Исайя Берлин. История свободы. Россия / Предисловие А. Эткинда. М.: Новое литературное обозрение, 2001. 544 c.

Если берлиновская «Европа» в силу исторических обстоятельств явилась отечественному читателю в багровых отблесках взрывающихся нью-йоркских небоскребов, то мистерия его «Истории свободы» разыгрывается в серых, цвета стали и глаз Николая I декорациях путинской эпохи. Опять же, удивительно своевременная книга; но вовсе не потому, что выпущена в серии «Либеральное наследие», да еще и при «поддержке Союза правых сил». Идеология «неоконсерватизма», которой придерживаются (или думают, что придерживаются) деятели СПС, во многом противоречит взглядам сэра Исайи Берлина; прежде всего это касается представлений о русской истории, точнее, об «истории русского освободительного движения»1. Исторический пантеон наших правых населен кем угодно, но не героями Берлина. В «Истории свободы» нет места ни Сперанскому, ни Александру III, ни графу Витте, ни Столыпину, ни тем более Аракчееву. Зато там есть Чернышевский, Добролюбов, Герцен, Лев Толстой. Что же до Петра I, то он аттестуется следующим образом: «начало глубочайшему социальному расколу между образованными слоями и “темным народом” в русской истории положил урон, нанесенный русскому обществу Петром Великим» (с. 9). «Урон» — не меньше. И даже если смягчить термин и перевести не как «урон», а как «удар», то суть от этого не изменится. Берлина занимают вещи, которые в России давно уже никого по-настоящему не волнуют, являясь лишь объектами либо политических, либо эстетических спекуляций: «интеллигенция», «Герцен», «Чернышевский», «социальная справедливость» и прочее. Его вообще не занимает история «русского государства», ей он предпочитает «историю русского общества». Что в общем-то закономерно для человека, который буквально выпестовал свою непревзойденную британскость. Ибо для подданных Соединенного Королевства государство есть продолжение общества, а для подданных московского-петербургского-московского престола общество есть приложение государства. Перефразируя удачное выражение Александра Кайдановского, «государство — это тот бог, на которого неустанно молятся русские». В том числе и члены СПС.

В то же время Берлина не назовешь классическим либералом. Идея социальной справедливости занимает его не меньше идеи свободы. Он постоянно использует такие понятия, как «эксплуатация», «буржуазия», «пролетарии», «товар», — все это выдает в нем человека, внимательно прочитавшего Маркса и оказавшегося не совсем равнодушным к его идеям. От погружения в трясину политэкономического детерминизма его спасает все то же благоприобретенное британское джентльменство. Действительно, не может же воспитанный человек столько бубнить о низкой существенности! По той же причине учение Фрейда не там. История завороженности соотечественников де Местром далека от завершения. Если кому-то скучно читать эту добродетельную (в прямом, а не ироническом смысле) книгу, то виноват не автор, а сам читатель. Последние события отчетливо высветили хрупкие основания, на которых покоится наш (именно: наш!) европейский, западный мир. Да и на самом Западе все меньше европейцев; не по крови, конечно, а по типу сознания. Тем внимательнее, прилежнее следует читать Берлина. И если опровергать, то только прочтя. Идея, которая для наших удивительный «правых», считающих себя «либералами», есть, в лучшем случае, комическое недоразумение. В худшем же — мрачная история грязных посягательств гнусных злоумышленников на сияющие высоты власти....пятнающих идеально отутюженного смокинга члена клуба «Атенеум».

При чтении этой книги неизбежно возникает легкое разочарование. Соотечественник скажет: «Я и так все это знаю». Быть может. Но дело в том, что собрать вместе все (или почти все) объективные известия о российском обществе и литературе последних двух веков вместе — задача сложная и почетная. Старший современник Берлина Витгенштейн определял философию как простое называние (или перечисление). Вот что пишет коллега Витгенштейна Джордж Эдвард Мур: «Он (Витгенштейн) также сказал, что не пытается учить нас каким-то новым фактам, что говорит нам лишь тривиальные вещи — вещи, которые мы уже знаем; но дать краткий обзор (synopsis) этих тривиальностей чрезвычайно сложно, и наш интеллектуальный дискомфорт может быть удален лишь обзором многих тривиальностей; если мы что-то выпустили, то останемся с ощущением неправильности. В этой связи он заявил, что неверно говорить о нашем стремлении к анализу, т. к. в науке анализ воды означает открытие новых фактов, например, что вода состоит из кислорода и водорода. В то время как в философии мы уже в самом начале знаем все необходимые для нас факты». Читатель Исайи Берлина, безусловно, знает «все необходимые факты». Теперь ему предстоит избавиться от интеллектуального дискомфорта.