правда, наша навеки непреложная и

2007 год