В середине января американская авиация нанесла удар по пакистанской деревушке Дамадола, где, по сведениям ЦРУ, в это время должен был находиться один из руководителей Аль-Каиды, «человек номер два» Айман аз-Завахири. Он был приглашен сюда на обед по случаю мусульманского праздника Ид аль-Адха (пакистанский вариант Курбан-байрама).

Взрыв крылатых ракет унес жизни восемнадцати человек, среди них женщин и детей. Аз-Завахири среди погибших не оказалось. Есть неподтвержденные сведения, что уничтожены несколько ближайших соратников террориста, но вместе с ними и невинные люди, которые не имеют никакого отношения к воинствующим исламистам. По всему Пакистану прокатилась волна протестов. Посол США в Исламабаде был вызван в МИД, где Вашингтону было сделано серьезное предупреждение. Посол высказал соболезнование своего правительства невинно пострадавшим людям и их близким, пообещал оказать материальную помощь родственникам убитых и раненных. И на этом вся история практически закончилась.

Пентагон наносит превентивные удары по территории суверенного государства, когда читает это необходимым для эффективной борьбы с международными террористами. Даже, как это часто бывает, не ставя о нем в известность руководство подвергшейся нападению страны. Так, в частности, было в начале нынешнего века, когда американские «Томагавки» обрушились на кондитерскую фабрику в столице Судана — Хартуме. В ЦРУ немного ошиблись, посчитав, что там создается оружие массового поражения. Так было и перед началом операции «Нерушимая свобода» в Афганистане, когда американцы нанесли ракетный удар по горам Тора-Бора, где в пещерах якобы скрывался главарь Аль-Каиды Усама Бен-Ладен. Но он опять не пострадал. Как и в других подобных случаях.

Не будем сейчас обсуждать: правильно поступает Вашингтон или нет, соответствуют его действия международному праву или нет — это тема другого разговора. Отметим главное: Пентагон заявил о своем праве на привентивные удары в ходе борьбы с международным терроризмом, и он его активно использует. Не придавая никакого значения тому, как отреагирует на это международная общественность («что станет говорить Княгиня Марья Алексевна!»). А точнее, давая понять этой общественности, что «шутить» с ним не стоит — «слова у руководства США и его вооруженных сил никогда не расходятся с делом». Для выполнения своих обещаний у него есть и политическая воля и соответствующая боевая техника.

Сколько ни говори: «халва, халва»

На этом фоне особенно странно выглядят неоднократные заявления министра обороны России Сергея Иванова и начальника Генерального штаба Вооруженных сил страны генерала армии Юрия Балуевского о возможности нанесения Россией превентивного удара по любой точке земного шара, где скрываются террористы. Если они посчитают это необходимым. Ни разу такой возможностью высокопоставленные российские чиновники не воспользовались. Ни тогда, когда утверждали, что в Панкисском ущелье Грузии находятся тренировочные лагеря и базы чеченских террористов и что там даже часто «отдыхает» сам Шамиль Басаев. Ни теперь, когда утверждают, что из Афганистана не прекращается поток наркотиков, а американские и натовские войска ничего не делают, чтобы уничтожить маковые поля и лаборатории, целые заводы по производству героина, выручка от продажи которого в Европу, Россию и другие страны мира идет на подпитку международных террористов. Хотя боевой потенциал российской авиабазы в Канте, как утверждают военные чиновники, вполне достаточен для нанесения ударов по опиумным полям афганских крестьян.

Это не делается, наверное, потому, что нет у российского военного руководства уверенности, что такие удары будут приняты международной общественностью так же спокойно и понимающе, как и американские. Да ибоевые возможности для таких действий у российской армии, несмотря на все широковещательные оптимистические заявления Сергея Иванова, все же, видимо, не столь велики, как требуется. Ни министр, ни начальник Генерального штаба не собираются рисковать, обнаруживая их реальные масштабы в действии. А слова — они и есть слова. Они «море не зажгут».

И все же свое право на превентивные действия глава минобороны России в очередной раз высказал 11 января 2006 года в своей статье «Russia Must Be Strong» («Россия должна быть сильной») на страницах американской газеты «The Wall Street Journal». Дословно это звучит так: «Важнейшей задачей наших вооруженных сил является предотвращение агрессии против России и ее союзников, в том числе с применением ядерного оружия. Именно поэтому мы твердо выступаем сторонниками принципа превентивности, под которым понимаем не только способность наносить удары по группировкам террористов, но и другие действия, имеющие целью предотвращение возникновения угроз до того, когда возникнет необходимость в их нейтрализации. На основе этого принципа в российских Вооруженных Силах сегодня идет глубокая и всесторонняя модернизация, от эффективности которой во многом будет зависеть уровень их боеготовности и боеспособности».

О способности наносить эффективные удары по террористическим группировкам говорить не будем. Несколько последних операций в горах Дагестана, когда против горстки террористов, в 8–10 человек, укрывающихся в пещерах и ведущих оттуда огонь по дорогам и перевалам, показали, что за десять с лишним последних лет непрерывной войны на Северном Кавказе наши силовики так в полной мере и не освоили науку «воевать не числом, а умением». Бандиты и их главари каким-то непонятным способом раз за разом уходят из кольца окружения, а наши военные теряют своих лучших людей. Как минимум, одногодвух убитых в каждом подобном бою и десятки раненных. Попытаемся проанализировать другой «принцип превентивности» вице-премьера и министра обороны Сергея Иванова — «глубокую и масштабную модернизацию наших вооруженных сил».

Можно признать здесь относительный успех только на одном направлении— на сохранении и развитии стратегических сил сдерживания. Причем, на минимально достаточном уровне для гарантированного отражения возможных внешних угроз. На боевое дежурство в Таманской дивизии РВСН в поселке Татищево под Саратовом поставлено пять полков (около полусотни ракет) нового шахтного стратегического ракетного комплекса «Тополь-М» (SS-27 по западной классификации). Есть шансы, что в нынешнем 2006 году на опытно-боевое дежурство в поселке Тейково под городом Иваново, в 54-й гвардейской ракетной дивизии заступит первый комплекс мобильного стратегического ракетного комплекса «Тополь-М» (SS-X-27 по классификации НАТО). А в 2007 году войдет в строй первая атомная подводная лодка проекта 955 класса «Борей» «Юрий Долгорукий» с новым морским стратегическим ракетным комплексом на борту «Булава-30» (SS-NX-30). Это, как утверждают специалисты, действительно грозное оружие, летающее по непредсказуемой траектории, со скоростью существенно превосходящей скорость звука, и способное преодолевать нынешние и перспективные системы противоракетной обороны.

После выполнения условий Договора между США и Россией о сокращении и ограничении стратегических наступательных потенциалов до 1750-2200 ядерных боевых блоков и после снятия с боевого дежурства устаревших ракетных комплексов типа Р-36МУТТХР-36М2 «Воевода» или (SS-18 Satan) и УР-100НУТТТХ (SS-19 Stiletto), а так же выхода из строя наших атомных подводных лодок со стратегическими ракетами на борту класса «Акула», проект 941 и класса «Дельта-3» и «Дельта-4» проект 667БДР и 667БДРМ, они могут стать основой наших стратегических сил сдерживания. И хотя эти ракетные комплексы не помогут России бороться с террористами, от потенциальной внешней агрессии они способны ее надежно защитить.

Правда, больших заслуг в наличии такого оружия в России у министра обороны Сергея Иванова нет. «Тополь-М», шахтного и мобильного типа, начал созда ваться в Московском институте теплотехники еще в девяностые годы, да и первый комплекс SS-27 был поставлен на опытно-боевое дежурство в поселке Татищево в конце 1997 года, когда Сергей Борисович проходил службу во внешней разведке. Решение о переоснащении морских ядерных сил «Булавой» и закладка на стапелях Северодвинского завода атомоходов проекта «Борей» тоже произошла еще до того, как он стал секретарем Совета безопасности, а затем и министром обороны.

Но того, что он не помешал созданию этого оружия, что помог организовать регулярное и полноценное финансирование этих проектов, этого у министра Иванова не отнимешь. Хотя, конечно, глава военного ведомства и вице-премьер не виноват в том, что за последнее время произошел резкий рост цен на продукцию оборонного назначения, и тот же «Тополь-М» вырос в цене за последние два года фактически в три раза. А вместо десяти ракетных комплексов в год мы ставим на боевое дежурство только шесть «Тополей». А в будущем, наверное, если не будут предприняты какие-то радикальные меры по ограничению инфляции и роста дороговизны гособоронзаказа, то сможем и того меньше. Принцип превентивности в сохранении и развитии сил стратегического сдерживания на минимально достаточном уровне, о котором говорит министр, может не сработать.

На одном крыле далеко не улетишь

Не факт, что сработает и другой принцип превентивности в глубокой и масштабной модернизации вооруженных сил, о котором говорил Сергей Иванов в статье, опубликованной 11 января в «The Wall Street Journal». «Создание мобильных сил, где авиационный и, возможно, космический компонент будут решающим фактором успеха». С авиацией у России сегодня очень плохо. Не станем вспоминать летчика майора Валерия Троянова, который имел в прошлом году налет всего 16 часов, и потому заблудился в небе Балтики, вынужден был катапультироваться и направить свой истребитель Су-27 в крестьянское поле суверенного литовского государства, чем вызвал громкий международный скандал. По официальным данным, средний налет российских летчиков сегодня равен 40 часам при норме в 160–180. Но и это не главное.

Член Комитета Государственной думы по обороне генерал-майор авиации Николай Безбородов заявил 7 января информационным агентствам, что «до 90 процента боевых самолетов и вертолетов в России эксплуатируются за счет продления их ресурсов». А износ авиационной техники, по словам парламентария, сейчас составляет более чем 57 процентов. Из них 55 процентов эксплуатируется более 15 лет, 40 процентов — от 5 до 10 лет, и только 20 самолетов — менее пяти лет. Фактически отечественные пилоты летают, как звучит во фронтовой песне «на честном слове и на одном крыле».

Генерал так же отметил, что предельные сроки эксплуатации большинства летательных аппаратов истекают в ближайшие четыре года. До 2009 года из боевого состава ВВС будет выведено 3200 самолетов и 1300 вертолетов. Если учесть, что в прошлом, 2005 году военные получили только 11 истребителей Су-27СМ, а в 2004-м— всего семь, то станет ясно, говорить о создании мобильных сил, опирающихся на авиационный компонент, несерьезно. Скорее, пора уже просто бить в колокола. Перевооружение ВВС такими темпами ставит нашу военную авиацию просто на грань вымирания.

Правда, главнокомандующий ВВС России генерал армии Владимир Михайлов пообещал на январской пресс-конференции, что «основным компонентом ВВС, обеспечивающим региональное сдерживание, будет оставаться фронтовая авиация с ее уникальными боевыми самолетами: истребителями МиГ-31, Су-27, МиГ-29; ударными самолетами: Су-34, Су-24М, Су-25, каждый из которых обладает свойствами, выгодно отличающими их от зарубежных аналогов». Но о темпах поступления подобной модернизированной техники в войска мы уже говорили. При этом не стоит забывать и такой факт, что действительно уникальный фронтовой бомбардировщик Су-34, который в 2006 году, наконец-то, будет принят на вооружение (в единичных экземплярах), совершил свой первый полет еще в 1994 году, и десять с лишним лет авиационое начальство решало, нужен он армии или нет. Похожая история происходит сегодня и с истребителем пятого поколения.

Главком ВВС обещает, что в 2007 году он поднимется в воздух, но в тоже время признает, что денег на создание этого самолета не хватает. А в таком случае, кто может дать гарантию, что он все же взлетит в назначенное время. И если взлетит, то не отстанет по своим тактико-техническим характеристикам от зарубежных аналогов, что называется, навсегда? В США, к примеру, истребитель пятого поколения F-22 Raptor уже летает несколько лет и даже принимал участие в боевых операциях. У нас — его только обещают. Но обещать, как говорят в народе, не значит жениться.

Не простая ситуация в России и с тяжелыми транспортными самолетами, на которых и могут быть переброшены мобильные силы в тот или иной регион страны в случае крайней необходимости. Созданные еще в советские годы Ил-76 уже практически выработали свой технический ресурс, а новые не строятся, так как руководство страны никак не определится, где их делать: по-прежнему в Ташкенте, что растерял свои высококвалифицированные авиастроительные кадры, или в Воронеже, куда для этого придется вложить огромные финансовые ресурсы. И пока идет эта борьба «заинтересованных сторон», самолетов нет и нет. А по мановению волшебной палочки они враз не появляются.

Весной 2005 года на тактические антитеррористические учения на Дальнем Востоке министерство обороны перебрасывало два батальона десантников из европейской части страны практически месяц. Не хватало необходимого числа военно-транспортных самолетов. В «угрожаемый период» такая медлительность и неразворотливость была бы смерти подобна.

Контрактник срочной службы

Не просто обстоят дела и со «вторым», по утверждению министра Иванова, приоритетом развития обычных сил, о котором он говорил в статье «Russia Must Be Strong», — с «созданием подразделений быстрого реагирования в Сухопутных войсках, ВВС, ВМФ и Воздушно-десантных войсках, сформированных из профессионалов, которые составят костяк подразделений, выполняющих конкретные боевые задачи». «Федеральная целевая программа по первоочередному переходу на контракт частей постоянной боевой готовности вооруженных сил», утвержденная правительством России 24 апреля 2003 года, судя по всему, терпит фиаско.

Программа предполагала перевести с 2003 по 2007 год на контрактный принцип комплектования 170 тыс. военнослужащих частей постоянной боевой готовности из морской пехоты, ВДВ, сухопутных войск, а так же пограничных, внутренних и железнодорожных войск, экипажи атомных подводных лодок со стратегическими баллистическими ракетами на борту. Это 87 частей и соединений, из которых 27 расположены в Северо-Кавказском военном округе. Первы ми среди них должны были стать дислоцированные в Чечне 42-я мотострелковая дивизия Сухопутных войск и 46-я бригада внутренних войск МВД. А до начала работы федеральной программы эксперимент по переводу на контрактный принцип комплектования был проведен в 76-й Псковской дивизии ВДВ. И хотя он признан руководством армии и флота удачным, на мой взгляд, эти утверждения представляют собой извечное армейское стремление выдать желаемое за действительное.

В 76-й дивизии только 4,2 процента солдат и сержантов приходится на тех, кто призван в армию из запаса, то есть через военкомат. Остальные — это солдаты срочной службы, прослужившие полгода и подписавшие контракт, как минимум, на три года «профессиональной службы» под давлением своих командиров или согласившись на их уговоры. Многие из них, отслужив положенные по закону два года срочной службы, делают все возможное и невозможное, чтобы уволиться в запас. Почему?

Ответы очевидны. Потому что «профессионалов» не устраивают условия прохождения контрактной службы. Шесть-семь тысяч рублей, которые платят контрактнику в месяц, не компенсируют и не могут компенсировать напряжения, тягот, а так же риска воинского труда. Кроме того, условия жизни профессионалов остаются примерно такими же, как и у солдат срочной службы. «Крышей» им служит казарма, наспех переделанная в общежитие, где в комнате, как минимум, 4–6 жильцов. Рабочий день продолжается от темна до темна. В субботу и воскресенье за пределы части можно выйти только в увольнение. Да и то по разрешению командира. Завести семью, обеспечить ее благоустроенным жильем, достойной денежным содержанием — не получается.

По данным руководителя независимого Центра военного прогнозирования, кандидата военных наук, полковника запаса Анатолия Цыганка, в 76-й дивизии, несмотря на переход на контрактный принцип комплектования, резко ухудшилась ситуация с воинской дисциплиной. Увеличилось количество самовольно оставивших часть, нарушений общественного порядка, особенно пьянства и хулиганства. Даже в ходе боевых действий в составе Объединенной группировки на Северном Кавказе, где платили не 6–7 тыс. в месяц, а полтысячи долларов, почти у трети десантников, как они сами утверждали, «не сложились отношения в коллективе». Не лучше обстоят дела и у профессионалов в других частях и подразделениях российской армии и флота.

Из доклада заместителя министра обороны России, начальника Службы кадровой и воспитательной работы министерства генерала армии Николая Панкова, прочитанного им 1 июля 2005 года на совещании руководящего состава вооруженных сил, следует, что каждое десятое происшествие и преступление в войсках совершенно, так называемыми, контрактниками. «За шесть месяцев 2005 года, заявил генерал, количество преступлений, совершенных солдатами и сержантами, проходящими военную службу по контракту, увеличилось в два раза». Девять человек из них было убито сослуживцами, пятеро погибло из-за нарушений требований безопасности, три покончили жизнь самоубийством, трое утонули, двое расстались с жизнью в ходе дорожно-транспортных происшествий. Преобладающими преступлениями среди профессионалов стали — уклонения от воинской службы, бесчинства по отношению к местному населению, бытовое пьянство. В том числе и «дедовщина», которую руководство армии пообещало искоренить из армейской жизни. В том числе, и за счет создания института контрактной службы.

И низкое денежное содержание — не единственная причина, почему в воинских коллективах, где служат контрактники, складывается такая неблагополуч ная картина с воинской дисциплиной. Другая причина неразрывно связанна с первой. На такой предельно низкий оклад и контрактную службу соглашаются далеко не лучшие представители российского общества, скорее — худшие. Это, в основном, люмпенизированные личности, не сумевшие найти себя в гражданской жизни, неспособные заработать на жизнь своим трудом и гражданской профессией. У военкомата нет выбора. От него требуют план и, если человек подходит к службе в армии по очень заниженным медицинским показателям, его призывают. И никто не несет ответственности за качество «человеческого материала», направленного в войска. Отсюда и драки, пьянство, убийства и прочие преступления.

К нарушениям воинской дисциплины прибегают и бывшие «срочники», которые стараются досрочно уволиться из армии, после полутора лет контрактной службы. По добру — по здорову их в запас не отпускают. И они пускаются во все тяжкие, чтобы только снять с себя «ненавистную» военную форму. Такая ситуация стала одним из побудительных мотивов внесения в Государственную думу поправок к закону о воинской службе о материальной ответственности военнослужащего за досрочное разрывание контракта с министерством обороны. Да и предложение министра Иванова об отказе от ряда существующих сегодня отсрочек от призыва, на мой взгляд, вызвано тем же мотивом. Как и стремление призвать после окончания института в армию поголовно всех выпускников, которые не закончили военную кафедру. И ссылка на то, что это придется призывать в два раза больше юношей, так как срок срочной службы с 2008 года станет в два раза меньше, вместо 24 месяцев только 12, тут, думаю, абсолютно несостоятельна.

Обратимся к элементарной арифметике. Сегодня армия и флот, по официальным данным, составляют миллион сто тысяч человек. Из них около 350 тыс. генералов и офицеров. Около 120 тыс. прапорщиков и женщин-военнослужащих. Солдат и сержантов срочной службы, а это можно подсчитать по указам президен та, раз в полгода объявляющего очередной призыв на срочную службу, около 600 тыс. человек. Если к 2008 году, как заявлено в Федеральной целевой программе перевода частей постоянной боевой готовности на контрактный принцип комплектования, у нас в войсках будет 170 тыс. «профессионалов», а их количество надо довести до 50% «переменного состава», то ежегодно призывать нужно будет чуть меньше 400 тыс. молодых людей. Это только на 100 тыс. больше, чем сегодня. Но отнюдь не в два раза больше, как утверждает министр Иванов.

Следовательно, для того, чтобы компенсировать эту разницу в 100 тыс., нужно не отсрочки отменять, а перевести на контрактный принцип комплектования все части и подразделения МЧС, внутренних войск МВД, погранвойск, пожарные части и другие воинские формирования, которые не входят в состав армии и флота, но где носят погоны, и куда ежегодно отправляют чуть ли не 20–25% призыва. А не отрывать от престарелых родителей-пенсионеров, молодых жен и их грудных детей их опору и надежду — сыновей, мужей и отцов. Тем более, если государство, в лице правительства и социальных органов, не способно компенсировать отсутствие в семье мужчин в течение целого года. Кроме того, не может внятно и аргументировано объяснить, кому и зачем это нужно. Во имя каких «высоких целей».

А, может быть, вице-премьеру и министру обороны пора перестать обманывать себя и общественность страны и признать, что «глубокой и масштабной модернизации вооруженных сил» не происходит, что военная реформа, а так же программа строительства новой армии России срывается из-за неправильно выбранной стратегии и тактики решения этой проблемы. Что современную армию полумерами и за небольшие деньги создать невозможно. Хотя средства на это есть — размеры стабилизационного фонда и стоимость барреля нефти побили все мыслимые рекорды. Не исключено, что в открытом диалоге с гражданским обществом можно найти приемлемый и устраивающий все заинтересованные стороны путь строительства новой российской армии, гаранта независимости и суверенитета России.

Но, увы, военное руководство страны не собирается обсуждать с обществом судьбу и проблемы реформирования вооруженных сил, продолжает настаивать на своем видении путей их развития. А жаль. За этот невозвышающий нас самообман, к сожалению, после 2008 года придется платить очень дорого.