«Православная Русь».
Церковно-общественный орган.
Основана Братством преподобного Иова Почаевского в 1928 году во Владимировой на Карпатах. №№1(405)–24(428). Russian Holy-Trinity monastery, Jordanville. N. Y.

Будь год 1948-й годом менее тревожным, не таким скудным и неустроенным, — была бы перед нами книжка. Во дни позднейшие годовой комплект«Православной Руси» оформлялся как целостная книга, — такие солидные, изящно изданные тома и по сей день украшают полки библиотек энтузиастов и числятся в каталогах всевозможных «отделов русского зарубежья». Но в1948году всем было не до красивостей. А потому перед нами не книга, а кипа пожелтевших тетрадок по шестнадцать листов А-3, которые приходится вручную разрезать, чтобы иметь возможность нормально перелистывать страницы.

Началось все за двадцать лет до того, в 1928 году, когда светское правительство Чехословакии не без тайного умысла потеснить словацких католических клерикалов дозволило Сербской Православной Церкви вести миссионерскую деятельность в Закарпатье по обращению в православие из греко-католической «унии» тамошних жителей. В Закарпатье жили и живут «русины» — славянская этническая группа, которую то записывают в украинцы, то в словаки, то в поляки, — в зависимости от того, какая власть на дворе, но просвещенная часть которых всегда считала себя «русскими», точнее — «карпатороссами». Потому сербы и пригласили для миссионерской работы руских церковных эмигрантов, находившихся в тот момент в огромном числе в Югославии и подчинявшихся в основном возглавляемому выдающимся богословом митрополитом Антонием (Храповицким) синоду Русской Православной Церкви За границей. Русские монахи прибыли внемалом числе и основали в Ладомирове (оно же — Владимирово) обитель и братство во имя преп. Иова Почаевского, поскольку монахов возглавлял знаменитый до революции на всю Россию архимандрит Почаевской Лавры на Волыни о. Виталий (Максименко). Ладомировское «почаевское» братство быстро стало одним из важнейших центров русского церковного зарубежья, монахи занимались миссионерством, на испытание брали новоначальных иноков, вели огромную издательскую деятельность — типографское послушание было главным в монастыре и стало так привычно, что спустя полвека один из насельников обители архиепископ Нафанаил (Львов) (мы еще не раз встретимся с ним в нашем повествовании) будучи на «покое», не могущий ходить и полуслепой каждый день набирал вручную брошюры с житиями святых для тайной пересылки в Советский Союз.

Там-то ,в Ладомирове, и возникла «Православная Русь».«Первое наименование ее было «Православная Карпатская Русь», а подзаголовок: «Церковно-народный Орган Православного Движения на Карпатской и Пряшевской Руси». Свою миссию проповеди Православия газета и выполняла с 1928 года по 1935-й… К1935 году церковное положение на Карпатской Руси более или менее стабилизировалось, и не было уже необходимости посвящать ему все страницы газеты. Вместе с тем, во всем Зарубежье ощущался явный недостаток в православной церковной газете. И вот «Православная Карпатская Русь», по просьбе большинства своих читателей, расширяет свое название и делается просто «Православной Русью». Под этим названием она существует до декабря 1942 года… Перед самой войной «Православную Русь» за правдивое и решительное отстаивание общерусских церковных интересов запрещают к распространению в Польше и Латвии, а вскоре оба эти государства сами «запрещаются» немцами и большевиками. С 1941 года, несмотря на запреты немцев, «Православная Русь» всеми правдами и неправдами, при помощи русских переводчиков и карпатороссов— словацких солдат, проникает в оккупированные немцами русские области и читается там с огромным интересом… В конце 1942 года «Православная Русь» закрывается словацкой администрацией по требованию немцев. Только через четыре месяца, в апреле 1943, удалось ее снова возобновить, чтобы в августе 1944 опять приостановить ввиду эвакуации Обители…» — так рассказывает редакция о пути газеты в № 1 от 1947года, с которого началось восстановленное издание газеты в Америке, куда перебрался вместе с частью насельников обители отец Виталий (Максименко), ставший к тому моменту архиепископом Восточноамериканским. С того времени и до сего дня «Православная Русь» издается трудами насельников Свято-Троицкого монастыря РПЦЗ в Джорданвилле в штате Нью-Йорк. В1948 году редактором «Православной Руси» является епископ Серафим (Иванов), а его постоянным сотоварищем — епископ Западноевропейский Нафанаил (Львов).Вл.Нафанаил позднее писал, что времена их соредакторства были наиболее интересными в истории газеты, тогда она была живой и боевой, а при следующем редакторе, замечательном философе архимандрите Константине (Зайцеве) она, отражая личность редактора, стала сильно скучнее и отвлеченней, приобрела тон слишком елейный (впрочем, многие из читателей с подобной оценкой не согласились бы). Боевитости и увлекательности газете в те годы и впрямь было не занимать, равно как и интриги — столь редкого и важного для редактора газеты умения, из номера в номер поддерживать читательский интерес, оставляя «повествование» каждого номера незаконченным. «Православная Русь» продолжает ранее начатые темы, постоянно прибегает (а иногда и злоупотребляет, правда— ввиду недостатка места) к публикациям «с продолжением». Именно по этим ключевым сюжетам и удобно рассматривать содержание газеты за год.

Первая и ключевая для церковной эмиграции тех лет тема — тема «ДиПи», эмигрантов новой волны — тех, кто оказался «остарбайтерами-невозвращенцами» или же эвакуировался вслед за отступающей немецкой армией. Только что — в 1946–47 годах отгремели основные битвы вокруг депортаций в СССР по «Ялтинскому соглашению» всех, кто считался советскими гражданами. Высылаемые насильно «предателями-союзниками» не хотели ехать и даже кончали с собой большими группами, после чего глава РПЦЗ митр. Анастасий (Грибановский) (его личности в публикациях «Православной Руси» за 1948 год уделено огромное внимание по случаю полувекового юбилея его священнослужения) пошел на неслыханное решение — разрешил отпевать тех, кто покончил с собой предпочтя смерть высылке в «антихристов» СССР. Священники РПЦЗ самым активным образом помогали ДиПи спастись от высылки, обустраивали лагеря беженцев, организовывали там богослужения. Беженцев старались вывезти из голодной и угрожаемой Советами Европы вСеверную и Южную Америку.

Отзвуки борьбы за спасение ДиПи от высылки можно найти в очерке Е. Нельского (псевдоним еп. Нафанаила) «Как основывались некоторые лагеря» (№ 2, сс. 6–11), в котором автор описывает хитроумные приемы «переписывания» русских в поляков или западных украинцев, обмана союзнических и советских комендатур, сцены эвакуации мнимых «поляков» непосредственно из советского лагеря. Трудно найти более убедительное опровержение того, что кантианское отрицание «лжи во спасение» — доктрина, не созвучная православию, если касается дело отдельных людей, а не принципов веры. Из номера вномер публикуются отчеты о полученных в разных странах визах для ДиПи, о борьбе в конгрессе США за предоставление льготных квот на эмиграцию для русских, призывы жертвовать на помощь ДиПи в обустройстве на новых местах, всевозможные призывы о помощи по частным случаям. Одновременно публикуются всевозможные очерки, заметки и репортажи из «дипишной» жизни (вроде умилительного очерка «Зиночка Дипеева» (№3) о типичной судьбе молодой православной женщины, вывезенной немцами в Германию, в то время как в Советской России остались двое детей). Отдельную заботу и для священников РПЦЗ и для издателей «Православной Руси» составляет церковное окормление ДиПи. С одной стороны, их нужно защищать от всевозможных сектантов, от деятелей самочинной «украинской автокефалии» (весьма неприглядной истории этого учреждения посвящен большой очерк С. Раневского «Украинская Автокефальная Церковь. Липковщина или “самосвятство”» №№ 5–7), от всевозможных протестантских сект, от униатов и католиков восточного обряда, попытавшихся взять в свои руки окормление лагерей в Италии (№1 сс. 15–16). Параллельно церковные публицисты решают и теоретический «вопрос о ДиПи». Одним, вроде Юрия Миролюбова из Бельгии (№ 12), бывшие «советчики»-ДиПи кажутся «безморальным поколением», которое ничего не знает ни о вере, ни о церкви, другим — включая самих редакторов (№ 14) или архимандрита Виталия (Устинова) (до недавнего времени митрополит, глава единой РПЦЗ, ныне глава сторонников «твердой линии» в расколовшейся РПЦЗ) (№22, сс.9–10), ДиПи кажутся самым твердым церковным элементом, нравственно закаленным, лишенным расслабленности старой русской эмиграции, не много знающим о вере, но зато неустанно ищущим веру, причем безошибочным суждением совести выбирающим именно РПЦЗ за ее твердый антикоммунизм.

Вторая центральная для «Православной Руси» тема — это обличение «богоборческого коммунистического режима» и его «прислужницы — Советской орденоносной церкви». Эта тема весьма эмоционально присутствует в каждом номере — именно крайний антикоммунизм, вызванный коммунистическим богоборчеством, и составляет основу церковной идентичности РПЦЗ в эти годы. Компромат на советскую Московскую Патриархию собирается и тщательно комментируется (другое дело — из-за «железного занавеса» информации доходит как никогда мало). То патриарх Алексий I дает интервью французской прессе, где хвалит Сталина (№13), то из Египта вышлют настоятеля советской церкви, оказавшегося шпионом (№10), то Московская Патриархия опубликует «зачищенную» службу в «День всех святых в земле Российской просиявших», написанную в 1918 году, откуда изъяты все упоминания мучеников за веру — и новых, пострадавших от большевиков, и св. Иосифа Астраханского, убитого разинцами, и даже древних… Изъяты и упоминания о святых, прославившихся в Смутное время XVII века, слишком похожее на революционные годы. «Трудно придумать более яркое свидетельство полного отречения властителей несчастной официальной орденоносной Советской церкви от главной церковной славы, память о которой особенно необходима ныне — от мученичества… Ни единым словом не может поработившаяся несчастная церковная власть сказать о муках, переживаемых народом, и в самой службе церковной должна лепетать о том, что “жить стало легче, жить стало веселей, как сказал товарищ Сталин”. Можно ли довести церковь до более глубокого падения, до большего унижения?», — сурово резюмирует автор заметки свои впечатления от нового издания церковной службы (№ 15, сс. 9–10). Особенно пристрастно разбирается неудача торжественного совещания глав поместных православных церквей по случаю «500-летия автокефалии Русской Церкви», на котором Московской Патриархии так и не удалось стать церковным лидером всего православного мира. Газета обращается к итогам и обстановке этого совещания неоднократно, подмечая все новые и новые свидетельства его провала.

 «Советской орденоносной церкви», которую некоторые из авторов даже открыто называют «безблагодатной» (№ 17–19, статья проф.Ивана Андреева «Благодатна ли Советская церковь?»), противопоставляется потаенная, катакомбная церковь в СССР, на существовании и широчайшем распространении которой «Православная Русь» энергично настаивает перед лицом «просоветских» скептиков (как раз в этом году дотоле необоснованный скептицизм начал становиться более обоснованным — советские власти начали чудовищную по размаху кампанию выявления и истребления «тайноцерковников», но за границей об этом ничего не знали). Огромный интерес вызывают «живые голоса оттуда» — воспоминания и записки оказавшихся среди ДиПи катакомбников, приносящих яркие, хотя порой и противоречивые сведения о численности и устройстве катакомбной церкви (см. «Очерки катакомбной церкви» в № 3, в которых делается утверждение о слиянии катакомбников в подполье со старообрядцами, и «Живое свидетельство о катакомбной церкви» в № 5). Особенный интерес вызывают очерки из «соловецкой» жизни и публицистические работы проф. Ивана Андреева, многолетнего прихожанина катакомб, отбывшего срок в Соловецком лагере за организацию религиозно-философского кружка в Ленинграде, придерживавшегося непримиримой по отношению к«сергианству» позиции митр. Петроградского Иосифа (по делу этого кружка был осужден и его активный участник будущий академик Д.С. Лихачев).

Соловецкие очерки Андреева «Катакомбные богослужения в соловецком концлагере» (№ 12), «Православный еврей-исповедник» (№ 23) и его публицистические историософские статьи «Не на живот, а на смерть. (Христианство и большевизм)» (№№ 10–11), «Святой князь Владимир и судьба России» (№13) — (в этой статье, кажется, впервые в«зарубежнической» идеологии появляется образ «второго крещения Руси» — нового обращения России к Православию, чаемого православными традиционалистами) — это одни из лучших публикаций в «Православной Руси» за 1948 год. В первом рассказе описывается драматическое положение, в котором оказываются православные лагерные врачи, когда начальство требует от них не освобождать в этот день от работы заключенных, чтобы те не пошли на тайную пасхальную службу, а врачи хотят освободить как можно больше народу. Выход предлагает старый фельдшер — нагружать работой урок, даже легкобольных, а православных и верующих освобождать всех. Врачи так и поступают, но потом все-таки совесть мучит их, надо было в этот день освободить всех, не разбирая. Второй рассказ— о самоотверженном православном фельдшере, еврее, через толстовство пришедшем к православию и не щадящем своего здоровья ради цинготных больных. На таком же уровне по яркости стоят публиковавшиеся почти в каждом номере статьи епископа Нафанаила, разъясняющие основы православного мировоззрения: «Что есть счастье?», «Грех», «Пути Божии и пути сатанинские» и т.д., и художественные повести знаменитого бытописателя православной жизни Ивана Шмелева (в №№ 2–10 впервые опубликовано «Куликово поле» — одно из лучших произведений писателя). Иногда же надежда редакции на скорейшее избавление России от коммунизма приводит к весьма спорным публикациям, вроде рассказа в № 4 «19 июля 1948года» — когда, по утверждению описанного в рассказе мальчика-провидца Гришки, «придет Правитель земли отцов и дедов наших». 19 июля 1948 года прошло, а редакция и не вспомнила, каким не вполне удачным способом поддерживала она искру надежды в православных эмигрантах.

Еще одна большая тема для «Православной Руси» в тот год — это полемика с «Американской митрополией», одним из осколков дореволюционной Русской Церкви — епархией в США, сперва объявившей об автономии, затем вошедшей в РПЦЗ, потом, в1946году на соборе в Кливленде в приливе «советского патриотизма», вызванного Великой Отечественной, признавшей власть Патриарха Алексия I, но вскоре опять объявившей об автономии (с 1971 года существует как получившая автокефалию от РПЦ МП «Православная Церковь в Америке»). Ни один номер «Православной Руси» за 1948 год не обходится без выпадов против Митрополии, обвиняемой и в том, что она предала русское дело, и в том, что духовно поклонилась советскому антихристу, и в том, что епископы Митрополии пошли на Кливлендском соборе на подчинение голосу «большинства» мирян и священников, и в канонической безграмотности и неустойчивости. Регулярно «достается» и самому заметному и активному среди деятелей Митрополии — епископу Иоанну (князю Дмитрию Шаховскому, брату издававшей долгие годы «Русскую мысль» Зинаиды Шаховской) — удивительному человеку, сочетавшему выдающийся дар проповедника и духовного писателя с редким авантюризмом и неустойчивостью позиции, прикрываемой высокопарной риторикой. Особенное возмущение вызывает у авторов «Православной Руси» его утверждение, что никакой катакомбной церкви в России нет, а потому следует «поклониться подвигу патриарха Алексия I», но ни в коем случае не подчиняться ему административно, а блюсти автономию, «зарубежникам» такая позиция представляется лукавством и двоедушием.

Кульминацией противостояния Митрополии и РПЦЗ становится судебный процесс в Лос-Анджелесе по поводу принадлежности Преображенского храма, подробно описанный в №№ 18–22. Корреспонденту «Православной Руси» удается создать интригующее, полное драматизма повествование о судебных перипетиях — с обеих сторон в суде выступают лучшие силы, процесс из частного юридического спора перерастает в принципиальное обсуждение канонического статуса Митрополии, справедливый и вдумчивый судья Викерс пытается разобраться во всех канонических тонкостях, важных для справедливого решения вопроса. Представители Митрополии путаются в показаниях, опровергают сами себя, спорят друг с другом, митрополит Феофил в конце концов сам признает, что отделение от РПЦЗ не было вполне законным, напротив — главный канонический эксперт зарубежников о. Михаил Польский (тоже из бывших соловчан) отвечает на все вопросы четко, вносит полную ясность и поражает судью своими познаниями… Накануне вынесения приговора — новый мрачный поворот— появляется адвокат, представляющий интересы Московской Патриархии, и заявляет ее претензии на храм, но судья не допускает его к участию в процессе. И вот приговор в пользу РПЦЗ, в котором признается каноническая безосновательность претензий Митрополии и содержатся взволнованные заявления ее представителей, что «никакой суд не заставит их подчиниться синоду» (суд, впрочем, этого и не требует).

Нашим обзором даже в малой степени не исчерпывается содержание «Православной Руси» за год 1948-й — там и богословские и апологетические статьи, и художественные рассказы и мемуары, и хроника, и публицистика, и обсуждение эмигрантских проблем. Долго можно было бы цитировать рассказы русских монахинь, оказавшихся в Иерусалиме в эпицентре арабо-израильской войны, рассказы удивительно созвучные сегодняшним печальным событиям на «Святой Земле». Обращают на себя внимание не только большие статьи, но даже мелкие заметки и объявления — в маленькой капле видишь отражение споров целой эпохи.

Довольно скоро времена изменились — «Православная Русь» оказалась в руках новых редакторов — архимандрита Константина (Зайцева) и архиепископа Аверкия (Таушева), замечательных философов и богословов, которых интересовали прежде всего вечные темы и которые сделали издание куда более выверенным, куда более благочестивым и чуждым суеты, но и куда более «выхолощенным» (по крайней мере, с точки зрения светского читателя). Да и времена изменились — пропали и страхи скорой «третьей мировой», и надежды на скорое возвращение в Россию, проблемы обустройства эмигрантов и даже борьбы с коммунистами и их предшественниками отошли на второй план, по сравнению с борьбою за «истинное православие» в полемике со всевозможными либерально-церковными и экуменическими течениями. Но эта была борьба значительно менее яркая внешне. Вместо надежды на грядущую битву и скорое возвращение новые редакторы звали эмигрантов обустраивать Православную Русь прежде всего в своих сердцах и в своей памяти о «минувших днях» — последнем, что осталось нетронутого в растлевающемся и релятивизирующемся мире.