Юрий Слезкин. Эра Меркурия: евреи в современном мире / Пер. с англ. С. Ильина. М.: Новое литературное обозрение, 2005. 544 c. Книга написана живым языком и с неизбежным для темы юмором, впрочем, хорошо дозированным; переведена она добросовестно. В ней мы найдем множество интересных цитат, массу любопытных фактов. Словом, чтение небезынтересное, а для юдофила или юдофоба оно должно быть прямо захватывающим.

Следует также отметить, что Слезкин касается столь обширного и разнородного материала, приводит столько самых разнообразных мнений по целому ряду сложных и трудных вопросов, что не только возражения, согласия или уточнения по этим пунктам невозможны, но даже одно их перечисление заняло бы десятки страниц. Причем каждое из этих мнений, обойденное вниманием гипотетического критика, можно представить как ключевое для своей темы.

Поэтому ниже не столько дается критическое обозрение, сколько излагается общее впечатление от прочитанной работы. Уверен, что эта книга получит много самых разнообразных откликов, но сомневаюсь, что она дождется обстоятельного, пункт за пунктом, разбора. Слишком трудоемкое предприятие.

Слезкин начинает свою монографию с тезиса о противостоянии аполлонизма и меркурианства. К аполлонийцам он причисляет оседлые народы, производящие продукты питания на своей территории, которую они, будучи воинами, еще и защищают. Меркурианцами или кочевыми народами он именует тех, кто скитается по лицу земному, занимаясь теми профессиями, которые туземцы считают опасными, позорными или непривычными, — например, денежными операциями, всякого рода посредничеством (торговым или политическим), ремесленничеством, чуждым аполлонийцам, таким как кузнечество, врачевание, ворожба. К этому классу кочевников кроме евреев Слезкин относит, в частности, цыган, армян, индийцев Восточной Африки и ряд других племен. Само собой, много общего он находит и в том, как относятся все аполлонийцы к меркурианцам и наоборот. Первые считают этих бродяг хитрыми, коварными, жадными, вороватыми и трусливыми. Вторые также не остаются в долгу, почитая тех, среди кого им приходится временно жить, глупыми, невежественными и агрессивными. Для того чтобы преуспевать, меркурианцы, естественно, должны обладать гибкостью, находчивостью, предприимчивостью. Им нужно стать необходимыми для аполлонийцев, но зависеть от них как можно меньше. Евреи, согласно Слезкину, преуспели в этом больше остальных кочевников благодаря тому, что сумели обслуживать не только сельских жителей, но и городское население, к тому же тысячелетний опыт расширил круг их профессиональных занятий, и людьми они были книжными, т. е., по выражению Слезкина, были дважды меркурианцами. В ходе исторического развития человечества евреи стремились овладеть всеми знаниями аполлонической Европы, с которой прежде всего и главным образом была связана судьба их скитальчества, и благодаря этому стремлению выжить и самоутвердиться евреи не только не отстали от коренного населения, но во многом превзошли его. Собственно, евреи и стали ускорителями процесса европейской модернизации, а часто даже ее лидерами. Евреи превосходили все европейские народы своим профессионализмом и образованностью, все больше превращаясь в городских жителей, овладевая важными позициями в области торговли, финансов, управления и других сферах. Жажда знаний и хватка утвердила евреев на научном и художественном поприще. Они становятся также влиятельными издателями и журналистами, образуя неотъемлемую часть европейской элиты, и тем самым превращаются в политически значимую силу. С этим автоматически связано их материальное преуспеяние, вызывающее зависть аполлонийцев, пытавшихся ограничить их права и затруднить их продвижение по ступеням власти в своих странах. Но это только изощряло еврейскую находчивость, и тогда в приступах бессильного бешенства аполлонийцы прибегали к погромам, самым чудовищным из которых был, в сущности, холокост. В итоге весь мир к настоящему моменту переменился, делаясь все больше меркурианским, и разрешение пресловутого еврейского вопроса состоит не в противостоянии лидерам на путях прогресса, а к присоединении к ним, поэтому и другие народы сами превращаются в евреев.

Поскольку эта первая часть является понятийным базисом, она заслуживает более подробного разбора. Оппозиция аполлонизма и меркурианства явно навеяна Ницше, который обнаружил борьбу Аполлона и Диониса в греческой культуре. Но есть между двумя авторами фундаментальное отличие. Ницше открыл то, что прочие, завороженные гармонической пластикой эллинов, просто проглядели. Ницше указал на темную оргиастическую стихию, которая скрытно присутствовала в самых светлых проявлениях греческого духа. Эта оппозиция заключалась в реальном культе Диониса, на который как-то мало обращали внимание.

Слезкин же предлагает нам не более чем самодельную маску, которую он тщится напялить на всем известный «нос Свана». Но что под ней скрывается? — Изворотливость, предприимчивость, исключительная работоспособность, ловкость, стремление к власти, богатству и т. д. и т. п. Кто же этого не знал до Слезкина? Так что непонятно, зачем на всем знакомое лицо натягивать заемную личину. Впрочем, к меркурианцам Слезкин относит и другие народы. Конечно, между племенами, скитающимися в чужих краях, можно найти общие черты, но покрыть их одной родовой шапкой совсем не значит объяснить феномен именно еврейского народа, а как раз для того, казалось бы, этот термин и предназначался.

Начнем с того, что термин «кочевой» крайне неудачен по отношению к евреям, которых Слезкин относит к тому же к прирожденным меркурианцам, в отличие от тех, кто стал таковыми в ходе истории (и дело тут не в переводе, так как в оригинале дано соответствующее nomad). Вспомним, что евреи в древности имели довольно сильное государство, которое в их преданиях стало баснословно могущественным. Они, безусловно, принадлежат к древней культуре, значение которой со временем лишь возрастало и не только для самих евреев, но и для христианского мира.

Этот народ Книги, пребывая на земле обетованной, отличался обостренным религиозным сознанием, резко отделявшим его от окружения. Строптивость, непримиримость, нежелание сливаться с другими проявляли себя в этом племени искони. Для римлян, например, эти полунищие евреи были вовсе не преуспевающими меркурианцами, а прежде всего исключительно упрямым, непокорным народом, который следовало подчинить власти Рима самыми жестокими мерами. И вступили евреи в мир христианства не просто чужаками, а презренным и ненавидимым племенем врагов Христовых, да и сами они относились к христианам с такой же ненавистью и презрением. Другими словами, в своем исходном содержании еврейство настолько исключительно, что отождествление его с другими народами не только не убедительно, а просто бессодержательно. Кстати, именно этот древний, исходный пункт практически Слезкиным не затрагивается. Ясно, что автор прагматик и позитивист, допускаю, что и большинство нынешних потомков Израиля таковы, но это не может отменить основополагающую роль религиозного фактора, имевшего в свое время колоссальное значение. Евреи были не среди чужих, а среди врагов, и они не соревновались, а враждовали с могущественными христианскими странами, прибегая ко всем возможным средствам, и коварство не было самым худшим среди них. Евреи не кочевники, возлюбившие волю и бродяжничество, а скитальцы, мечтавшие о возвращении в Иерусалим, искавшие хоть временного пристанища, чтобы преклонить голову. Можно ли вообразить себе пресловутого конокрада, который в приступе отчаяния восклицает: «Господи! За что ты сделал меня цыганом?» Еврей же принимал свое еврейство и как знак избранности, и, часто, как проклятие.

Неубедительно также мнение Слезкина о том, что профессии, которыми занимались меркурианцы, были в пренебрежении у аполлонийцев. И торговля, и денежные операции, самые разнообразные ремесла, включая врачевание и волхование, были обычными среди множества тех народов, которых Слезкин называет аполлонийцами. Общеизвестно, что народы, достигнувшие хотя бы варварского уровня, занимались разнообразным производством и торговлей, не дожидаясь прихода со стороны каких-то меркурианцев. Мало того, именно эти оседлые народы, образовавшие государственность, создали все то, что по Слезкину относится к кочевникам. Разве греки и римляне приглашали к себе евреев, чтобы ковать мечи для покорения мира, разве еврейский гений изваял эти эллинские статуи и воздвиг эти храмы? Может быть, израильские мудрецы наставляли греческих философов и учили их красноречию или той же торговле в регионе Средиземноморья?

Короче говоря, термин «меркурианство» не работает. Впрочем, и для самого Слезкина он оказался довольно бессодержательным. Объясняя преимущества евреев перед другими такими же меркурианцами, он вдруг вынужден называть сынов Авраама дважды меркурианцами. Это по меньшей мере наивно. Меркурианство как понятие оборачивается чистым эвфемизмом, приложение же его исключительно апологетическое. Если французская армия на пожарищах Москвы называла гвардию московскими жидами (гвардейцы, получив от Наполеона привилегию на грабеж, бойко торговали добычей), то лишь потому, что Слезкин запоздал родиться и предложить свой более изящный термин.

Кстати, говоря о Европе, Слезкин отмечает, что в ходе своего становления она все более и более становится меркурианской и сама по себе, и под влиянием евреев. Как при этом объяснить расцвет национализма, который является главным показателем аполлонизма и до сих пор еще остается неоплаченным итогом европейского становления, неведомо. Автору приходится часто манипулировать аполлонизмом и меркурианством, так что апполонийцы все больше меркурианизируются и наоборот (о, ужас!) евреи бельведеризируются.

И вот, в силу ли того, что Европа стала достаточно меркурианской, а еврейские общины в ней аполлонизировались до нужной степени, с середины XIX века еврейское юношество порывает с талмудической затхлостью своих родителей и стремится отождествиться с национальным окружением тех стран, где их настигла судьба. В соперничестве с национализмом и в попытке преодоления издержек самого меркурианства еврейский гений порождает две влиятельные идеологии: марксизм и фрейдизм. России из-за ее безнадежно аполлонийской натуры досталось первое изделие. Америка, продвинутая на стезях Меркурия и страдавшая повышенной отчужденностью личности, отхватила фрейдизм в качестве терапевтического средства сохранения психического равновесия членов общества.

Таким образом, открывается другая и самая обширная тема книги Слезкина: ХХ век, который должен по справедливости называться еврейским. Отмечен он тремя исходами потомков Авраама: иммиграция в США, расселение по городам Советской России и, наконец, создание национального государства евреев и его заселение репатриантами.

Самым счастливым и многообещающим местом паломничества оказалась либеральная Америка, прежде всего потому, что эта страна изначально заселялась пришельцами, среди которых евреи ничем не выделялись. Но опять-таки, будучи меркурианцами в квадрате, евреи преуспели в этой стране гораздо больше, чем прочие, и стали во главе американского общества.

Израиль является, судя по Слезкину, весьма сомнительным предприятием, ибо евреи стали в нем исполнять несвойственную им функцию аполлонийцев, да еще под знаменем самого ретроградного и грубого национализма, от которого прежние служители Аполлона в самой Европе давно отказались.

Пользуясь тем, что в недавнем прошлом евреи были жертвой нацистов, нынешние израильтяне спекулируют сочувствием мирового сообщества к жертвам холокоста, позволяя себе такие вещи, которые не сошли бы с рук ни одному другому государству. Проще говоря, Слезкин упрекает Израиль в скатывании к расизму.

Что до России, то с ней связана особая и, пожалуй, самая яркая часть книги. Она охватывает период с начала ХХ века до развала Советского Союза.

Слезкин начинает с кризиса традиционного быта евреев, живших в полосе оседлости. Уже упомянутая еврейская молодежь, возненавидевшая местечковое сознание своих отцов, отказывается от клановой замкнутости своих предков и входит в гущу великорусской среды. Еврейское юношество страстно возжелало освоить русскую речь и культуру. Россия становится для них землей обетованной. С делом освобождения ее от гнета тирании они связывают свои судьбы. На борьбу их вдохновляет певец свободы Пушкин, ставший для них новым Моисеем. Они с энтузиазмом берутся за революционное просвещение, а когда разразилась революционная гроза, они оказываются среди вождей новой эпохи и безмерно превосходят своим энтузиазмом в деле уничтожения всех пережитков старого режима, как на фронтах гражданской войны, так и в борьбе с внутренней контрреволюцией, все прочие национальные мень шинства России, не говоря уже о косной титульной нации. Перечисли какой-нибудь гой все факты, что приводит Слезкин, он был бы навеки заклеймен как антисемит. Впрочем, это уже случалось. Все ужасы революционной и чекистской деятельности при лидирующей роли еврейства Слезкин подтверждает без всяких околичностей. Подтверждает он ведущую роль этих меркурианцев в дальнейших репрессиях, проводившихся ОГПУ, и в руководстве ГУЛАГом. Еврейское засилье во всех значимых областях политической, хозяйственной и культурной жизни также признается им безоговорочно. Уничтожение классового врага, т. е. самого зажиточного и образованного класса, делает из евреев в силу превосходства их образования над темными рабочекрестьянскими массами самым элитным сословием нового общества. Из чувства интернационального долга они взваливают на себя бремя управления страной и охраны новой социалистической родины, а заодно заботу о ее экономике и просвещении. Они уже давно не считают себя евреями, русский язык и культура становятся их собственностью, сами же они превращаются если не совсем в русских, то уж в абсолютно советских людей. Именно это Слезкин называет еврейской революцией внутри русской, т. е. переход евреев в состояние меркурианских аполлонийцев. В этом деле строительства социализма и продвижения по службе они выделялись все двадцатые и первую половину тридцатых годов. Потом начались некоторые сбои, вызванные чисткой партийных рядов и карательного аппарата. Правда, она не была направлена специально против евреев, но так как их и там и сям было изрядно, это стало их озадачивать. Разразилась война, стали приходить известия о массовом уничтожении еврейского населения, что заставило здешних меркурианцев вспомнить, что они не просто советские люди, но еще и евреи. Впрочем, самый главный человек в стране вряд ли забывал об этом. Когда холокост вызвал усиленную солидаризацию мирового еврейства, к которой присоединились и советские евреи, вождь поставил перед собой вопрос о степени их преданности делу социализма. Война возродила национальное самосознание даже у русских людей. И вместе с возвращением исторической памяти о славном боевом прошлом великороссов страна постепенно, как говорит Слезкин, снова стала превращаться в националистическое государство. Вскоре Сталин разворачивает вполне официальную и бесстыдную антисемитскую травлю, которую из-за смерти не успевает довести до конца. «Дело врачей» закрывают, но латентно антисемитизм сохраняется, выражаясь в бюрократических притеснениях евреев, в отстранении их от управления государством. И хотя роль евреев в научной, культурной, экономической жизни страны остается значительной, романтические отношения между СССР и евреями кончаются. Новое поколение евреев принялось пенять своим родителям, что те родили их в такой стране, где евреям жить невмоготу. Старшие, как выяснялось, сами приложили немалые старания для того, чтоб страна оказалась именно такой. Если отцы не раскаивались в своих аполлонийских заблуждениях, дети их проклинали. Но чаще старики сознавали, что дали маху, что они уже не такие уж и советские. Молодая послевоенная интеллигенция, проникнутая духом оппозиции и представленная в значительной мере еврейским юношеством, сокрушила наконец монструозное советское государство. Правда, эта интеллигенция понесла большие потери как раз среди своего еврейского контингента, который в массовом порядке обращался вновь в меркурианцев и покидал коммунистический рай, так что еврейскую историю в России можно считать завершенной, тем более что и дельных евреев-то в России больше не осталось: так, десяток-другой олигархов, да что они могут, бедные.

Таким образом, главные упования Слезкина связаны с Америкой, ведущей меркурианской державой, и другими либеральными странами Европы.

Там все становятся гибкими, подвижными, одинокими, умными, деловыми и т. п., т. е. меркурианцами, другими словами, евреями, поэтому еврейский вопрос можно считать в основном решенным, а ближайшее будущее вот-вот поставит в этом деле точку.

По правде сказать, книга Слезкина мне представляется во многом провокационной, она своего рода Mein Kampf наоборот. Правде аполлонизма противопоставляется правда меркурианства. Поскольку мир скоро станет полностью меркурианским, то управлять им будут природные меркурианцы, т. е. меркурианцы в квадрате. Этот скандальный вывод Слезкина несомненно будет способствовать разжиганию всяческих страстей и коммерческому успеху книги, но подлинно академическую полемику вызовет едва ли.

Терминологическая маскировка никого не обманет, а провокационная сущность останется. Сущность же эта — в самонадеян ном заявлении: наша взяла, и таков закон истории, т. е. фатум.

Между тем трагическая история взаимоотношений евреев и христиан еще не закончена. Уже заполненные страницы должны вызывать стыд у всех. И неспроста С. Н. Булгаков говорил, что в еврее таится бацилла ненависти ко Христу, в арийце — ненависти к Израилю. Мы должны быть не только деликатны в этом вопросе, но и честны, избегая и обвинений другого, и выгораживания самих себя. Подлость и жестокость были с обеих сторон, а невинные жертвы, которые также принесла и та и другая сторона, ни ту ни другую не оправдывают.

Детерминизм худо-бедно объясняет исторические события, но далеко не всегда дает моральную индульгенцию их участникам.